«Чекисты должны быть героями». Журналист рассказал, зачем власть переписывает историю

В 2021 году древний князь Александр Невский неожиданно стал суперзвездой в России. 800 лет со дня рождения полководца отмечали с размахом, в том числе и в Екатеринбурге. За Театром драмы нарисовали огромный мурал с изображением Невского, в музее «Россия — моя история» организовали масштабную выставку, посвященную правителю, читали лекции и водили крестные ходы в его честь. Специальная экспозиция о князе открылась в Кремле. По всей стране проходили концерты в честь юбиляра, а на Лубянке в Москве даже решили поставить ему памятник.

Почему Александр Невский опять стал суперзвездой? Как разговаривать об истории, чтобы не загреметь в тюрьму? Когда переименуют «революционные» улицы? Об этом мы поговорили с Виталием Дымарским, заместителем главного редактора радиостанции «Эхо Москвы» и главным редактором исторического журнала «Дилетант».

— Почему такое внимание к его персоне со стороны власти?

— Я назвал Александра Невского героем по вызову. Он появляется тогда, когда нужно что-то нейтральное. Так было в тридцатые годы XX века, когда появился одноименный фильм режиссера Сергея Эйзенштейна.

С этим фильмом замечательная история: Эйзенштейн был в опале у власти, и, чтобы восстановить свое положение, он взялся снять патриотический фильм. Режиссеру дали на выбор героев: Ивана Сусанина, Минина и Пожарского, Александра Невского. Эйзенштейн пошел советоваться к известному режиссеру Михаилу Ромму. Тот говорит, бери Минина и Пожарского, про них хоть что-то известно. Но Эйзенштейн ответил: нет, я возьму Невского, про него ничего не известно. Как я сделаю, так и будет.

Так и вышло: тот Александр Невский, которого сегодня славят в России, — это не реальный исторический персонаж, а Невский Эйзенштейна. Что-то про него известно, но в основном это историческая мифология, она не вредная, а иногда даже полезная. Ее можно использовать для подъема патриотизма.

Усилиями власти Невский предстал перед нашим обществом как человек, спасший Россию от нашествия Запада. Что же было на самом деле во время Ледового побоища, никто не знает. Сейчас никто не будет разбираться, кто такие тевтоны. Обществу дают готовые формы, и оно это проглатывает, потому что никаких объективных данных нет. Государство использует мифологию для подкрепления актуальных идеологических тезисов. Невский снова сыграл свою роль героя по вызову.

— Зачем Невский понадобился Сталину в конце 1930-х?

— Эйзенштейн делал свой фильм под тем же соусом: противостояние Руси с тевтонами (Германией) именно в тот момент, когда СССР и Третий рейх были противниками. Шел 1938 год. Когда подписали пакт о ненападении, фильм моментально сняли со всех экранов. В сорок первом году Германия напала на Советский Союз, и картину моментально вернули на экраны для поддержания антигерманского духа.

— В Екатеринбурге появились масштабные граффити Александра Невского, летом здесь работала большая выставка в его честь...

— Кстати, знаете, кто изображен на ордене Александра Невского? Николай Черкасов, который играл князя в фильме Эйзенштейна. Это самый популярный типаж Александра Невского. Так мы и славим персонажа из кино. О жизни другого, реально жившего, знает только небольшая кучка профессиональных историков.

— Такое упрощение, может быть, неплохое само по себе, особенно для власти. Но люди принимают мифического Невского как реального. Получается обман. Как противостоять этому?

— Это трудно, и я не уверен, что нужно этому противостоять. Мы в «Дилетанте» попытались разъяснить. Ранее мы уже делали номер про Невского, и помню заголовок, который кажется мне сейчас провокационным: «Александр Невский — герой или коллаборационист?». Известно, что он благополучно сотрудничал с Ордой и получил от них ярлык на княжение, причем правил не только в своих краях. А сейчас нам говорят, что он молодец, потому что лучше [сотрудничать] с Востоком, чем с Западом.

— Сейчас за заголовок, который кому-то не понравился, могут и в суд подать. Как быть с этим?

