«Первую ночь мы содрогались от омерзения»: как екатеринбурженка уехала жить в израильскую пустыню

«Тни ли бевакаша… э-э-э… сакит». Как бы со стороны я слышу свой неуверенный голос на кассе в супермаркете. «Пакъет? Адъин?» — сочувственно уточняет кассирша. Два месяца назад я была уральским журналистом, и выходящие из-под моих пальцев слова читали сотни людей. Теперь я не могу связать двух слов и чувствую себя тем, для кого в иврите есть легко узнаваемое слово «идъот». Я — «ола хадаша», новая репатриантка в Израиле, недавно мы с семьей переехали в солнечный (даже не верится, насколько солнечный) город Беэр-Шева — в столицу израильской пустыни.

Уехать в другую страну мы решили после того, как мой муж — пилот гражданской авиации — год пытался отстоять свое право летать. После того как очередной суд вынес неправдоподобное и даже абсурдное решение, стало окончательно понятно, что отстаивать свои права дальше мы теперь будем издалека. Вот почему мы аккуратно раскопали наши еврейские корни и сообщили в израильское консульство, что хотим вернуться. Возвращением называется переезд в Израиль человека, у которого есть не менее 1/8 еврейской крови. Считается, что он возвращается на историческую родину, даже если ни он сам, ни его предки до седьмого колена никогда там не бывали.

Имеешь ли ты право стать гражданином Израиля, решает консул. На встречу с ним мы принесли чемодан документов — свидетельства о рождении, браке и разводе, военные билеты, трудовые книжки, дипломы всех своих еврейских родственников. «А почему ваше свидетельство о рождении повторное?» — строго спросил консул, подозрительно меня разглядывая. Увы, настоящее давным-давно потерялось, других документов из Советского Союза у меня не нашлось, так что пришлось прийти еще раз. С семейным фотоархивом, где я потихоньку расту на черно-белых снимках. И с папой. Доказательства сработали, и у меня в загранпаспорте появилась заветная виза, по которой прямо в аэропорту имени Бен-Гуриона в Тель-Авиве дают гражданство Израиля.

Щедрый Израиль купил нам билеты на самолет и пообещал полгода не давать умереть от голода, выплачивая «корзину» — набор пособий для новых репатриантов.

Утро 12 июля в Кольцово выдалось прохладным, туманным. Я раньше не была за границей, и в аэропорту мне казалось, что наш самолет просто вылетит за край плоской Земли в пустоту, как в фильме «Лангольеры». Однако через пять часов мы приземлились в красивейшем аэропорту Тель-Авива. Вместе с другими будущими израильтянами нас подхватил конвейер, на котором мы обрели новые документы, местные SIM-карты и небольшую пачку новых шекелей. Мимо засаженных полей и усыпанных цветами деревьев, по идеальному асфальту такси доставило нас в Беэр-Шеву, столицу региона Негев.

Беэр-Шева — городок небольшой, здесь живут всего 300 тысяч человек. В основном он застроен домами, которые мы по российской привычке зовем хрущевками. Из ковра похожих пятиэтажек кое-где торчат здания повыше. На газонах, если позволительно назвать так участки голой глины, буйствуют алоэ, цветущие деревья и кактусы (самые большие в попытке повысить статус начали деревенеть). Скромные улочки на каждом шагу натыкаются на круговое движение, которое еще больше усмиряет и без того небыстрый темп жизни в городке.

Свое знакомство с Беэр-Шевой мы начали с места, которое впоследствии стали нежно звать «Калиточкой». Мерказ Клита Яэлим — центр абсорбции новых израильтян, отсюда начинали свой путь в Земле Обетованной сотни выходцев из России, Аргентины, Эфиопии… В небольших квартирках тут живут студенты, одиночки и целые семьи, кто-то месяц, а кто-то годы. Нам дали приют в «Калиточке» на две недели, за которые нам следовало найти квартиру.

Мудрое руководство центра развело разные группы эмигрантов по разным частям здания. В одном крыле живут в основном религиозные, в том числе фалаши — иудеи из Эфиопии. В длинных одеждах, с пейсами и кипами, только темнокожие, они неизвестно почему застряли в Клите на годы. В другой части нас окружали сплошь выходцы из СНГ. Мои дети немедленно подружились с ребятами с Украины и из Белоруссии. Неожиданным участником компании оказался лишь мальчик из Перу, невесть как находивший общий язык с Владом, Левой и Егором.

Что не даст уральцу замечтаться и забыть, что он на израильской земле? Конечно, жара! Если во сне у меня возникает желание накрыться простынкой, я величаю такую ночь прохладной. Днем же умеренной температурой мы считаем 30 градусов Цельсия, обычно же термометр показывает 35–36. И так каждый день — никаких циклонов и фронтов. Старожилы сообщили, что мы едва ли увидим дождь раньше декабря. Днем на улицах почти нет людей: если кому-то нужно куда-то переместиться, он не пойдет пешком даже 10 минут, а поедет в автобусе с кондиционером. К вечеру прохожих становится чуть больше, особенно людно в парках.

