В начале февраля родные, друзья, а с ними и вся страна торжественно, со слезами и хорошими прощальными словами похоронили лётчика-героя майора Романа Филипова, погибшего в Сирии. Штурмовик майора сбили террористы, лётчик катапультировался. Приземлившись, он сначала отстреливался. Потом, чтобы не попасть в плен, подорвал себя гранатой со словами «Это вам за пацанов!».
Его гибель повторяет историю уральца Юрия Игитова. Юрий стал первым среди военнослужащих Уральского военного округа, получивших звание Героя России — посмертно, за штурм Грозного в 94-м году. 21-летний Юрий, старший стрелок, так же, как Роман, не желая сдаваться в плен, подорвал себя гранатой. Вместе с ним погибли несколько боевиков.
Мы съездили в Нижнюю Салду, на родину героя, чтобы вместе с родителями Сергеем Ивановичем и Людмилой Александровной ещё раз сказать о подвиге Юрия Игитова. Они рассказали нам о суде над виновными в гибели Юры, о том, за что они обижены на власть, и почему ждут, что Юра всё-таки вернётся домой живым.
Родители
Ноги Сергея Ивановича наскоро прикрыли одноразовой медицинской пелёнкой перед нашим приходом. Старались закрыть концы ног: на днях ему ампутировали ступню, из-за диабета началась гангрена.
Сергей Иванович служил в ракетных войсках, тут, в Нижней Салде, был ракетный комплекс ПВО, с начала 1990-х он заброшен. Его часто фотографируют, снимают, просят рассказать о подвиге сына. Бывший военный, подполковник, бодро, с готовностью рассказывал и журналистам, и школьникам о том, как сын шёл к подвигу. Теперь он беспомощно и растерянно сидит на кровати.
Людмила Александровна, его жена и мама Юрия, говорит нам:
— Я ему всё лётчика Маресьева в пример привожу. Он без ног, на протезах и фашистов сколько побил, и танцевать мог!
Они прожили с мужем 45 лет вместе. Было всякое — и отдельно жили, и снова возвращались друг к другу…
— Сыну, наверно, в пример таких же героев ставили в детстве? Маресьев, Матросов...
— Нет, вроде бы… Он такой был… хулиганистый, с учёбой не особо… Хотя как-то их разговор с ребятами подслушала. Что-то они обсуждали, фильм, может. «Я бы, — говорит, — в плен никогда не сдался». Это у меня в памяти засело, всем рассказываю. То, что он поступил так, это вообще по натуре его. От него это можно было ждать. Всё правильно сделал. В плену с его характером долго не прожить. Он бы уши прижимать не стал.
Подвиг
Вот история подвига Юры. Первая чеченская война, первый штурм Грозного. 31 декабря Юру вместе с сослуживцами отправили в разведку на БМП. Попали в засаду, машину подбили боевики. Ребята выскочили из горящей БМП, Юра остался прикрывать товарищей. Его окружили, предложили сдаться в плен. Он, когда патроны стали кончаться, подпустил боевиков поближе и взорвал себя гранатой. Вместе с ним погибли несколько «дудаевцев».
Так описан подвиг Юры в открытых источниках, в юбилейных красивых книгах, в «Википедии». Недавно Свердловская киностудия снимала фильм о Юре. Они нашли заместителя командира 276-го мотострелкового полка Сергея Смолкина, который забирал тело Юры (через местного муллу была договорённость с боевиками о том, что можно будет забрать тела российских бойцов).
Вот что рассказал Смолкин в фильме:
— Командир «духовского» отряда тоже воевал в Афгане, разведротой командовал… Когда мы стали собирать [тела], командир «духов» сказал: вот эти парни, им предлагали сдаваться, а они взорвали себя гранатой. Там, под машиной, лежали разорванный лейтенант Иванов и Юра Игитов… Пели песню и взорвали себя гранатой.
Какую песню — командир так и не рассказал, режиссёр фильма предположил, что это был гимн России. Звучало это пафосно. Или горько. Ведь страна в эти часы поднимала под гимн новогодние бокалы с шампанским. Никто не знал, что сотни ребят в эти минуты пошли на смерть. Но насчёт гимна это всё-таки легенда: он появился только в 2000 году, когда Михалков переписал слова советского гимна.
Известные боевые офицеры (Лев Рохлин) потом назовут операцию по штурму Грозного провальной и бездарной. Газеты в 1995-м были «зубастые», в них прямо писали, что министр обороны Грачёв хотел сделать щедрый новогодний подарок Ельцину.