— Надо понимать, что власти в лице Следственного комитета по барабану на всё, что произошло с Александром Невским. Кстати, какого-то человека привлекали за сравнение Невского с [генералом Андреем] Власовым. По-моему, его не наказали в итоге, но даже сообщение о том, что его приглашали в Следственный комитет из-за публикации, вызывает страх.

— Страх воспитывает самоцензуру, боязнь сказать что-то не то или не так. Как вы с ней боретесь в «Дилетанте»?

— Надо признать, что в сфере истории какое-то подобие дискуссии допускается. Хотя скандалы бывали, только события вокруг голосования [о блокаде Ленинграда] чего стоят! Но к нему журнал имел косвенное отношение. Мы стараемся давать разные точки зрения. И когда [бывший министр культуры Владимир] Мединский присылает нам свою статью, я ему отвечаю, что мы ее напечатаем, но в дискуссионном порядке. Он соглашается. Мы печатаем, ему кто-то отвечает.

Реакция на публикации всегда непредсказуемая. Тому же Путину что-то не понравится, он скажет, значит, будет одна степень наказания. Понравится — не будет наказания.

— Но Путин же не сам ходит по интернету в поисках статей, ему на стол папочки кладут.

— А кто это делает, тоже важно. Условные Кириенко, Мединский, Бастрыкин? Несколько лет назад Пескова спросили, какую прессу выписывает Путин? Он спокойно говорит: «Комсомольская правда», «Российская газета», что-то еще и два экземпляра журнала «Дилетант»: один — в Кремль, другой — на дачу. Это же тоже сигнал: читает и ничего не говорит. Наверное, так можно.

— Как защитить себя от суда и наказания за слова?

— Это непредсказуемо, логики там нет. Законы применяются выборочно. Рецептов защиты никаких нет, кроме одного: будьте осторожны. Мы иногда издеваемся над этим, косвенно указывая на идиотизм этих законов. Например, у нас был номер, посвященный фильму «Семнадцать мгновений весны».

И [бывший] замминистра связи [Алексей] Волин потом показывал эту фотографию как иллюстрацию идиотизма наших законов. Вскорости этот закон скорректировали, разрешили показывать свастику, если это не пропаганда фашизма.

— В Екатеринбурге на 12-м километре Московского тракта есть одна из «Масок скорби» Эрнста Неизвестного. Планировалось сделать там огромный мемориал, но он остается недоделанным много лет. Мне кажется, отношение в обществе к репрессиям меняется, те события уже не кажутся такими значимыми, как было в 80-е и 90-е. Не забудут ли люди о массовых репрессиях советской власти?

— Давайте признаем одну вещь: забывается всё. Как это ни прискорбно, забудется и Великая Отечественная, она превратится в войну 1812 года в историческом восприятии. Это не общество не поддерживает память, а власть. Почему пытаются спустить [память о репрессиях] глубоко-глубоко под землю?

Второе, конечно, это фигура Сталина. Его восприятие тоже эволюционирует. При нынешней власти сначала говорили, что при нём было всё плохо, но он выиграл войну. Теперь оказывается, что он был эффективный менеджер, что использовал правильные методы управления. Вспоминают якобы черчиллевскую фразу, что Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой и так далее. Мединский мне открыто говорил, что нашей истории нужны только славные страницы, зачем изучать черные.

— В Екатеринбурге большая часть улиц названа в честь разного рода революционеров. Часто говорят о том, что неплохо было бы вернуть улицам историческое название. Но за много лет переименовали только улицу Толмачева в Царскую — и то не всю. Надо ли вообще заниматься такими переименованиями?

— Во-первых, к названиям привыкаешь. Рядом с моим домом в Петербурге улица Ленина. Ну, Ленина и Ленина. Это уже просто привычка, как «Комсомольская правда», «Московский комсомолец». Это бренды, оставшиеся нам после советской власти. Переименование — дорогая процедура, когда есть более актуальные задачи, лучше решать их. Но постепенно, думаю, все переименуют.

Почитайте колонку историка Андрея Ермоленко о том, как купюра стала причиной порноскандала. Также интересная история о переименовании Свердловска в Екатеринбург. Это случилось всего за один день.