«Там мы стали вторым сортом». Как уральцы уехали из Казахстана и стали помогать переселенцам и мигрантам

Леонид Гришин родился и выучился на Урале, поехал работать по распределению в Казахстан, а через 15 лет, в 1994-м, был вынужден, как и миллионы русскоязычных, вернуться в Россию. Рафаэль Серажидинов родился в Казахстане, но в 1990 году, когда национальные лозунги всё чаще стали звучать в Средней Азии, ему тоже пришлось уехать — с русской женой и двумя детьми.

Леонид и Рафаэль — переселенцы первой волны. Вернувшись в Россию и столкнувшись с проблемами «возвращенцев», в середине 90-х годов они создали в городе Заречный организацию беженцев и вынужденных переселенцев «Уральский дом». Сегодня эта организация помогает и переселенцам, и трудовым мигрантам.

— Я работал в Казахстане на энергокомбинате. Когда Союз развалился, в город стали съезжаться люди с аулов и говорить: «Мы здесь хозяева, а вы что тут делаете?». Они были без работы, без образования. Как можно принять на работу на серьезный энергетический объект человека без профильного образования? Но они этого воспринимать не хотели — вы зарплату получаете, и мы хотим. В городе всё чаще стали происходить нападения, грабежи, угрозы, — рассказывает Леонид Гришин.

В автобусах, в магазинах, на рынке, по его воспоминаниям, стали происходить конфликты из-за национального вопроса.

— Но жить постоянно в страхе за близких нельзя, поэтому мы и еще сотни тысяч людей поехали искать лучшей доли в Россию, Украину, Германию, Грецию и другие страны, — говорит Леонид Гришин.

Рафаэль Серажидинов жил в небольшом городке на юге Казахстана и работал на шахте. По его воспоминаниям, рассчитывать на местную милицию или органы власти уже не приходилось, они формировались по принципу титульной национальности.

— У нас был небольшой горняцкий городок, а в нем национальный «компот»: греки, чеченцы, курды, корейцы, уйгуры, немцы, русские. Казахов было очень мало. И та же тенденция — в конце восьмидесятых стали наезжать люди из аулов.

Начались нападения, мы ходили с отвертками, чтобы защититься. Поэтому массовый выезд был логичным, — говорит он.

Так в девяностых миллионы людей вернулись из союзных республик в Россию.

— Это была не репатриация, а вынужденная миграция. Многие этого слова не говорили, но это было так, по сути, бегство русскоязычного населения, — отмечает Леонид Гришин.

— Мы ехали сюда не из-за экономики, — добавляет Рафаэль Серажидинов. — Мы видели, что здесь тоже швах. Но как я там детей оставлю? Там мы стали вторым сортом.

Оказавшись в России в девяностых, переселенцы поняли, что и здесь чувствуют себя чужаками. По словам Леонида Гришина, они часто слышали от людей, что «понаехали», но государство при этом старалось помочь:

— Государство в то время хоть и было тоже нищим, но, по крайней мере, нам предоставляло статус вынужденных переселенцев, несложно было получить гражданство.

Уезжая, многие бросали дома и вещи и в России оказывались без работы и без жилья, а их детям было сложно адаптироваться к школе.

— Решать проблемы поодиночке было сложно, и тогда мы объединились, — рассказывает Леонид Гришин. — Через сарафанное радио живущие в Заречном стали собираться в мастерской по ремонту мебели, где мы работали. И стали думать, как нам выживать. В первую очередь решали вопросы с продуктами питания, во вторую — с тем, как получить хоть какую-то поддержку от государства. Статус вынужденных переселенцев был, но получить жилье от государства — это очень долгий процесс.

Первый грант «Уральский дом» получил на адаптивное обучение детей — для школьников, которые вернулись с родителями из союзных республик, наняли педагогов-репетиторов, чтобы дети смогли догнать программу, изучить историю России, географию и другие дисциплины. Люди продолжали возвращаться в Россию, и с каждой новой волной проблем и вопросов у них становилось больше.

А в начале двухтысячных в Россию стали массово приезжать гастарбайтеры. Основатели «Уральского дома», сами долгое время прожившие в Средней Азии, не считали мигрантов чужими, понимали и их менталитет, и причины, по которым они решили поехать на заработки в нашу страну.

— Когда произошел отток русскоязычного населения, многие отрасли экономики в бывших союзных республиках схлопнулись. Мигранты поехали в Россию, чтобы прокормить свои семьи. И в то же время там осталось много русскоязычных людей. И, чтобы отношение к ним хоть как-то менялось в лучшую сторону, мы стали поддерживать мигрантов здесь. Мотивация была такая: помоги ему здесь, и он там не сделает вреда, — говорит Леонид Гришин.