Про любовь израильтян к детям ходят легенды. Материальное воплощение этих легенд мы увидели в детских площадках Беэр-Шевы. Во дворах стоят настоящие городки, а в парках — огромные города, царство лазания, ползания и кружения. В редкой израильской семье меньше трех детей, в религиозных же семьях бывает и по десять сыновей и дочек, так что детские площадки всегда изобилуют маленькими посетителями. Мы часто встречаем юных Шошан и Давидов, говорящих с родителями на иврите и выслушивающих их ответы на обычном русском языке.

Беэр-Шева — город эмигрантский. Уж не знаю почему, но именно здесь оседает множество выходцев из России и СНГ. С одной стороны, это радует: когда в банке иссякает мой запас ивритских слов, служащий просто зовет коллегу Хану, привезенную в Израиль родителями в три года, и она терпеливо объясняет мне, как получить чековую книжку. С другой стороны, обилие русскоговорящих печалит.

Только я хочу протестировать новую красивую фразу, выученную в ульпане (так называются курсы иврита), как жалостливые продавцы в магазине предлагают мне не мучиться и перейти на русский. Отчасти поэтому ком в горле у меня никак не проходит и с общением дела обстоят туговато. Друзья даже придумали специальный тег, отражающий мое текущее состояние, — из Ая Шафран сделали #АяРафшан.

Мы с мужем учим язык каждый будний день с 8:30 до 13:00. Кстати, в число будней входит и воскресенье, а вот пятница в Израиле — выходной. В пятницу религиозные иудеи готовятся к субботе, когда нельзя будет ни готовить еду, ни стирать белье, ни даже включать свет — только читать, молиться и радоваться. Наша учительница Ронит 30 лет преподавала иврит приезжим, большая часть из которых были русскоязычными. Так, давая уроки, она неплохо выучила русский. Ронит с изумительным акцентом переводит для нас новые слова, гортанно раскатывает «р» («Гдие ти был вче’га, А’гтиом?») и троллит нас диалогами в духе: «Что ты пил утром перед уроком? — Мы с друзьями пили бутылку водки».

В «Калиточке» мы теперь только учимся, а живем в трехкомнатной квартире неподалеку. В России мы вчетвером жили в двушке, как и многие обычные семьи с детьми, в Израиле это оказалось проблематично. Дело в том, что одна комната тут — всегда гостиная, у нее нет не только двери, но даже стены. Заходишь в квартиру — и сразу оказываешься в зале, никаких прихожих здесь в принципе не бывает. Остальные комнатки малюсенькие, в них помещается только кровать и шкаф. Философия жилья в Израиле диктует образ жизни, при котором члены семьи много времени проводят вместе, а по отдельности только спят.

Еще одна особенность израильских квартир — технический балкон. По сути, это маленькая полуоткрытая комнатка возле кухни, там стоит стиральная машинка и хранятся всякие швабры. Окна в спальнях маленькие, чтобы солнце не раскалило воздух внутри, зато в зале у нас стеклянная дверь во всю стену имитирует уличное патио. Мы держим дверь открытой круглосуточно, наслаждаясь сквозняком. Израильтяне нас понять не могут: везде, где можно, они создают аналог российского октября с помощью кондиционеров и кайфуют.

Горячая вода у нас дома поступает прямо с крыши, где стоят баки. Солнце хорошенько их накаляет, и даже под утро вода течет почти обжигающая. Центрального горячего водоснабжения в Израиле нет, как и отопления. Зимой температура на улице опустится до +13 °С. Стены в нашем доме тонкие, окна прилегают неплотно, поэтому мы уже готовим теплые пледы и шерстяные носки, чтобы не замерзнуть в жарком Израиле.

Наша квартира на пятом этаже, но считается, что на четвертом: первый отмечен цифрой 0 и называется «карка». Уж и не знаю почему, но дома в Беэр-Шеве строят «на ножках». Как если бы здесь была вечная мерзлота, хотя и временной-то мерзлоты тут никогда не бывает. Когда-то мне рассказывали, что на первых этажах люди не любят жить из-за насекомых, которые заползают с улицы. Как же мы радовались, что нашли жилье высоко, и как же визжали, когда впервые встретились с коренным населением квартиры.

Первой с тараканьим старейшиной удостоилась чести познакомиться моя 10-летняя дочь. О появлении на середине комнаты усатого чудища размером со спичечный коробок (это не считая усов) мы узнали по эталонному воплю из фильма ужасов. За первым тараканом вышел второй, третий, десятый, пятидесятый… Чем ниже садилось солнце, тем смелее вели себя насекомые.

Первую ночь мы провели почти без сна, содрогаясь от омерзения. На следующий день дети мыли посуду вдвоем: один стоял на шухере, выглядывая тараканов, пока второй работал губкой. Наконец, взрослые притащили из магазина отраву, и усатая армия начала отступать. Каждое утро мы выходили на кухню и считали тела наших врагов, испустивших дух за ночь. Сейчас мы почти победили тараканов: их стало гораздо меньше, и гиганты среди них уже не попадаются.

