«Мертвых я откопал достаточно». Монолог россиянина, который поехал в турецкий Хатай разбирать завалы — и не смог

В Турции продолжают ликвидировать последствия страшной трагедии. В работах участвуют не только профессиональные спасатели, но и волонтеры из разных стран мира. Наши коллеги из «Фонтанка» публикуют монолог россиянина Кирилла, который пробовал доехать до области Хатай разбирать завалы после землетрясения.

— Это были четвертые сутки после трагедии. В тот день в Хатае в разрушенном доме, где работали наши волонтеры, спасли восемь человек. Я смог выдвинуться только на следующий день, со следующим автобусом. Уже в пути, на полдороге, мне позвонили ребята из района бедствия и с прискорбием сообщили, что в шестнадцатиэтажном здании, которое они расчищают, увы, живых нет. Оно просто сложилось как конструктор. Живых не показали ни тепловизоры, ни тахографы, ни другие приборы. Объективно. Там все мертвы. Сколько конкретно жертв только в том здании, где предстоит работа, неизвестно. Женщины, мужчины, старики, дети.

Я поисковик военной археологии со стажем. Мертвых я за свою жизнь откопал достаточно. В сложившейся ситуации я искренне верил и хотел откопать еще живых людей. Увы, время было упущено. Я смог признаться самому себе, что морально готов ко многим сложностям на этом пути, но оказался не готов к одному — вытаскивать тела детей. Еще ужаснее — видеть боль матерей этих детей у разрушенных домов. Всё это осознание пришло вместе с этой новостью. Сложно описать чувства внутри в этот момент. Не то обида на самого себя, не то груз ответственности перед товарищами, которых могу подставить.

Волонтерам и спасателям в масштабах такого бедствия даже при наличии техники требуется огромное количество времени и усилий, чтобы аккуратно расчищать завалы и добираться до живых людей. У многих местных паника, непонимание... Сдают нервы. Слышал, что за сутки до прибытия наших групп кого-то из волонтеров пырнули ножом. Подробностей я не знаю. В том районе были попытки грабежей, мародерства и вооруженные нападения на конвои организованными бандами. Пожалуй, это всё я осознавал и отдавал себе отчет, но оказался морально не готов к новости, которая застала меня на середине дороги: живых нет. Придется вынимать тела, в том числе и детей.

Я просто признался себе, что не смогу. Я просто оказался не готов морально и сошел с автобуса. В местном кафе турки отказались наотрез брать деньги за кофе, а от кафе до соседнего города меня подвезли проезжавшие мимо полицейские. Они видели скорбь на моем лице и просто сочувственно сказали, что понимают. Что не каждый из них смог бы решиться на этот шаг. Им, местным, еще в десять раз больнее видеть всё, что произошло с их соотечественниками, чем нам, волонтерам из других стран. Ну а мы... Мы просто несем груз своей ответственности перед еще живыми людьми. И каждый из нас должен четко осознавать, на что он готов, чтобы не подставить товарищей.

Вернулся в Анталью. Здесь всё так же есть необходимость в помощи. Я и другие русские ребята пакуем и сортируем вместе с турками гуманитарную помощь. Но и здесь мне больнее всего видеть и паковать на сортировке детские маленькие ботиночки и сандалии. Некоторые из них немного поношенные: турки и добровольцы несли в гуманитарку даже последнее, что у них есть.

Всё же мне здесь проще, чем моим товарищам, оставшимся в Хатае. Они скупо и безэмоционально звонят и сообщают количество жертв с одного или другого этажа разрушенного здания, в котором они работают все эти дни. Условия работы там правда тяжелые — страшный запах и сама атмосфера. Я искренне горжусь ребятами. Они делают самую сложную работу. И скоро им потребуется смена. Думаю, дня через три.

Многие русские, желающие помочь, пишут в чатах, спрашивают. Я стараюсь их подготовить и рассказываю, что их ждет впереди, если они примут решение отправиться в зону ЧС. Еще сегодня у нас появилась женщина-психолог, которая создала отдельный канал и дала свои контакты. Она не может ехать на место физически, но в той же Анталье абсолютно бесплатно искренне готова помогать справиться с психологической нагрузкой нашим волонтерам удаленно или по прибытии из районов работ.

Участие русских во всем этом много значит для турок. Они видят это. Они ценят это. Они понимают нас. А мы делим с ними их скорбь и боль. Сколько продлятся все работы и помощь добровольцев, на сегодняшний момент не ясно.