Грозный взяли лишь спустя несколько месяцев ценой сотен погибших солдат. Но благодаря Юриному подвигу погибших в том штурме было меньше. Он не только «захватил с собой» врагов, но и спас нескольких (предположительно, восьмерых) товарищей. Правда, потом все они погибли — в других боях.
Боль
— Гроб привезли в ночь с восьмого на девятое января. Никак не могли в дверь, в квартиру занести, — вспоминает теперь Людмила Александровна. — И солдатики помогали, и друзья. Никак не шёл.
Людмила Александровна сидит перед нами в инвалидной коляске, предназначенной для мужа. Это вместо кресла. Нас усадила на стулья, муж — на диване. Достала чёрно-белые фотографии с похорон Юры… Говорит, на проводы пришла почти вся Салда. А военком не разрешил Юриным одноклассникам нести гроб на руках до кладбища, боялись спонтанных митингов.
Родители не знали, что сын был в Чечне, пока его не привезли в гробу.
— За несколько часов до того, как гроб привезли, позвонили из военкомата, — вспоминает Людмила Александровна. — Как обухом… я не поверила. Военком всю ночь в квартире дежурил, не давал гроб открыть. Я не выдержала, топор из ванны взяла, а он мне: «Я тебя посажу». Я ему: «Сажай!» Строгий такой военком.
— Я доски открыл, а там сплошной цинк, надо распаивать, — подхватывает Сергей Иванович.
Людмила Александровна перебивает:
— Я сейчас только узнала, что мы имели полное право открыть гроб и требовать экспертизу ДНК. Да я бы и без ДНК его по любой части тела узнала, у него на руке родинка была, на птичку похожа. А сейчас каждый раз на кладбище хожу, думаю: он — не он. Вот засела эта мысль во мне. Не зря же гроб никак не заходил в квартиру! Вещи — трусы, носочки — его храню. Жду. Вы ведь сами видели, сколько случаев по телевизору, когда находятся. Ну почему не дали открыть! Всё тайны… Хотела тогда паспорт с медицинской книжкой в военкомате забрать, не дали, сказали: «То ли сгорело, то ли потерялось».
В первые месяцы родители хотели привлечь военкомат к ответственности, что сына взяли незаконно.
Юрий мог вообще не идти в армию. У него было хроническое заболевание почек, два раза приходила повестка, и два раза его возвращали домой как «не подлежащего призыву». Но «белый билет» так и не давали. Повестка пришла в третий раз, забрали. Видимо, сильно нужны были государству тогда призывники. Хотя командир в учебке Чебаркуля предлагал родителям положить его в госпиталь и комиссовать. Но сам сын наотрез отказался.
— Так и сказал мне: «Мама, отступись, хочу отслужить». Военным быть не хотел, хотя предлагали в Чебаркуле пойти в прапорщики. Он никак. Он вообще такой… Хотя его мягко воспитывали. Отец только на работе командовал, дома я хозяйка. А Юра… сказал — сделал. Вот захотел жениться в 20 лет, говорит мне: «Женюсь — и всё».
У Юры осталась вдова. Родители до сих пор журят сына за ту раннюю женитьбу 24-летней давности.
— Рано ведь жениться, училище только окончил, а с работой, с профессией ещё не определился, — ворчит Сергей Иванович.
Как будто сейчас можно что-то поменять и Юра всё-таки передумает.
Впрочем, это, наверно, обида на невестку. Она год после смерти Юры жила у него дома, в его комнатке, горевала вместе с ними. Потом уехала. Наладила свою жизнь, не захотела быть вечной вдовой, вышла замуж, появился ребёнок. Она молодая. А они одинокие и пожилые.
— Да я это понимаю, — морщится отец. — Но хоть бы раз за 20 лет позвонила, спросила «как дела», приехала чай попить. Знает, что никого нет у нас.
Юра — единственный сын. Людмила Александровна переключается на больную тему:
— Молодые были, думали, одного ребёнка хватит, для себя ещё надо пожить. Да надо было десятерых рожать! Никто бы с голоду не умер! У меня продавец работала (Людмила была заведующей продуктового магазина. — Прим. ред.), у неё тоже сын Андрюша погиб вслед за нашим… прямо в самолёте, когда из госпиталя вывозили в Москву. Но дочь осталась, сейчас внучка. Это ей боль притупляет за Андрюшу. А нам ничто не притупляет.
