Врач-доброволец внезапно вернулся из Донбасса в Екатеринбург с боевым заданием

В Екатеринбург неожиданно вернулся врач, который уехал добровольцем на территорию спецоперации. С марта Станислав Киселев, анестезиолог-реаниматолог Центра медицины катастроф провел на фронте в общей сложности пять месяцев (не считая вынужденный больничный). Теперь медик снова готовится к командировке и набирает единомышленников. Мы пообщались со Станиславом о том, что сейчас происходит в Донбассе, как регион встретил референдум и что добровольцы думают о частичной мобилизации.

— Вы очень неожиданно вернулись в Екатеринбург. Для чего?

— Наш отряд сейчас находится на переформировании, ждем пополнения техникой и людьми. Наши командиры трепетно относятся к личному составу, и когда есть возможность отпустить кого-то к родным, делают это. Так что я в краткосрочном отпуске с боевым заданием.

— Как вас встретили родные?

— Когда я выехал из Белгорода, позвонил родителям, они сразу двинулись мне навстечу из Саратова. Мы встретились и уже втроем ехали сюда. В пути замечательно пообщались, мама давно не получала столько времени на общение со мной. Уже здесь и сестра, и друзья — все собрались. Жарили шашлыки, общались. Родным всё это интересно.

— Как часто удается пообщаться с родителями и друзьями на службе?

— По-разному. Был момент, когда я месяц не выходил на связь. Очень хотелось, но не было возможности связаться. В лесу связи нет.

— Во время отпуска вы ищете на фронт единомышленников. Подойдет любой медик или нужны определенные специальности?

— Мне надо собрать медиков, готовых поехать со мной, требуется три человека. Мне нужен младший медперсонал либо врачи, которые проходили путь скорой помощи или медицины катастроф (их специфика близка к тому, что видит там полевой медик). Нужны те, кто умеет работать с кровью и тяжелыми травмами вне больницы: на земле либо в машине. Стационарному врачу здесь будет значительно тяжелее перестроиться.

— Чем приходится заниматься военным врачам?

— Моя задача — догоспитальный этап: с момента оказания первой помощи до эвакуации в госпиталь. Остановка кровотечений, стабилизация пациента в машине, на земле, в блиндаже. Часто бывает, что сразу к эвакуации приступить не получается, например, продолжаются обстрелы — на поле могут появиться новые раненые. Бывает, что до ближайшего госпиталя 40 км по бездорожью. Иногда помощь нужна срочно, и мне кажется, что первичный приемно-сортировочный пункт, куда свозят пострадавших и раненых, должен быть от линии фронта максимум в пяти километрах. Стационарные условия можно сделать в палатках и оказывать там первую помощь.

— Эвакуируют ли в больницу противников?

— Мне не приходилось быть в такой ситуации, но если бы пришлось, я бы это сделал, не задумываясь. Я бы увез человека и сделал бы всё возможное, чтоб ему оказали полноценную медпомощь. Да, пусть под конвоем, пусть он будет арестован, но помощь оказать необходимо.

— После доставки в госпиталь ваша помощь не нужна?

— Иногда приходится поработать и там — в госпиталях рук не хватает. Мне доводилось к операционному столу вставать, помогать как анестезиологу. Я с радостью вспоминал, что есть аппараты искусственной вентиляции легких и другое оборудование, которое мы в полях применять, к сожалению, не можем.

— В telegram-каналах появляются жуткие кадры — как на полях лежат десятки погибших. Есть ли проблемы с эвакуацией?

— Если пострадавшему срочно надо в госпиталь, то он отправляется на машине с сопровождающим. В крайний раз мы в двух уазиках везли в госпиталь сразу 15 раненых. Если пострадавшему нужна более квалифицированная медицинская помощь, то в течение 10–12 часов их эвакуируют в Россию вертолетами. Пишут, что трупами усеяна вся земля — но я не видел такого. Да, к сожалению, у нас были без вести пропавшие с боевых позиций, но что с ними случилось, я не знаю.

— Чем лечат в полях? Хватает ли вам медикаментов?

— Медикаментов достаточно, они поставляются. В период осени есть некоторый дефицит противовирусных, но сейчас я обратно поеду, с собой возьму. Острой нехватки нет. Естественно, перевязочный материал расходуется значительно быстрее, еще обезболивающие таблетки: кетарол, ибупрофен, анальгин — это всё разлетается. У людей и зубы болят, и голова. Прошлые ранения дают о себе знать, остеохондроз, грыжи, защемления позвоночника. Бывает, что переночуешь на земле и наутро схватывает почки. Приходится боль на месте купировать, так что обезболивающие там горстями едят.

Подготовка — минимум три недели

— На фронте понимали, что будет мобилизация?

— Я догадывался. Это было мое субъективное мнение или чутье. Или здравый смысл. Но к этому всё шло. Я узнал о том, что началась мобилизация, от родственников, по телефону. Несколько моих товарищей попали под мобилизацию, никто из них категорически против этого не был. Они взяли повестки, пришли в военкомат.

— Могут ли мобилизованных сразу отправить в зону военных действий?

— В начале идет подготовка, минимум три недели. Этого срока достаточно, чтобы оценить способности человека. Резервисты с оружием должны уметь обращаться. Не умеют — научат. Но такого нет, чтобы выдали ружье, каску — и вперед. Я не видел. Сейчас на линии соприкосновения те, кто пришел туда добровольно.

