Журналист-расследователь из издания «Медуза» (признано иноагентом) Иван Голунов прочитал в «Ельцин Центре» лекцию «Как найти правду в цифровом медиашуме?» в рамках проекта «The Earth Is Flat — Как читать медиа?» На ней он в том числе рассказал, как фабриковалось его уголовное дело и как уже после он смог вскрыть систему подставных понятых в наркотических делах. Приводим текст этой лекции.
В 2019 году по сфабрикованному делу я был обвинен в хранении и сбыте наркотических веществ. Я хотел бы рассказать о манипуляции информацией, которая происходила: кому можно доверять, как можно проверять информацию будучи журналистом или не будучи журналистом. В моей истории есть прекрасные кейсы на эту тему.
О том, что я задержан, стало известно спустя сутки, потому что мне не давали ни с кем связаться, отказывались позвонить адвокату. Когда информация о задержании попала в новости, все стали это обсуждать. Полицейские, которые тоже пытаются обладать искусством PR-мастерства, решили, что нужно как-то всем быстренько объяснить, что я торгую наркотиками и даже их произвожу. В восемь утра появилась информация о моем задержании, стали возникать новости-подробности, которыми делился адвокат, а пресс-служба главного управления МВД решила через моих коллег из телеграм-канала «База» вбросить какие-то фото-пруфы, как мы сейчас их называем. Появились фотографии «нарколаборатории» из «моей» квартиры.
«Когда поняли, что возникает публичный скандал, начальство сказало полицейским: "Давайте доказательства". Они просто взяли фотографии из другого дела»
Кстати, потом мне писали владельцы этой нарколаборатории, у них тоже довольно сложное дело, их в итоге отпустили, при том что их статья не подразумевает такого. Последний раз, когда я с ними общался, несколько месяцев назад, они были под подпиской о невыезде по делу о производстве наркотиков. Им просто не успели предъявить обвинение в течение полутора лет — в данном случае людей отпускают под подписку.
Я все-таки журналист и понимаю, как устроено информационное пространство. Как выглядит моя квартира, можно найти примерно за пять минут у меня в инстаграме. Там ничего не похоже на промышленные помещения, как те, которые были опубликованы на фото ГУ МВД. Тут же, в течение полутора часов, приехали коллеги и сняли, как выглядит квартира, — все убедились, что не так, как на снимках. До этого мои знакомые, которые были у меня в гостях, тоже стали выкладывать фотографии.
В итоге пресс-служба аннулировала это сообщение в четыре часа дня. До четырех часов никто из полицейских не признавался, что эти фотографии не из квартиры. Только когда появились какие-то видео из квартиры и все стали понимать, что совсем ничего не сходится, один из начальников полиции признался, что эти фотографии не оттуда.
После этой истории были сняты два генерала. У меня возник вопрос по поводу одного из них. На следующей неделе будет приговор в отношении сотрудников полиции, которые проводили эту фальсификацию. Там есть еще продолжение — с заказчиком, с которым тоже необходимо добиться какой-то справедливости.
Эта история привлекла внимание. Я думаю, что конкретно этот кейс подвиг многих людей разобраться, а всё ли остальное в этом деле так. Поэтому, помимо всяких экспертиз, которые происходили со мной, также все стали смотреть материалы уголовного дела, даже у сотрудников полиции стали возникать вопросы.
Я считаю своим долгом, основным делом последних двух лет моей жизни, чтобы было возбуждено уголовное дело в отношении сотрудников полиции. Я добился и сейчас продолжаю добиваться расследования в отношении заказчика, его установления. Например, восемь месяцев шел суд над пятерыми полицейскими, я в это время не работал журналистом, взял отпуск и ходил на каждое заседание, потому что считаю, что обязан это делать. Я также считаю, что обязан добиться справедливости, потому что была огромная поддержка, когда происходила эта ситуация со мной. Мой план-минимум — добиться справедливого наказания по этому делу, план-максимум — сделать так, чтобы никто никогда не попадал в такие ситуации.
В свободное от всяких взаимоотношений с правоохранительной системой время я, например, решил изучить, как были устроены прошлые дела, и сделал серию материалов. Я довольно много знаю не только про свое уголовное дело, но и про сотрудников полиции, которые им занимались, мне было интересно, были ли у них еще какие-то подобные истории, были ли какие-то зыбкие моменты фальсификации. Я просто начал читать все приговоры по уголовным делам, в которых они принимали участие, где они, собственно, задерживали людей, и выяснил некоторую странность с понятыми.
