«Пуля пробила щеку и вышла насквозь». Уральский спецназовец — про штурм под Новый год и гибель товарища

Александр Зимич родился в селе Новоселово Таборинского района Свердловской области. В 1989 году, после службы в армии, он попал в Луганск, родной город его жены, где окончил школу милиции и был приглашен в только создававшееся специальное подразделение «Беркут».

Публикуем его воспоминания о том, как формировался отряд, и о боевом крещении — штурме дома с засевшей вооруженной бандой в ночь на 30 декабря 1994 года, при котором погиб его боевой товарищ.

— Подразделение «Беркут» формировалось на территории всей Украины в те годы, — вспоминает Александр. — В каждом областном городе — свое подразделение. Город Луганск очень спортивный был всегда. Редко увидишь курящего человека, спортзалы были переполнены. Модно было заниматься карате и другими восточными единоборствами. Нас набрали около ста человек из числа спортсменов. Первое время мы даже не знали, что это будет за подразделение и какие функции будет выполнять.

По словам Александра, тренировки проводились каждый день, но самым утомительным в этой работе были даже не физические нагрузки или огневая подготовка, а ожидание перед выполнением операции, потому что все ждут, когда примут решение на штурм и обезвреживание какой-то группировки.

Сам Александр имел третий разряд по вольной борьбе. В «Беркуте» ему пришлось освоить и другие навыки.

— Помимо обычных тренировок, у нас были также прыжки с парашютом, работа со взрывчаткой, подводное плавание. Сдавали зачеты, — вспоминает наш собеседник. — Акцент был на слаженности коллектива, физической и огневой подготовке. Задачи отрабатывали следующие: освобождение заложников, задержание особо опасных преступников и вооруженных бандитов.

Первым командиром луганского «Беркута» был Николай Николаевич Огиенко.

— Это очень хороший человек. Он много времени уделял тренировкам, — вспоминает Александр. — Всегда во всех операциях принимал с нами участие. Сейчас он генерал на пенсии. Я был во втором взводе, у меня командиром взвода был майор Яковенко Михаил Игнатьевич. К сожалению, погиб во время операции. В его честь потом назвали улицу в Луганске.

В первый серьезный бой отряду Александра пришлось вступить уже в конце 1994 года — зимой, незадолго до Нового года.

— Никто не думал, что мы столкнемся с такой вооруженной группировкой, — вспоминает уралец.

Банда Владимира Вакуленко (Вакулы) состояла из матерых убийц. Они занимались рэкетом, или, говоря простыми словами, собирали дань с коммерсантов. Отказывающихся платить убивали на месте, также не брезговали и заказными убийствами. Правой рукой Вакулы был Анатолий Бондаренко, бывший десантник. Он ввел в банде армейскую дисциплину и быстро возвысился до звания главного боевика, снискав прозвище Генерал.

— Они в основном деньги собирали с разных фермеров и предпринимателей, — вспоминает Александр. — Тогда это было модно. У них были связи с заграницей. Вооружение было импортное и очень серьезное — и автоматы, и пистолеты, плюс наши автоматы Калашникова и гранаты. Они называли себя неофашистами. Считали, что это придает им благородства. По сути, взяли себе эту идеологию для оправдания жестокости. Мы впервые тогда столкнулись с этим, но нас никто не слушал, потому что родители этих неофашистов, как они сами себя называли, были высокопоставленными лицами. На этой группировке было несколько убийств.

Спецподразделение «Сокол», которое работало в паре с «Беркутом» и корректировало его действия, выследило Бондаренко. Вечером 30 декабря 1994 года отряд «Беркута» выехал в село Давыдо-Никольское Краснодонского района Луганской области.

— Зима там теплее, чем у нас на Урале, где-то ноль градусов, — рассказал экс-беркутовец. — С 00:00 и до трех утра мы проверили четыре дома и шли к пятому. Нам уже не верилось, что там кто-то есть. Думали, что всё: сейчас проверяем последний дом — и назад, едем отдыхать. Подошли к дому, окружили его, а они уже были готовы и первыми открыли огонь...

Анализируя бой много лет спустя, Александр приходит к выводу, что их отряд кто-то сдал.

