Чем мы отличаемся от питекантропов и есть ли толк от демократии? Станислав Дробышевский объяснил суть власти

Известный популяризатор науки и антрополог Станислав Дробышевский ведет канал на YouTube, где гораздо более простым языком объясняет людям то, что кажется сложным. Не так давно он приезжал в Екатеринбург с бесплатными лекциями.

После одной из таких лекций мы поговорили с ученым о том, как человечество пришло к необходимости существования власти в стране, с какими отголосками древнего устройства общества мы до сих пор живем и почему к демократии есть вопросы.

— Далеко ли мы ушли от древних людей в контексте власти и деления людей на классы?

— Смотря от каких древних людей, потому что «древние люди» — понятие крайне растяжимое. Если взять каких-нибудь питекантропов, то у нас сейчас представление вообще другое. Начиная с австралопитеков и кончая ранними кроманьонцами (а, может, даже и поздними), понятие власти отсутствовало в принципе.

Какой смысл выбирать себе вождя, жреца и так далее? Все всё знают и так, все обладают примерно одной и той же информацией: там еда, там опасность, туда ходи, туда не ходи. Им нет смысла кем-то командовать, давать какие-то ответственные поручения.

Просто есть более опытный персонаж, который лучше знает, как что-то делать, и есть менее опытный. Но менее опытный и сам прекрасно знает, что он менее опытный, поэтому будет слушать этого старшего, но не потому что тот главный и власть имеет, а потому что просто это для выживания полезно. Если он не будет слушаться, то помрет, а если будет слушаться — не помрет.

Более-менее концепция власти возникает только в неолите (начался около 11,5 тысячи лет назад. — Прим. ред.), когда появляются земледельческие сообщества. И даже в раннем неолите нормальной социальной дифференциации было не видать.

Когда возникает потребность прокопать какой-нибудь ирригационный канал до горизонта, построить пирамиду, башню, тын какой-нибудь, то возникает идея, что нужно организовать для этого толпу.

И тут возникают особо активные бодрые персонажи, которые всех на это дело подзуживают и как-то там организуют. И вот они как бы власть, их мало-мальски слушаются. Потому что если в обществе их не слушают, то общество проигрывает — они не копают каналы до горизонта, и, соответственно, у них нет урожая, они дохнут. А у кого есть вот такой бодрый человек и есть люди, которые его послушали и прокопали канал до горизонта, те вырастили кучу жратвы, победили всех соседей и они молодцы.

Где-то в неолите это дело появляется, в бронзовом веке достигает пика, когда появляются нормальные такие государства, а потом возникают такие супериерархичные государства, где царь — он же и бог. Тут же возникают более-менее организованные религии, распространяющиеся на гигантские территории. И мы при этом возвращаемся в состояние павиана, что характерно. Биологически это для нас ни разу не типично, но в нетипичных условиях, когда мы сами себе геморрой устроили, это становится принципиально важным.

Та же самая фигня продолжается в Железном веке, в Средневековье с его абсолютной монархией, в Новом времени...

И поэтому у нас возникает противоречие с биологическими предпосылками, где мы должны жить просто маленькой семьей и никого не слушать.

И поскольку биологических параметров [проявления власти] вроде не предусмотрено, возникают всякие социальные — по типу корону надеть до потолка, какую-нибудь мантию с широкими плечами, чтобы показать, что я крутой альфа-самец.

А поскольку основная ячейка общества — всё та же самая семья и общество состоит уже из миллиона таких семей, то все эти семьи вместе как-то надо регулировать, управлять ими сверху. И получается, что на низком уровне у нас эгалитарная австралопитековая система, а на высоком — иерархическая павианья.

Из-за этого вечные нестыковки, и когда происходят какие-то голосования, начинаются призывы к пресловутым семейным ценностям вроде «братья и сестры» и так далее. Но при этом вы все, конечно, моя семья, а я тут самый главный, буду вами командовать, потому что я патриарх. Я самый всем папам папа. Это самая простейшая манипуляция.

— Так было, когда в соседнем Казахстане Назарбаеву дали титул лидера всей нации. Но почему сейчас тогда его этого титула лишают?

— Это нормально, это борьба альфа-самцов или альфа-самок. Старый самец — дряхлый, его нужно замочить, съесть и как бы всячески унизить, растоптать, а я стану самым главным. Это у всех: у павианов, у шимпанзе, у кого угодно всегда такое было. Для сапиенсов исходно это не особо типично, но в таких вот условиях становится типичным.

Вот кто-то был главным, всеми рулил, его все слушались, а потом он одряхлел, ослаб, и поэтому теперь будет новый, который его потопчет и тем самым покажет, какой он крутой. Почему меня все должны слушаться? Потому что я замочил альфа-самца.

— А к ситуации с Назарбаевым это тоже подходит? Его ведь никто не свергал, он сам ушел с поста.

