Деревни-призраки: репортаж из уральской глуши, где люди живут без магазинов, интернета и дорог

Пассажирский катер, урча мотором, неспешно ползет по реке Тавда. Свердловская область обычно как-то не ассоциируется с активным речным судоходством, но на ее восточной окраине, которая ближе к Тюмени, чем к Екатеринбургу, жители привыкли к водному способу передвижения. Отчасти оттого, что Тавда вполне для этого подходит, отчасти оттого, что выбора у них особо нет. В Таборинском районе есть немало деревень и сел, куда добраться можно только катером: одни лишь воды Тавды, словно пуповина, соединяют их с остальным миром.

Старожилы рассказывают, что раньше на реке и ее берегах кипела жизнь. По реке круглосуточно ходили суда, таща за собой бесконечные вереницы барж с деревом: лесозаготовками здесь занимались тысячи человек. Местные колхозы и совхозы вывозили через Тавду тонны зерна, мяса и других продуктов.

Еще здесь были целые промысловые деревни, чьи жители жили охотой — били бобра, куницу, белок и вообще чуть ли не все разновидности пушного зверя. Это не считая лосей, кабанов и медведей. В здешних лесах, которые уже относятся к средней полосе тайги, местные жители собирали в огромном количестве ягоды и грибы — только с одного поселка за сезон однажды вывезли 20 тонн клюквы. А еще тут было много зэков: вдоль Тавды было множество колоний-поселений и несколько полноценных зон, в том числе и со строгим режимом.

Некоторые поселки были специально построены для тех, кто охранял и обслуживал эти учреждения, а также для их семей. Десятки сел и деревень, число жителей в которых иногда достигало нескольких тысяч. Больницы и школы, а кое-где даже небольшие аэропорты, десятки речных судов всех разновидностей — все это было здесь еще не так давно, каких-то 20–25 лет назад. Сейчас над гладью Тавды обычно тихо — только изредка проплывет куда-то лодка или катер. А на берегах тихо исчезают под зарослями травы некогда многолюдные населенные пункты. Но некоторые из них все еще живы.

Сухопутной дороги в эти деревни нет. В советские времена был серьезный проект — соединить Таборинский район с соседним Гаринским автодорогой. Его уже реализовывали, и не просто на бумаге: через речки строили мосты, уже отсыпали значительную часть будущей дороги. Просуществуй СССР еще пару лет — и все здесь было бы иначе, говорят местные. Но не сложилось, стройка встала в девяностые.

Тогда здешние деревни были еще многолюдными, их жители пережили самые лихие постсоветские времена в своих деревнях. Как и во всей стране, тут не было денег, зато была дичь и рыба, грибы и ягоды, дары огородов и полей. Даже табак тут некоторые сами себе выращивали — жить было можно.

Но на стыке 90-х и 2000-х здесь стали закрываться зоны и колонии-поселения. Офицеры и солдаты охраны уезжали, закрывались школы и больницы. За ними потянулись и местные жители помоложе — детей надо где-то учить и лечить, да и работы в поселках мало, не говоря уже о перспективах. Теперь по берегам Тавды стоят обезлюдевшие поселки-призраки. Но в некоторых из них все еще живут люди. И уезжать не собираются.

Новоселово

Поселок Новоселово с реки выглядит брошенным. На берегу ржавеет большой речной катер и баржа, покосившиеся деревянные строения заросли травой.

Марина Алифер, мастер леса в местном лесном хозяйстве, здесь заодно почтальон, медсестра и депутат. Новоселово она помнит совсем другим:

— Здесь раньше три тысячи человек жили. Была школа на 800 человек и два садика. Было две гостиницы — для военных и для тех, что на свиданку приезжали с заключенными — у нас тут зона была. Интернат был для ближайших деревень — они учились здесь у нас. Был свой аэродром — на Ан-2 до Свердловска можно было за полтора часа долететь. И билет стоил дешевле, чем на теплоход — по Тавде тогда пассажирский теплоход «Заря» ходил. Поезда по узкоколейке еще ходили.

Сейчас здесь живут десять человек. Мария с мужем-лесником и несколько пенсионеров. Остатки домов и рабочих построек почти не видны из-за зарослей травы и деревьев. Улицы еще кое-где угадываются между домами, вдоль них растет дикая малина.

Местные говорят, что в этих зарослях можно встретить и медведя, и кабана, и змей. Но привыкли, не боятся.

Мобильной связи тут нет. У Марины в доме есть стационарный телефон, есть еще серый короб спутникового таксофона. Но и то и другое часто не работает. Радио не ловит. Телевизор, правда, работает, но лишь в тех домах, где установлена спутниковая тарелка. Самая надежная связь с «большой землей» — через почту.

