Отец Илия (Александров) — настоятель храма святого Иннокентия Московского, что на Ленина, напротив Simple Coffee и Главного проспекта. По наружной рекламе его храм можно спутать с модной кофейней, а в нем самом без рясы вряд ли можно узнать священника. Еще сложнее узнать в нем религиозного человека, когда видишь его на концерте «Смысловых галлюцинаций», на горнолыжной трассе или объясняющего тонкости астрономии и строения Земли. Мы пообщались с ним и выяснили, откуда у него есть время на семерых детей, велосипедные поездки и почему религия — это круто (спойлер: потому что это возможности)!
Как у себя дома
— У вас не самый обычный приход. Храм не похож на остальные, на те, что с куполами, луковичками. Это как-то мешает или помогает?
— В описи нашего храма на сайте, в группах я говорю, что это простой храм для простых людей. В наше время многие хотят быть особенными, выделяться, заниматься чем-то необычным. Но мне хочется стабильности, не скажу одинаковости, при этом вещей, которые характеризуются словом «простой». Простой храм для простых людей. В этом контексте я поддерживаю домашнюю атмосферу.
Эти 400 кв. м в центре Екатеринбурга, безусловно, дар нам от нашего руководства. Их можно использовать по-разному: открывать и сдавать офисы и зарабатывать. Но мы живем по другому принципу. У нас на первом этаже волонтеры, которые занимаются людьми в тяжелой ситуации, анонимные алкоголики, проходят встречи с юристом и психологом. Всё то, что действительно позволяет человеку не замыкаться в себе.
«Думаю, что храмы для этого и должны существовать, чтобы люди, приходя туда, хотели жить дальше».
— А эта домашность не отвлекает от разговора с Господом?
— Тут, наверное, уместно вспомнить слова Винни Пуха, мол, вдохновение найти нельзя, нужно найти такое место и время, чтобы вдохновение нашло тебя. Да, храм должен быть местом, где на человека находит вдохновение. Я думаю, домашность как раз и помогает молитве. Потому что храм — это не только стены, это приход, это люди. В этом смысле, я думаю, мы крепкий приход. Люди у нас друг друга знают, поддерживают и в случае чего могут постоять друг за друга.
— А много тех, кто постоянно ходит?
— У нас храм небольшой, свыше 150 человек уже не помещается. В Пасху бывает и больше. И в коридорах стоят, и на лестнице. На утренние богослужения приходят больше всего, по 120–130 человек. Это среднее количество, которое было до карантина. Сейчас меньше раза в два. Хотя некоторые люди приезжают к нам издалека, и есть ради чего: у нас одни из лучших преподавателей воскресной школы, есть люди, которые занимаются внебогослужебной деятельностью, те же волонтеры. Дети у меня еще и английский учат.
На ломаном английском
— Еще и английский?
— Когда мы с семьей переехали из Верхней Пышмы, это было сделано и для того, чтобы дети поступили в языковую школу. Они пошли в гимназию № 13. Параллельно с ними я стал заниматься. Как-то учитель меня прямо спросил: «С какой целью вы, Илья Николаевич, пришли?» Ответить, что я хочу заниматься с детьми домашними заданиями, означало бы вызвать приступ смеха. Тогда я подумал, что настоятель храма в центре города должен встречать любых гостей, в том числе иметь возможность принять исповедь на английском.
— И такое было?
— Я ходил больше года, выучил список словарных слов, подучил правила, но, когда возникла реальная ситуация, я растерялся. Мне сказали, что к нам приезжают четыре англичанки, им нужна экскурсия. Тогда я разволновался и попросил отца Максима (Миняйло). Он вел экскурсию, я поддакивал, вставлял междометия «yes, of course».
Потом ситуация повторилась. Ко мне приходили латиноамериканцы во время чемпионата мира по футболу. Я до сих пор признаю некое поражение, что я так и не освоил английский в разговорной форме. Но английским я продолжаю заниматься дополнительно. А еще занимаюсь и гитарой. Думаю, совместить приятное с полезным и выучить песню на английском.
— Это будет Hallelujah Леонарда Коэна?
— Там, конечно, сложные переборы, думаю, что-нибудь попроще.