— Главное же — символически потоптаться. Конечно, в идеале надо, чтобы он его какой-нибудь клюшкой по голове прибил, но у нас же XXI век, вроде как уже так не делается, но раньше так и делали. Я все дворцовые перевороты имею в виду.

А теперь вроде как цивилизация мешает, поэтому нужно ритуально хотя бы потоптаться. Тем более получается, он не сам руки замарал кровью убиенного, он сорганизовал кучу людей, которые сорганизовали кучу других людей, которые сорганизовали других людей. Значит, он такой офигенный организатор, раз может это сделать, и тогда тем более его надо слушаться.

— Если возвращаться к социальным атрибутам власти, какие они сейчас у политиков?

— Внешне их может и не быть. Посмотреть на Путина, Трампа, Шольца, Макрона... Обычный мужичок в пиджаке как бы. Тут всё именно социальное: его все слушают, на него все смотрят, даже если он ростом метр пятьдесят — всё равно на него чудесным образом смотрят снизу вверх. И это даже круче, больше впечатления производит.

— Но слушаются кого-то и в семьях. Даже понятие «глава семьи» есть. Это не власть?

— Это некая абстракция. Вот я — глава семьи, я могу детишкам сказать: «Идите в магазин». Но они могут сказать: «Мы не хотим», и не особо-то я их заставлю. Если это не какой-нибудь главный тиран-муж, который всех дома задрючил, или, наоборот, жена, которая строит мужа-подкаблучника. Такие отрицательные коннотации уже показывают, что люди воспринимают что-то не так.

Не должно такого быть, что один прямо мегакомандует, а все другие где-то ползают у него под ногами. В любом раскладе все сразу понимают, что это какая-то фигня, не должно так быть.

Подкаблучник, тиран, мужской шовинизм — это всё отрицательные вещи. Домострой, который и писался как пропагандистский концепт того, как должно быть. Но само по себе написание домостроя показывает, что люди к этому относились не так. Иначе и не надо было бы пропагандистки объяснять, что муж должен командовать женой, если он и так командовал.

Поэтому глава семьи — это, по сути, тот, у кого опыта побольше. Я зарабатываю больше, чем жена, поэтому глава. Но это не значит, что я ей командую. Я не могу ей приказать: «Давай мне там принеси…».

— И приказы — это уже какая-то тирания. А тирания — такая себе власть.

— Да, но тут проблема в том, что в государстве без этого никак. Если у вас в государстве не будет иерархии подчинения, то ваше государство перестанет существовать. А соседние государства, которые имеют эту систему управления, просто вас замочат.

— По логике вещей: чем что-то дольше работает, тем лучше оттачивается. Но в разрезе власти, есть ли какой-то лимит действия определенного строя или нахождения у власти правителя?

— Можно просто банально посмотреть, кто больше всех преуспел. В Китае 4000 лет существует императорская власть, если не больше. Сейчас всякие европейские государства повылазили, которые вроде как демократия, а если вблизи посмотреть, то они все монархии.

В Америке вроде демократия-демократия, но они все там одна семья, с XIX века до сих пор все родственники у власти. Кроме Трампа опять же единственного. Остальные, тот же самый Байден с Обамой, на удивление, родня. Это тоже по сути монархия: есть элита, которая всеми командует. В Британии королева до сих пор, в Голландии, в Дании, в Испании король, в Японии королевство.

— А люди могут контролировать этот процесс сменяемости власти?

— По факту, можем. Вот у нас в 1917 году проконтролировали, сейчас поеду в Ганину яму смотреть на результат. И я это не к тому, что я монархист и топлю за монархию.

Примеров тому в истории полным-полно. В том-то и дело, что у нас идеальной системы до сих пор никто не придумал. У каждой есть какие-то косяки.

То ли Черчилль, то ли кто еще выдал: мол, демократия — ужасный вариант, но никто лучше ничего не придумал. А понятие «демократия» крайне растяжимое. Это слово применяли к всяким разным вариантам: древнегреческая, современная, такая, сякая. Но я не политолог и не культуролог, я не знаю, какая лучше.

А всё к тому же и меняется безостановочно. Так что вам никто не скажет, какая система лучше.

Есть разница. Поэтому единой универсальной демократии, видимо, нет.

Можно в скитах сидеть в тайге, но и они как бы тоже зависимы от государства. Все эти староверы-анархисты ровно до того момента процветают, пока их охраняет нормальное государство с армией, с налогами, с бюрократией, с образованием. Тогда они могут изображать типа независимость — сидят в тайге и фигней страдают. А если убрать государство вокруг, то ничего от этих староверов не останется.

Подробнее о Станиславе Дробышевском мы рассказывали в нашем обзоре YouTube-каналов популяризаторов науки, которые объясняют, как на самом деле устроен мир.