Понятые — представители общественности, которые должны засвидетельствовать факт того, что сотрудники правоохранительных органов все правильно делают, что действительно из рюкзака достали пакетик с каким-то веществом, действительно сотрудники полиции подошли на улице к молодому человеку и он стал доставать вещи из карманов, а там был обнаружен какой-то пакетик. Понятые должны сказать: «Нет, мы не будем это подписывать, мы видели, как вы ему в карман заталкиваете какой-то пакетик, потом изымаете». Понятые — это контролеры со стороны общества.
По идее, система устроена довольно неплохо, просто в реальности это не исполняется.
«Берутся какие-то знакомые, в случае наркоконтроля — дружественные наркоманы, скажем так, и собственно их просят побыть понятыми при задержании»
В некоторых регионах, в частности в Самаре, понятые просто приезжали и подписывали [документы] пачкой, как будто бы они участвовали в мероприятиях. Уголовное дело сейчас находится в суде.
На досмотре моих вещей тоже присутствовали понятые, с одним из них сотрудники полиции, заходившие в кабинет, здоровались. Я спросил: «А вы знакомы? Это не человек с улицы?» Они говорили: «Нет, нет, нет. Первый раз видим». Там человек был в маске, и сотрудник полиции сказал: «Привет, Серега, ты что, болеешь?» Я спросил: «То есть вы его знаете по имени?» Полицейский: «А имя я увидел в документах, оно было указано». Я стал изучать приговоры судов, и выяснилось, что у моих полицейских есть около пятнадцати штатных понятых, которые с ними приходят и постоянно участвуют в задержаниях. Сначала человек выступает в роли понятого, потом человек выступает в роли закупщика для операции «Контрольная закупка». Как правило, выглядит это так: один наркоман звонит другому наркоману: «Давай ты мне продашь», начинает умолять, рассказывает про ломку.
Сначала я изучил приговоры судов, потом мы с коллегами из «Важных историй» придумали программу, которая скачает все приговоры и автоматически проверит совпадения имен. Так мы вычислили в Москве 400 человек, которые более трех раз были понятыми. Один был понятым девять раз, другой — двадцать раз. Мы ему даже позвонили, поговорили с ним, он не был наркозависимым, но, когда мы у него стали спрашивать подробности, как он так часто оказывается понятым у одних и тех же полицейских, он ответил: «А вы считаете, сколько раз вы дышите?» Какие-то очень странные «откоряки». Потом мы стали изучать его биографию и выяснили, что это участник «Молодой гвардии», движения «Стоп, хам» — тех, которые наклеивали на неправильно припаркованные машины наклейки. Сделал себе такую карьеру.
Что это, собственно, дает и почему я этим занимался два года? Это мой ответ, благодарность за поддержку. Добиться возбуждения уголовного дела в отношении полицейских — то, что в моих силах, требовать этого я могу юридически.
История с понятыми. В Москве эта тенденция продолжилась, в 2020 году количество уголовных дел, возбужденных по статье 228 «Хранение, сбыт наркотических веществ», сократилось на 30%. Я полюбил читать приговоры Мосгорсуда. Если к старым приговорам у меня возникало много вопросов, то сейчас у меня практически не возникает вопросов.
В спорах с ГИБДД часто одна сторона говорит одно, другая (полицейские) — другое, и судья использует формулировку: «Не имею оснований не доверять сотрудникам полиции». Такое раньше было распространено и в наркотических делах. Сейчас, судя по крайней мере по тому, что я вижу в Москве, таких историй становится всё меньше. Хочется надеяться, что отчасти этому послужила и моя история.
Эти 400 понятых больше ни в каких делах не участвуют плюс есть какая-то внутриведомственная дискуссия о замене понятых на средства видеофиксации, что, с одной стороны, неплохо, с другой стороны — похуже. Например, в моем деле сотрудники полиции всё снимали, но, так как я говорил ненужные вещи: «Где мой адвокат?» и всё такое, они потом всё это удалили, у меня нет видеофиксации того, что происходило.
Мое дело было связано с моей профессиональной деятельностью. Я очень надеюсь, что мы дойдем до того этапа, когда уполномоченные органы скажут, кто является заказчиком этого преступления.
Всю информацию о деле Ивана Голунова мы собираем в одном разделе.