— Я не думаю, что они нас услышали. Их явно кто-то предупредил, — говорит он. — Какие-то наблюдатели из их круга рассказали, что посторонние машины в селе, люди и так далее. Могли на постах ГАИ предупредить или где-то еще. У них была хорошая конспирация. Оружие было спрятано в разных домах, но сама группа находилась в пятом доме, в который мы шли.

Командир группы захвата постучал в дверь. Зажегся свет. Мужской голос спросил: «Кто там?» Майор ответил: «Свои». Дверь открылась, первая штурмовая группа зашла внутрь и попала в засаду. Бандиты ждали их за дверью и расстреляли из пистолетов и автоматов.

— В первой штурмовой группе у нас были Михаил Яковенко, Николай Огиенко и еще несколько человек, — вспоминает Александр. — Все они сразу получили ранения. Огиенко был ранен в лицо, пуля из пистолета пробила ему щеку и вышла насквозь. А Михаил Игнатьевич получил смертельное ранение в голову. Это была первая наша серьезная операция, боевое крещение, и мы не ожидали такого сопротивления. По тем временам у нас не было нормальной защиты, не было штурмового бронещита, нормальных шлемов. Впоследствии, конечно, были сделаны выводы.

Бой продолжался два часа, с обеих сторон были раненые. Истекающий кровью Николай Огиенко продолжил сражаться. Бандиты, их было четверо, оказывали отчаянное сопротивление и отказывались сдаваться.

— Я лично вступал с ними в переговоры, предлагал сдаться, — вспоминает бывший беркутовец. — Мы гарантировали им жизнь, но они в ответ кричали, что не верят. Было слышно по стонам и переползаниям внутри, что среди них есть раненые, в том числе тяжелые. Тем не менее они продолжали вести огонь и выбрасывать гранаты. Желание у меня было только одно — побыстрее всё закончить.

По словам Александра, в момент боя мозг начинает работать по-другому. Какие-то чувства исчезают, а какие-то, наоборот, усиливаются.

— Теряешь жалость, чувства, с которыми ты жил всю жизнь. Потом они, конечно, возвращаются. В момент боя чувства обостряются, своих выстрелов ты не слышишь вообще. Автомат как игрушечный. Некоторые процессы замедляются, чтобы ты осознал это. Например, перезарядка оружия. Звук гранаты слышишь очень приглушенно. У тебя мозг отбрасывает этот звук, но зато ты слышишь, как человек хрипит в доме, и анализируешь его повреждения: опасен он или неопасен. Слышишь, как он в пластиковый магазин загоняет патроны. Мозг у тебя даже считает, сколько штук. Как он примыкает [магазин]. Слышишь все эти звуки механизмов, хотя не должен их слышать, потому что на тебе шлем, поролон. В разгар боя у меня кончились патроны, я крикнул приятелю, чтобы он мне бросил магазин. В доме тоже это услышали и приготовились.

— Могло быть хуже, они кидали гранаты серьезно. Товарищ на бок лег и стреляет, уже головой в доме. Я продолжаю стрелять в проем. Слышу тяжелый звук — граната выкатывается в 70 сантиметрах от его головы. Предупреждать времени просто нет. Я автомат закидываю на ремень, беру его за ботинки и молча дергаю на себя, параллельно сшибаю на землю заднего, а сам голову прижимаю к груди. Она как долбанет. Дырку в деревянном полу пробила сразу, — вспоминает Александр.

Дом сначала был плотно окружен. Чтобы снизить огневое сопротивление противника и избежать потерь, спецназовцы приняли решение дать бандитам «ложный отход» и отработать их на преследование.

— Когда человек понимает, что ему некуда уйти, он будет отчаянно сопротивляться до конца. Мы решили дать им так называемый «ложный отход». Это получилось. У них ушел Владимир Соколов. Ему было года 24, но, несмотря на его молодость, на его счету было уже более трех убийств. Он просто стрелял в голову тем, кто отказывался платить дань. Соколов ушел в темноту, мы его не стали преследовать. Он на отходе дал длинную очередь из автомата Калашникова — пули перебивали веревки, провода... У одного парня пуля попала в кабель от радиостанции, прошла в нем сантиметров 10 и вышла в сторону, кабель раздуло. Во время боя ничего не чувствуешь, а потом смотришь — у тебя осколки гранат в бронежилете. Новый год мы, кажется, тогда так и не отметили, хоронили друга, — рассказал уралец.