Когда мы заезжали в квартиру, в ней почти ничего не было — только псевдокожаный диван, старый комод и стол. Спустя неделю наш дом был полностью обставлен. Я до сих пор не могу поверить в то, что произошло, потому что сюжет кажется ворованным из сказки про Золушку. А дело было так: мы написали в русскоязычной группе города в соцсети, что мы — очень замечательные, но очень небогатые ребята из России, приехали недавно и просим отдать нам мебель и предметы обихода, которые деть некуда, а выбросить жалко.

Что тут началось! Посыпались комментарии, в которых жители Беэр-Шевы предлагали нам забрать кровать, шкаф, велосипед, микроволновку и прочее и. Большая часть выходцев из СНГ приехала сюда в середине 90-х и на себе прочувствовала все трудности эмиграции. Возможно, поэтому нашлось множество желающих нас облагодетельствовать. А может быть, люди в Беэр-Шеве просто любят помогать другим и имеют возможность это делать.

В день переезда мой муж на арендованной машине с прицепом ездил по городу и забирал для нас мебель, а тем временем несколько человек приехали сами и привезли мешки с вещами. Дело в том, что при отъезде мы не стали брать сковородки и старые простыни, считая, что нужные для жизни мелочи купим по приезде. На месте же оказалось, что цены отличаются от российских в два-три раза, так что литр молока, например, стоит около ста рублей. Сейчас я пытаюсь не переводить цены в рубли, чтобы больше не испытывать состояние шока в магазине.

Так вот, увидев цены, мы попросили также ненужные тарелки, кастрюльки и полотенца. Кое-кто откликнулся, и за день весь пол в гостиной заполнился мешками со всякими полезными мелочами. Вечером мы добрались до мешков и обнаружили в них, кроме всего прочего, еду, бутылку вина и два бокала. От такой заботы было чрезвычайно тепло и радостно, мне хотелось петь, как героине диснеевского мультика. Возможно, крысы и тараканы стали бы танцевать вокруг и мыть полы, но я сдержалась. Через пару дней мы привели квартиру в порядок и устроили новоселье.

Вот уже больше месяца мы живем в Беэр-Шеве. Теперь я знаю, что закупаться едой надо днем в пятницу: на рынке начинается дикая распродажа, можно купить манго и гранаты за копейки. В магазинах тоже ажиотаж, потому что до 16 часов они закроются: Шаббат, то есть священная суббота, начинается с вечера пятницы, а ведь нужно еще и подготовиться… Автобусы в Шаббат тоже не ходят. Впрочем, из субботы можно извлечь и выгоду: одноклассник с ульпана рассказал, как однажды компания религиозных молодых людей пригласила его включить кондиционер — нажать кнопку им запрещает религия. Наградой была упаковка пива.

Еще я знаю, что на посещение банка нужно закладывать пару часов: в Беэр-Шеве никто не торопится, и в очереди за кредиткой в «Леуми» успеваешь не раз с ностальгией вспомнить Сбербанк. Вообще про израильские банки меня предупредили еще в аэропорту: хороших тут нет, на многое не надейся. И правда, оказалось, что здесь существует такое явление как антикешбэк: я расплачиваюсь картой, а в конце месяца за каждую операцию взимается комиссия. Смириться с этим сложно, поэтому впервые за много лет я вновь пользуюсь кошельком с наличными. Зато у меня есть настоящая чековая книжка с моим именем, как у богатых героев голливудского кино. Я отдала квартирной хозяйке 12 чеков, которые она будет постепенно обналичивать в течение года. Прекрасный повод не встречаться!

Мне предстоит еще три месяца ульпана, экзамен на знание языка, а потом — профессиональные курсы. Новоприбывшие русскоязычные журналисты в Израиле не слишком востребованы, поэтому я планирую освоить новую профессию. К счастью, государство оплатит большую часть курсов. Пока специальности нет, можно подрабатывать — труд «метапелет» (человека, который ухаживает за пожилыми или больными людьми) или простой уборщицы в Израиле не менее уважаем, чем работа врача или учителя. На зарплату грузчика или мойщика посуды можно жить вполне достойно, а не существовать. Конечно, этот вариант я рассматриваю как временный.

Дети тоже потихоньку учат язык: скоро им предстоит пойти в школу, где все предметы преподаются на иврите. В этом году учебы в сентябре не будет из-за множества праздников, выпавших на этот месяц, так что уроки начнутся в октябре. Пока же Юна и Егор катаются на роликах, ходят в гости к друзьям в «Калиточку» и потихоньку осваивают город.

Вечер. Я смотрю в окно на кактусы, на детишек с пейсами и в кипах, на усеянную кондиционерами стену соседнего дома. Смотрю и думаю, станет ли Беэр-Шева когда-нибудь хоть на десятую долю так же дорог, как Екатеринбург? Как знать.

Почитайте также, как живёт в Аргентине екатеринбурженка Алёна. А ещё мы писали про Марину, которая ездит по всему миру волонтером и помогает детям получать образование.