Трудовая миграция в начале двухтысячных была в основном нелегальной, только через несколько лет этот процесс стал упорядочиваться, появились законы, ввели разрешения на работу для иностранцев. Но процедуры усложнились и для тех, кто возвращался, а не ехал на заработки.

— И каждый раз человеку нужно объяснить, как это правильно сделать, какие ходы пройти, чтобы получать результат. Все-таки основная наша целевая группа — это те, кто возвращается и приезжает в Россию на постоянное место жительства, — отмечает Гришин.

По словам основателей «Уральского дома», русскоязычные люди, которые до сих пор (теперь по программе переселения соотечественников) возвращаются в Россию, сейчас сталкиваются даже с большими проблемами, чем те, кто переехал в девяностые.

— Есть программа добровольного переселения соотечественников, которая подразумевает помощь этим людям, но на самом деле помощи практически нет. Если мы приезжали и могли получить хоть через какое-то длительное время жилье, то сейчас такой поддержки нет, но есть целая куча проблем с оформлением документов у этих людей. По национальности человек русский, но паспорт у него, допустим, узбекский, и для наших госорганов он такой же иностранец и трудовой мигрант, как и узбек, — говорит Леонид Гришин.

Официально общественная организация соотечественников и вынужденных переселенцев «Уральский дом» была зарегистрирована в 1997 году. Через несколько лет лютеранская благотворительная организация выделила 10 тысяч долларов на покупку грузовика для доставки гуманитарной помощи, и в 2001-м, во время второй чеченской войны, «Уральский дом» вместе с правозащитными организациями провел акцию «Рейс мира».

— Мы проехали 11 регионов от Урала до Чечни, собирая гуманитарную помощь для детей, пострадавших в конфликте, вещей было так много, что в Москве пришлось нанять вторую машину, — вспоминает Леонид Гришин. — Выгрузились в Ингушетии, она была прифронтовой территорией. Пришли женщины и дети из лагерей беженцев и начали вещи сортировать, что-то отбраковывали — например, мы даже не думали, что мусульманки не носят платья с коротким рукавом. Платье привезли, а носить нельзя.

В 2010 году грузовик поехал на юг Киргизии, где в городе Ош произошел межэтнический конфликт.

— Один из гастарбайтеров, который когда-то был в Екатеринбурге, написал мне сообщение: «Нас тут убивают, помогите нам». Решили собрать гуманитарную помощь, что мы еще можем сделать, как помочь? За 2 недели собрали больше 40 тонн продуктов, загрузили 2 машины и при поддержке Международной организации по миграции и уполномоченного по правам человека в Свердловской области Татьяны Георгиевны Мерзляковой отправились в зону конфликта, — говорит Гришин. — Это была адресная помощь, которую собирали и киргизская, и узбекская диаспоры. В Оше мы ее развезли пострадавшим.

Сейчас «Уральский дом» занимается международными проектами помощи мигрантам в пандемию, в том числе отправляет домой тех, кто потерял работу или попал в трудную ситуацию и не может купить билеты сам. Например, домой в Таджикистан улетели две сестры, чья мама умерла от коронавируса.

— Мы работаем с консульскими учреждениями и лидерами диаспор, по их просьбам формируем посылки с продуктами, помогаем отправлять мигрантов на родину. Мы считаем, что делаем необходимое дело для людей. Взять студента из Марокко, который тяжело заболел. В больнице он занимает койко-место какого-то пациента, и перспектив-то у него по выздоровлении нет. Лучше изыскать средства и возможность и отправить его к родным, дома ему всё равно будет лучше. Или отправили женщину с двумя детьми, которая не сегодня завтра стала бы асоциальным элементом: ее муж-нелегал депортирован, она сама потеряла работу и тоже жила на нелегальном положении.

Помогать приходится и мигрантам из других регионов. На время, пока они ждут рейса, их селят в шелтере (временном убежище) — однокомнатной квартире, которая находится на территории «Уральского дома». Это один из совместных проектов с Международной организацией по миграции. Кроме квартиры, есть модульное общежитие, которое сейчас перестраивается.

— Шелтер предназначен для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию (остался без документов, был обманут, стал жертвой работорговли) и для соотечественников, прибывающих по программе переселения. Сейчас в квартире живут две сестры из Таджикистана, они приехали по программе, врачи, проходят дообучение в медуниверситете и оформляют документы. С одной из них приехал муж. Проживание для них не бесплатное. А после заедут на две ночи мать и дочь из Владивостока, которых мы отправляем на родину. Они будут жить, конечно, бесплатно, — говорит Леонид Гришин.

Почитайте также, как живут на территории России лица без гражданства — те, кого не признает своими ни одна страна в мире. Еще одна история — о том, как смог доказать свою личность и получить российский паспорт Джамшед Халимов. Также мы писали про Наргизу — девушку, которую в пять лет украл отец-узбек, после чего она осталась совсем без документов.