Ее привозят раз в неделю на катере, так же доставляют и пенсию. Хотя в Новоселово ее все равно негде тратить — магазина тут нет. Местные обычно заказывают себе гостинцы у Марины: у них с мужем своя лодка и по работе они часто бывают в райцентре.

— Я еще депутат по Унже-Павинскому сельскому поселению. И на думу езжу один-два раза в месяц. Какие проблемы — все ко мне обращаются, раз дома у меня телефон. Кто заболеет, или транспорт нужен, или что-то еще.

Но скорая помощь для Новоселово — понятие относительное. До ближайшей точки, куда может своим ходом доехать машина с красным крестом, отсюда час быстрой езды на хорошем катере. А в распутицу сюда даже вертолетом не долететь — ему просто сесть негде. Но новоселовцев это особо не смущает. Они привыкли так жить.

Унже-Павинская

Эта деревня хоть и дальняя, но отнюдь не заброшенная. Но добраться сюда — целое дорожное приключение. Надо доехать от Таборов до места, где стояла когда-то деревня Чеур — около 30 километров по щебенке. От самой деревни Чеур не осталось и следа, зато сохранилась паромная переправа до деревни Озерки — достаточно живого населенного пункта.

Здесь же останавливается пассажирский катер, на котором бесплатно можно доехать до Унже-Павинской. Расстояние по реке небольшое — 25 километров. Но идет катер небыстро, так что дорога занимает около полутора часов. Не такой уж долгий путь между мирами. Это если летом — зимой сюда проезжают машины, а в распутицу Унже-Павинская, как и Новоселово, остается без связи с внешним миром на пару недель.

В Унже-Павинской живут 138 человек. Из них только несколько считаются коренными: деревня впитала в себя оставшихся жителей опустевших населенных пунктов — в том числе Новоселово.

И живут они непривычным горожанину строем, почти общинным. Машины стоят на улице открытыми, большинство домов тоже не запираются. Часть — потому что уже некому их запереть, другая часть — потому что хозяева не видят в этом нужды. Здесь все знают всех, здесь нет полиции, пожарная охрана представлена одним красным прицепом с мотопомпой — им деревенские жители при нужде могут победить небольшое возгорание.

До ближайшего доктора надо ехать на катере в Таборы — автомобильное сообщение с райцентром тут работает только зимой, когда машины едут по замерзшей реке. А местное чиновничество ничуть не напоминает городское. Местный глава активно помогает отцу в его фермерском хозяйстве, а осенью, говорят, будет в местной школе преподавать физику и математику — потому что больше некому. Директор школы, его брат Антон Белоусов, рассказывает, что нужных людей в деревне не хватает.

— Здесь самая большая проблема — нехватка людей, кадров. В школе сейчас проблема с поваром у нас. Не хватает учителей, стареют — все пенсионеры. Нам очень нужны преподаватели иностранного языка, физики, химии. Еще бы учитель программирования очень пригодился. Да если приедет толковый человек — я ему место директора уступлю, не жалко, — говорит Антон.

И дело не в зарплатах: Антон говорит, что учитель в его школе может получать 35 тысяч рублей в месяц. Это при том, что аренда дома в деревне будет стоить одну-две тысячи в месяц. Да и бесплатно могут жилье предоставить хорошему специалисту. Деревенские говорят, что у них все вопросы решаются: здесь люди всегда друг с другом договорятся, без юристов и письменных обязательств. Зачем они, если все друг друга знают и понимают, чего ждать от соседа?

В плане связи с внешним миром Унже-Павинская куда благополучнее, чем Новоселово. Есть мобильная связь — правда, оператор один и мобильный интернет очень небыстр. С проводным интернетом все печально — местная школа платит 8 тысяч рублей в месяц, при этом скорость такая, что фотография загружается несколько минут.

Из телекоммуникаций в деревне лучше всего работает телевидение. Правда, спутниковое. В этом году Унже-Павинская вместе со всей страной отказалась от эфирного телевидения, и это стало трагедией для некоторых местных пенсионеров. Тарелок у них нет, и они не хотят (да и не знают как) их ставить. Всю жизнь смотрели только Первый канал, а теперь остались без него. А заодно без радио — видимо, ретранслятор, передававший телесигнал, заодно передавал и радио. Теперь его отключили, и люди лишились окна во внешний мир. У них остались только газеты и почта.

Основной связью с большим миром здесь остаются почта и река. Бесплатный пассажирский катер приходит сюда три раза в неделю, на нем же сюда доставляют газеты, письма и посылки. Капитан катера Леонид большую часть жизни проработал шофером-дальнобойщиком, жил в городе. Теперь вернулся сюда. До него на катере капитанствовал Антон Белоусов. В деревне многие жители сменяли друг друга на разных постах.

Сейчас главой поселения является Алексей Белоусов, брат Антона. Их отец Василий Белоусов — главный местный фермер, раньше главой был он. Сейчас Василий — основа местной экономики, владелец фермерского хозяйства, восьмидесяти овец и баранов, нескольких коров и быков, полей, тракторов, двух катеров.