О подвиге лётчика в Сирии они узнали по телевизору. Вспомнили про сына.
— Я, когда такое смотрю, думаю: как родители? — говорит Людмила Александровна. — Люди говорят «молодец», а я думаю о родителях. Им сейчас жить с этой болью.
— Срочники сейчас не воюют…
— Очень хорошо, — соглашается Сергей Иванович. — Дошло. Напривозились гробов.
Суд
Три года назад старшего Игитова вызвали на суд. В Грозный. То ли как свидетеля, то ли как потерпевшего.
— Он только из сада приехал, — вспоминает Людмила Александровна. — Его сразу то ли с милицией, то ли с прокуратурой куда-то увезли. Сказали — «по Юре». Я-то подумала, что живой, нашёлся наконец. А оказывается, тех, кто его убил, нашли.
Сергей Иванович подключается:
— Мне по телевизору судья вопросы задавал (речь овидео-конференц-связи. — Прим. ред.). Я ничего не знаю, какой я свидетель. О том, что сын в Чечне был, я узнал, когда гроб привезли. Я так ничего и не понял в том суде!
Между тем в 2015 году был громкий судебный процесс. На скамье подсудимых оказались два украинца, члены экстремистской запрещённой в России националистической партии. Их обвиняли в том, что в первую чеченскую они воевали на стороне боевиков и виновны в гибели российских солдат, в том числе Юрия Игитова.
Отец Юры тогда во время суда оговорился, что Юрий погиб в районе Садового кольца (Юрий погиб в посёлке Садовый, рядом с Грозным). На сайтах правозащитников (они выступали на стороне обвиняемых) тогда с сарказмом эту оговорку пожилого человека мусолили: мол, где это в Чечне Садовое кольцо. Сергей Иванович так и не знает, чем закончился тот суд, никто ему ничего не сказал. А он закончился приговорами: одному дали 20 лет колонии, другому — 22 года.
Обида
Сейчас родители обижены на местную власть за то, что не помогли им вывезти Сергея Ивановича из больницы. Врач предлагал скорую до подъезда, но до квартиры девушки-санитарки донести отца не могли никак. Мать обратилась в соцзащиту, там тоже одни женщины: «Можем только окна помочь помыть, мужчин у нас нет».
Несли Сергея Ивановича до квартиры без носилок, на плечах, армейский друг и брат Людмилы, оба тоже пожилые. В подъезде не удержали, отпустили — лестница-то узкая, неудобная. У него разошлось несколько швов. Сейчас родители думают, как добираться до Нижнего Тагила, нужно делать УЗИ, проходить комиссию ВТК, чтобы дали инвалидность, потом ехать в Екатеринбург за протезированием.
— О нас только в праздники вспоминают! — на эмоциях бросает упрёки Людмила Александровна. — Первый раз серьёзная помощь понадобилась. Я заплатила бы, но я в Салде не нашла таких платных услуг.
Не хотелось бы обидеть салдинцев. Уверены, что если бы друзья Юры, его бывшие одноклассники знали об этой ситуации, то обязательно помогли бы донести отца погибшего героя.
Государство не бросает родителей героя. Выплаты по меркам Салды очень хорошие. Да и вообще по меркам наших пенсионеров. Тем более Игитовы привыкли жить скромно, без роскоши. «Машина, сад — всё у нас есть». Говорят, что пенсия по потере кормильца 8 тысяч. Ещё говорят, что выплаты за Героя России родным — около 90 тысяч в месяц. Они делятся на троих — вдову, отца и мать. Плюс разные льготы-компенсации. Вдова получила квартиру в соседней Верхней Салде.
Родителей приглашают на военные праздники в Екатеринбург. В школе каждый год устраивают лыжную эстафету в честь Юрия Игитова. В школе рядом с фотографией Юры самые лучшие ученики несут караул («Очень любим, когда ребятишки к нам приходят», — говорит Людмила).
Но от одиночества это пожилых людей всё равно не спасает.
— Пишут все одно и то же… Хотя я каждую вырезку храню — хорошо, что пишут! Но… всё о сыне, о подвиге спрашивают… А спросите нас хоть кто-то: а вам как жить с этой болью? Говорят, время лечит. Да ни черта оно не лечит! С каждым годом всё острее.
Фото: Игорь ДО / E1.RU, семейный архив Игитовых, архив школы № 7
Видео: Максим БУТУСОВ / E1.RU