«В "Википедии" увидел, что умер Толстой, и заплакал»: история американца, приехавшего учиться в Омск

На выходе из Камергерского переулка, где мы и договорились встретиться, появляется крупный бородач в потрепанной кепке, широких брюках, кедах и рубашке. Чтобы я приметил его в толпе, он, несмотря на некую суровость, скромно вскидывает обе руки вверх и, расплываясь в улыбке, идет навстречу. Это Тимоти Полк, он американец. За спиной у него висит спортивный рюкзачок, а в нем, как выяснится позднее, он носит советское издание «Идиота» — это уже пятая книга Федора Достоевского, которую он взялся прочитать на русском языке. Достоевский — главный кумир, вдохновивший Тимоти на изучение русского языка и переезд из США в Россию.

Как молодой историк из провинциального по меркам Америки Мемфиса перебрался в Омск и стал барабанщиком в местной группе, зачем перед этим он два с половиной года прожил в Киргизии, за что любит Егора Летова и почему смеется над Филиппом Киркоровым — в материале NGS55.RU.

Родился Тим в Колумбусе, столице штата Огайо 30 лет назад. Там он жил до 16 лет в семье типичных представителей американского среднего класса с одной особенностью: дяди, тети, двоюродные братья, старшая сестра и родители Тима — все музыканты. Отец с молодости играет в местных группах, мать поет, а сестра играет на скрипке.

— Мне в этом плане очень повезло. Вокруг меня всегда музыка была. Она была настолько внедрена в мою жизнь, что я даже не могу представить свою жизнь без нее, — объясняет он.

В такой среде Тим был с раннего детства, его постоянно окружали музыкальные инструменты и интересные люди, что, само собой, сказалось на его любви к разным видам творчества.

— Был даже момент, когда я маленький пропал на время, и нашли меня в гараже — играл на барабанах. У меня даже есть эти ранние воспоминания: вообще не знал, что делаю — просто тыщ-тыщ-тыщ, бил во что попало, — рассказывает он, размахивая воображаемыми палочками. Несмотря на всю карикатурность, его движения все равно выглядят отточенными.

Второе увлечение Тима — книги. Читать он начал позднее своих сверстников, но в итоге ушел в литературу с головой. Так парень провел всё детство: учился в школе, играл на барабанах и зачитывался произведениями англоязычных классиков.

После кризиса 2008 года отец Тима потерял бизнес, семья решила перебраться на юг страны, в небольшой и довольно криминальный городок под названием Мемфис. Характерно, что при описании парень знаменует его одноэтажным и по-достоевски называет «грязным городишкой». А высокую преступность в городе он без всякого стеснения объясняет спецификой населения:

— Мемфис — это город афроамериканский, они составляют 70% населения. Это прям глубокий Юг. И Мемфис часто появляется в книгах Фолкнера, но всегда в роли темного, страшного места, которое ассоциируется с грехами, — объясняет он.

К слову, к новой этике Тим относится неоднозначно. По его словам, сегодня расовую проблему принято использовать как предмет для манипуляции человеком, а неотъемлемую часть решения вопроса — обсуждение — свели на нет.

— Политкорректность — это просто способ манипулировать людьми. Потому что некоторые так управляют ими, и в то же время это такая разменная монетка. Ведешь себя правильно — понравишься людям, и потом они тебя пригласят на тусовку или куда ты хочешь. Но на деле это ничего не исправляет, это очень гнусная вещь. Политкорректность — это не о справедливости, это о взаимодействии между людьми. <...> Проблема в том, что если ты не разговариваешь так, как нужно, с тобой прекращают разговор. А для решения проблемы как раз нужен разговор.

В последний день в школе перед переездом в Мемфис Тим увидел в классе книжку с надписью «Братья Карамазовы» на английском. Можно сказать, что с этого момента и начался процесс обрусения 16-летнего парня из Колумбуса.

— Мы собирались переезжать, последний день школы, мне 16 лет. Я просто увидел на подставке доски книгу «Братья Карамазовы». Она привлекла мое внимание, я попросил взять ее и читал эту книгу целый год. Но только потому, что переводчик Констанс Гарнетт — она один из первых крупных переводчиков с русского — очень сухо пишет. Это была прямо боль. Были моменты, на которых я хотел закончить книгу. А потом, я помню, начал читать «Преступление и наказание» уже от другого переводчика и прочитал ее за одну неделю — вообще другое дело было. И я влюбился. Потом стал читать Чехова, Толстого... Причем помню день, — рассказывает Тим, начиная заливаться смехом, — сижу дома в Мемфисе, на улице только закончился дождь.