В хозяйстве ему помогают несколько местных наемных рабочих и вся его семья — оба сына и внуки.

— Одному здесь не справиться. Вот директор школы сегодня у меня грузит тюки. А глава администрации — он тоже помогает. Внуки подрастают — уже бегают. Когда на пастбище овец выгоняем, подальше выходим — внуки уже пасут. Четверо в Тавде и пятеро здесь — девять их у меня всего. Ради них и живем. Дети мои… Я их здесь вообще не держу. И даже есть возможность в любом месте квартиру купить и выехать, — рассказывает Василий. — Но они сами не хотят уезжать. Ну не хотят — ради бога. Они здесь экологически чище будут. Подальше от этих соблазнов городских. И внуки чистые, на мой взгляд. Сейчас у меня заказ на десять баранов — мусульманам, на их праздник. Им надо, чтобы больше года были и больше 50 кг весили. Считай, по 8–10 тысяч уйдут — уже какая-то прибыль будет.

Другие деревенские жители тоже не собираются переезжать. Василий Жучков много лет работал заместителем главы местной администрации. Всю жизнь прожил в этих краях и говорит, что уезжать отсюда никуда не планирует: здесь его корни.

— Дед мой был старшим унтер-офицером в царской армии, — рассказывает Василий. — В Русско-японскую войну его сильно ранило, еле собрали. Когда он в Россию вернулся, ехал через Ирбит. А там повозки стояли с переселенцами, которых Столыпин из центральных районов отправлял новые земли осваивать. Дед с ними сперва разговорился, потом и прыгнул к ним. Приехали сюда — тут только участки среди леса, пара колодцев вырыта, да метки стоят, где чей участок. И люди деревни, считай, с нуля строили. Отец мой тут жил, я родился и вырос. Где родился, там и пригодился.

Единственное, что печалит Василия, — палки в колеса, которые чиновники умудряются ставить деревенским жителям даже в такой дали:

— Нормы с этого года ввели по отлову рыбы. Проверяющие катерами ездят, сети режут. Вот почему? Я ж не на продажу ловлю — себе на стол. И всю жизнь мы ее тут ловили. Должно же быть на столе какое-то разнообразие, а денег у нас тут немного. Не в город же нам за рыбой ехать. Сделали бы какое-то разрешение, чтобы местные могли спокойно рыбачить.

А вообще ни Василий, ни другие местные жители, которых мы встретили, на жизнь не жалуются. Они любят свою деревню. Некоторым даже нравится ее удаленность от больших населенных пунктов: природа чище, людей меньше, а свободы больше. Говорят, что даже в пустые села на берегах Тавды часто приезжают их бывшие обитатели — иногда большими группами, чтобы вместе вспомнить былую деревенскую жизнь. Иногда поодиночке — чтобы в своем старом доме отдохнуть от шума и суеты городов.

Но все же унжепавинцы очень надеются, что однажды им дотянут автомобильную дорогу. Ее начали строить шесть лет назад, еще при губернаторе Мишарине. Отсыпали около 30 километров — от Таборов до Чеура. Осталось еще 23 километра сухопутного пути. Уже был сделан проект за 37 миллионов, прошли все необходимые изыскания. Но, когда начались санкции, все встало. Дорога будет стоить примерно 900 миллионов — это вместе с тремя крупными мостами, которые требуется возвести. Но когда ее построят — вопрос открытый.

Местные жители ждут и надеются, что им построят обещанную шесть лет назад дорогу — это нужно для развития фермерского бизнеса и лесозаготовки. Опять же, детям и молодежи легче будет — можно в Таборы или Тавду на выходные ездить, там какая-то культурная жизнь теплится. И туристов в Унже-Павинской некоторые готовы принять — дополнительный заработок лишним не будет.

Некоторые надеются, что их деревня может еще расцвести — это и движет Василием Белоусовым и его семьей:

— Хотим жить здесь, чтобы лет 10–20 все это сохранить: вдруг будут перемены какие-то и народ попрет в деревню. А у нас уже все будет готовое, не заросшее.

Это может показаться наивным, но, с другой стороны, в поселках нам рассказали о нескольких семьях, переехавших в местные деревни. Не все прижились, но кое-кто остался — жилье дешевое, природа чистая, социальной напряженности никакой.

Еще бы автомобильную дорогу, нормальный интернет — и жить вообще хорошо станет. А ценным специалистам тут рады и готовы помочь. Автору текста фермер Белоусов обещал еще одно поле расчистить, если в местную школу учителем пойдет.

Таборинский район — не единственное место в Свердловской области, где есть деревни, часто остающиеся без связи с внешним миром. Мы уже рассказывали историю двух сестер, которые возят почту по алапаевской «дороге жизни».