— А что с теми, кто, несмотря на службу, толком не умеет стрелять?

— Для тех, кто совершенно не способен держать оружие, есть другие специальности в тылах, которые не менее важны для армии. Снабжение и так далее, применение найдется. Я не встречал людей, которые говорят: «Я не хочу, а меня заталкивают». Я таких не знаю.

— Я знаю, что многие уезжают из страны, прячутся. Возвращаются в Таджикистан, в Армению, уже будучи гражданами России. Это их право, их выбор. Заставлять, я считаю, нельзя.

— Вы были в Донбассе в тот момент, когда референдум проходил?

— Да. Мы узнали, что готовится референдум, наверное, числа 20 [сентября] только. Не было у нас ни связи, ни интернета — в информационном вакууме находился весь отряд. И когда нас вывели, когда получилось связаться с родственниками, удалось узнать, что идет такой процесс.

— Что изменилось, когда объявили результаты? Может быть, на улицах появились российские флаги?

— Для нашего отряда ничего не изменилось. Те, кто родом из Луганска и Донецка, радовались. Сказали, что за это воюют с 2014 года. Миряне, с которыми мне приходилось общаться, тоже давно этого ждали. Российские флаги там и так были повсюду с марта, они висели вместе с флагами ЛДНР, вместе с плакатами агитационными «С Россией мы один народ».

— Недавно в Минобороны объявили, что несколько территорий, где были российские военные, снова занял противник. Вы почувствовали отступление?

— Наш отряд вывели с определенных территорий. А теперь мы знаем, что эти города занял противник. Я лично был на изюмском направлении, привозил в госпиталь Изюма раненых, достаточно хорошо его знаю. Я не военный аналитик, я медик. Может, это план такой — иногда надо выравнивать линию фронта. А может, что-то идет не по плану. Я не задумываюсь над этим. Я там за людей. Вникать в правильность, неправильность этого мероприятия не могу. Мне важно помогать людям, нуждающимся в медицинской помощи.

— С чем сложнее справляться там: с физическими нагрузками или с моральным давлением?

— Это равноценно тяжело. Да, людей слабых физически там нет — к нагрузке привыкаешь. Бывают боевые задачи, которые надо выполнять без отдыха, сна, иногда без перерыва на прием пищи. Бывает, что приходится выходить за пределы человеческих возможностей, но в любой тяжелой ситуации в тех местах всегда придут на помощь сослуживцы. Там всё коллективно делается. А морально там тяжело находиться. Особенно осенью в дожди, в грязь, к этому тяжело привыкнуть. Ты всегда мокрый, обувь не просушить, спишь в лужах. Это давит психологически. Зато когда приезжаешь под любую крышу, испытываешь удовольствие. Когда я выехал в Белгород, подумал: ничего себе — горячая вода из крана льется. Это счастье великое.

— Вы собираетесь в зону военных действий уже в третий раз. Родные отпускают?

— А я разве их спрашиваю? Родители, сестра, друзья знают, что я очень давно живу своей головой, и ничье мнение я не учитываю. Есть два мнения — мое и неправильное.

— Какие напутствия вам дают, провожая?

— Конечно, мамочке тяжело без напутствия. Говорит, что аккуратнее надо быть. Я, конечно, со всем соглашаюсь. Но понимаю, что еще аккуратнее просто не получится быть. Там ты и так насколько можешь аккуратничаешь во всем. Но да, пытаюсь найти слова успокоения для родителей и для сына, ему 12 лет. Он тоже за меня переживает, вроде гордится, но искренне переживает.

— Какое напутствие вы бы дали тем, кто сейчас собирается в зону спецоперации?

— Головой думать в первую очередь и не пренебрегать правилами безопасности. Я сделал для себя вывод, что около 80% травм солдат получает из-за того, что решил, что «пронесет». Лучше не лениться и глубже закопаться, не лениться запрыгнуть в блиндаж, если есть возможность. Если есть необходимость упасть в лужу, не бояться запачкаться. Если здравый смысл подсказывает, что надо покинуть позицию, то ее надо покинуть. Я видел, как люди погибли просто из-за того, что им было комфортно в здании. И они не хотели уходить в подвал, где менее комфортно.

— Когда закончится спецоперация?

— Я не знаю, я хотел бы, чтобы вчера это закончилось. Когда это всё закончится, я буду рад и счастлив. Я очень хотел бы, чтобы это закончилось, чтобы простые люди стали опять друзьями, братьями. Чтобы в дальнейшем не совершались такие ошибки братоубийственные, но назад не отмотаешь. Я родился в СССР, и я искренне уважаю людей, которые живут на территории Украины. И хотел бы, чтобы они к нам в гости ездили, и мы к ним в гости ездили.

— Как долго вы будете оставаться в зоне боевых действий?

— Меня никто туда насильно не затаскивал — я туда поехал добровольно. Я готов там быть, пока могу там быть, пока здоровье позволяет, пока в этом есть необходимость.

10 октября Станислав вновь выехал из Екатеринбурга в Донбасс. В следующий раз он планирует вернуться домой только зимой.

В Донбасс Станислав отправился 12 марта — сел в свою машину и уехал к границе. Там врач планировал работать до сентября, но вернуться заставило здоровье — ему и самому потребовалась операция. Как только медик восстановился, вернулся оказывать помощь.

Подробнее о работе и жизни Станислава Киселева можно прочитать в большом интервью, которое вышло ранее.