Литература писателей России, язык и описание быта так увлекли парня, что он поставил себе цель: как можно скорее выучить русский язык. Об этом знали и близкие, и друзья Тима. Поэтому, когда сын заявил родителям о своем желании поехать в Россию, они ничуть не удивились и даже поддержали его.

Спустя несколько лет мечта Тима сбылась: на четвертом курсе американского университета студент-историк по обмену поехал на учебу в Москву. За три месяца в столице парень стал только тверже в своем желании обосноваться в России, и по окончании вуза (на тот момент Тим был уже в Чехии) он решил не возвращаться в Америку. Вместо этого он поехал в Киргизию работать учителем английского в школе.

— Я поначалу не хотел в Россию ехать, потому что мне казалось, что там большая конкуренция. И мне захотелось сначала понять постсоветский мир, а потом переехать в Россию. Я нашел хорошую школу в Киргизии. У меня были деньги и свободное время, которые я тратил на обучение русскому языку. У меня было, наверное, три или четыре преподавателя — и все деньги, всё свободное время я тратил на обучение, сидел дома и читал книги, — рассказывает Тим.

Между Чехией и Киргизией музыкант успел пожить в Сербии. Развитая чешская инфраструктура и разнообразная архитектура, рассказывает он, сменилась разрушенными зданиями, напоминающими о бомбардировках страны в период войны в Югославии.

— До Киргизии я был в Сербии. И там уже всё выглядит не так, как в Европе — Чехии или Польше. Там всё разбомбированное после войны. Куча плакатов, на которых они рассказывают, сколько людей умерло — думаю, всем понятно почему. И Сербия, и Киргизия — это не Европа. Европа чем-то похожа на «Диснейленд»: у них всё прекрасно, и всё такое. А Белград уже не такой радостный. И когда я приехал в Бишкек, честно сказать, я офигел немного и подумал типа: «Блин, где я? Куда я попал?» Но на самом деле Бишкек не сильно отличается от тех же Нефтяников, где я живу — только горы видны.

Следующие 2,5 года Тим работал с детьми в школе. Со временем навыки речи, чтения и написания парня только росли, и он решил вновь поехать в Россию, чтобы получить еще одно образование. Поскольку в столицах ему уже было скучно, он выбрал Омск. И вновь из-за Достоевского.

— Омск сыграл ключевую роль в жизни Достоевского. И вот получаю я госстипендию, вижу список университетов, в которые можно поступить, а там ОмГУ имени Достоевского. Ну я чисто из-за этого и выбрал, — улыбаясь, рассказывает Тим.

Поступление, оформление документов, авиарейс до Омска, и вот — его мечта переехать в Россию сбылась. Правда, первые впечатления о городе испортил таксист на выходе из местного аэропорта:

— Это было неофициальное такси, или как это называется. Просто какой-то чувак позвал меня и кэш срубил на мне...

— Много срубил? — спрашиваю я.

— Тысячу с чем-то, б***! И ты понимаешь, я же осознавал ценность рубля. Я у него спрашиваю: «Серьезно?», а он мне: «Да, серьезно». И это было очень жестко. Я даже не знал, что сказать, да и говорил гораздо хуже, чем сейчас. Подешевле попросить? Да нифига, я даже не знал, где я и что я. Но это был единственный такой случай в Омске.

Помимо высокой стоимости, поездку омрачил не самый презентабельный гостевой маршрут до общежития ОмГУ: «Здесь я тоже офигел, меня везли через Левый берег, и сложилось впечатление, что этот человек хотел показывать мне самые стремные места Омска. Еще и какую-то х*** мне рассказывал».

В нашем городе Тим поступил сначала на факультет отечественной истории, а спустя два года — на археолога, это уже третье его образование. В Америке Тим был одним из самых умелых студентов своего курса, но в Омске ситуация сделала полуоборот: из-за языкового барьера ему постоянно приходилось пробивать потолок своих навыков в русском. Особенно тяжело ему давались курсовые работы и диплом.