Бондаренко также удалось скрыться, возможно, еще до начала боя. Имея опыт работы егерем, он почти полгода прятался в землянке в лесах на русско-украинской границе, но потом был застрелен своим подчиненным. Одного выжившего бандита с простреленными ногами, Вячеслава Пугача, потом судили и приговорили к расстрелу за убийство милиционера. У «Беркута» один был убит и трое ранено. Что касается сбежавшего Соколова, то его через некоторое время нашли. При попытке проверить документы он ранил из пистолета полицейского. На его захват также пошла группа Александра Зимича.

— Нам в феврале сообщили о его местонахождении оперативники из подразделения «Сокол». Район — частный сектор в Каменнобродском районе. Выехали туда, время суток — день. Только мы подъехали к дому, и в этот же момент он выходит с заложником — держал его за рукав одежды. А в другой руке граната.

— Его окружили, заняли позицию с колена, чтобы в случае взрыва не получить осколками. Снайпер тогда не смог сработать: или не было необходимого расстояния, или он вел себя беспокойно — вертелся. Не приняли такого решения. И тогда Николай Огиенко ему сказал: «Давай я подойду, поговорим». Положил автомат, пистолет, даже шлем снял, но остался в бронежилете. Подошел к нему: «Где кольцо? Давай гранату зачекуем, и никто тебя трогать не будет». Соколов отказался. Сказал: «Я вам не верю, никогда я вам живым не сдамся», — и всё такое. Попросил принести ему водку. Но когда ее понесли, то Николай Николаевич меня попросил ему сзади за ремень мой пистолет ПМ всунуть с патроном в патроннике, уже готовый к выстрелу. Что я и сделал, — вспоминает Александр.

Соколов этого не заметил. Чтобы преступник расслабился и потерял бдительность, Николай Огиенко даже выпил с ним водки (этого требовала оперативная обстановка) и продолжал говорить с ним. Соколов не отпускал заложника, требовал машину и пути отхода.

— Мы уже подогнали ему машину, наш беркутовский уазик с мигалками. В этот момент Николай Николаевич его отвлек, чтобы тот обернулся в другую сторону на постороннего человека, который там проходил. Он сначала ему говорит: «Видишь у меня шрам на лице? Это же ты стрелял, я ведь тебя помню. Ты же меня хотел убить, ладно я успел немного голову убрать». Тот задумался. Потом Огиенко сказал, глядя в сторону: «Смотри, это же твой товарищ, наверное, идет тебя выручать». А там шел обычный прохожий.

Раздался взрыв, но пострадала только машина «Беркута» — загорелась. Все выжили.

Вскоре вся банда Вакуленко была полностью уничтожена, а сам он предстал перед судом. Александр Зимич еще какое-то время служил в «Беркуте», потом его жена умерла. На тот момент он уже был с ней в разводе. Он забрал на воспитание четырехлетнюю дочку и перевелся в Екатеринбург, в ОМОН. Больше он так и не женился.

— Я здесь, в Екатеринбурге, немного поработал, успел побороться с организованной преступностью в 90-е, даже медали какие-то получил за отличия по службе. Потом ушел из милиции, не получалось с нашим графиком одному дочь растить. Сейчас она уже взрослая, живет отдельно, а я один с котом, работаю в сфере безопасности. Друзья зовут постоянно на день «Беркута», присылают видео, как отмечают его в Луганске, приглашают, но сейчас такая ситуация — оттуда мужчин не выпускают, туда не запускают. Когда в 2014 году я видел события на майдане, то узнавал многих товарищей даже в масках. Переживал за них, — вспоминает экс-беркутовец.

Ранее мы публиковали воспоминания Героя России из Екатеринбурга о Чеченской войне. А еще почитайте, как уральский десантник помог захватить неприступную крепость в Афганистане и про прапорщика из Свердловской области, который ремонтировал машины под огнем чеченских бандитов.