Большинство россиян знакомы с американскими университетами по голливудским фильмам, где учеба для студентов всегда на втором месте, а на первом — вечеринки, соревнования, студенческие братства и так далее. Но на самом деле, объясняет Тим, особой разницы в системе образования нет. В глаза бросаются только две вещи: в США студенты сами выбирают себе предметы, которые будут проходить внутри курса, вдобавок данные хранятся не на бумажных зачетках, а в интернете. По качеству знаний он и вовсе не видит разницы между своим вузом и омским.

— В университете уже серьезные люди. Они хотят понимать и исследовать свой предмет, они искренне этим занимаются. И так повсюду: офигенно умные люди пытаются понять мир — и здесь, и там. Качество знания, в целом, такое же. Суть университетов везде одинаковая, — объясняет американо-российский студент.

В Омске Тим нашел способ реализовать себя как музыканта. Однажды ему предложили поиграть на барабанах в одном из заведений. Там его заметила басистка Лиза Медведева из омской группы Magic tape и предложила занять место барабанщика. Теперь ребята вместе выступают на гигах (сленговое обозначение слова концерт, пришло из английского):

— В Америке есть такая же фигня, как здесь: группы ездят по городам и играют, устраивают гиги. Даже не сказать, где это больше развито — слишком разные места <...> Здесь я для себя открыл нойз-рок и нашел группы, которые играют эту тему именно здесь [в Сибири]. Например, группа «Автожир» или «Бескультура» из Красноярска — у них был лучший концерт, на котором я здесь был. Это как и с университетами, суть такая же — люди выражаются, хотят создать что-то свое, реализовать себя через свою музыку, в этом же, по-моему, и есть суть искусства — разница лишь на поверхности.

За несколько лет в России Тим успел ознакомиться с творчеством наших культовых музыкантов: ДДТ, «Агата Кристи» или группа «Ноль», которую американец с ходу классифицирует как «батин рок». Из уже полюбившихся артистов он перечисляет Егора Летова и Виктора Цоя.

— Альбом Летова «Сатанизм» группы «Коммунизм» — очень прикольный, очень нойзовый, ноувейвовский альбом (от англ. no wave — направление в искусстве, в частности в музыке, ознаменовавшееся экспериментами с мелодией и текстами про смерть, безысходность и прочее. — Прим. ред.). Он записал его, наверное, в 80-е или 90-е. А вся ноувейвовская тема происходила в Нью-Йорке в 80-е, оттуда и пошла группа Swans, например. И я думаю, а он слушал их? Потому что Летов звучит гораздо лучше, чем многие из этого движения. Ведь он играл на своем оборудовании, которое сделал из ничего буквально, но сделал даже круче многих тамошних.

До приезда в Россию, в Америке, Тим слышал только о группе Serebro, а однажды видел даже концерт Филиппа Киркорова:

— Это очень смешно. Я смотрел его концерт, он назывался «Новая волна любви» или что-то в этом духе. Мой любимый момент там, когда камера переключается на аудиторию, и видно, как женщины аплодируют, а их мужья, которых туда сами жены притащили, сидят с такими жесткими лицами, — едва сдерживая смех, рассказывает он.

Сейчас Тим планирует завершить обучение и попробовать себя в исследовании сибирского рока. Вскоре у него должен выйти рассказ, в котором он повествует о столкновении своего американского и российского «я». Параллельно с этим он готовит сборник стихов — пять на английском языке и еще столько же на русском.

Уезжать из Омска Тим пока не планирует, а уж тем более в крупные города вроде Москвы или Санкт-Петербурга. Больше всего он хотел бы жить на два города — Мемфис и Омск, но сейчас по понятным причинам у него это не получается. Вернуться на Родину насовсем для него сродни кошмару.

— Я не хочу застрять в Америке, хочется слышать русский язык. Жить там два или три месяца, видеть своих близких — это можно. Ну и хочу сказать, что я приехал не потому, что я ненавижу Америку — нифига, я обожаю свою страну, особенно Юг. Просто я влюбился в часть России, в ее культуру и через это развивался. Есть, конечно, вещи, которых я здесь не понимаю до конца, но я по-своему люблю это место. А застрять в Америке — для меня это буквально кошмар.

Это смешно и нелепо, но так происходит. Главная моя мечта — жить и там, и там.