— А что насчет основного образования?
— Я окончил кафедру астрономии и геодезии, а после был учителем физики и астрономии в православной гимназии. Но быть преподавателем тяжело: столько отчетности, на это уходит куча времени, а на выходе без дополнительных ставок, без ведения класса... Очень сложно прожить. Но выбранные в 11-м классе физика и астрономия — это мое увлечение на всю жизнь.
— Непривычно слышать от священника про любовь к астрономии…
— Я считаю, что астрономия — это мировоззренческая дисциплина, через которую можно рассказать об окружающем нас мире. Поездки в обсерваторию, на атомную станцию, выходы в лес и наблюдение за ночным небом — это вдохновляющий пример для любого учителя, как заинтересовать своим предметом ребенка.
Семеро детей и грамотный тайм-менеджмент
— Откуда у вас столько свободного времени на волонтеров, английский и гитару, на детей?
— Некоторыми вещами мне нравится заниматься с детьми. Например, горными лыжами и скейтбордом. Все эти вопросы интересны детям в школьном возрасте, а потом они замыкаются на себе. Я пользуюсь в том числе и своей многодетностью, чтобы изучить что-то новое.
— Вы еще и многодетный отец?
— Да, у священников это тренд. У меня семеро детей. Наверное, это пока потолок того, что я могу с супругой потянуть.
— Дети же отнимают огромное количество времени.
— Если к ним относиться как к обузе, то да. Но ведь с ними можно делать кучу всего вместе: гулять, смотреть интересные фильмы и многое другое. Я стараюсь без детей не ходить на культурные мероприятия. Недавно был на «Смысловых галлюцинациях», брал с собой ребенка.
Когда ты не разделяешь свою часть жизни с детьми, получается диаграмма с пересекающимися кругами. Наши семейные ценности образуют общую заштрихованную площадь. Но рано или поздно диаграмма начнет расширяться, интересы перестанут пересекаться, надеюсь, хотя бы религиозные останутся. Но вообще это тайм-менеджмент. Если идти по-другому, времени ни на что не будет хватать. А в этом случае, раз часть интересов совпадает, что-то делаешь вместе, время экономится, и можно где-то и о себе подумать.
Откуда эта любовь к людям
— Со стороны коллег по цеху нет зависти?
— Это, скорее, у меня есть зависть. У нас в приходе очень много нет того, что есть в остальных храмах. Например, паллиативная служба, помощь тяжело больным, уход за пожилыми прихожанами — это наши мечты. Я их постоянно озвучиваю, ищу единомышленников.
У нас был прихожанин, который тяжело переносил время после операции. Это было как раз тогда, когда начинался карантин. Мы его уговаривали, давай еще поживи. Обещали помочь, снять уголочек. В идеале ему надо было бы в дом старчества. Но он сказал: «Нет. Свобода дороже». Красивые слова. Положили в больницу, как-то подлечили, но он долго не протянул. На его примере я понял, что сейчас жизнь всё сложнее и сложнее, таких людей много рядом, и надо быть готовыми им помочь. И у меня просто зависть к тем храмам, где есть такие группы помощников. Например, храм Успения (собор Успения Пресвятой Богородицы. — Прим. ред.).
— Где вы находите всю эту любовь к людям?
— На самом деле это способ выживания. Я понимаю, что без финансовой подушки, постоянного достатка единственный способ выжить — это быть рядом. Чтобы рядом с тобой были люди и чтобы ты был рядом с людьми, чтобы держались друг за дружку. Назвать это любовью — идеал. Это одно из условий того, что мы не утонем.
Храм — это не только центр богослужебной жизни православной верующего человека, но и центр притяжения для людей, которые нуждаются в чем-то или ком-то. Куда человек, находящийся в таком состоянии, пойдет? Туда, где его послушают, не перебив, утешат добрым словом, помогут.
Польза от опиума для народа
— Но для вас же не секрет, что церковь воспринимают как несвободу, как способ заработать…
— Свобода и религия — это краеугольный камень для современного человека. Слова «раб Божий», посты, ограничения в первую очередь бросаются в глаза, и это отпугивает. Я думаю, тут уместно сказать и подчеркнуть, что свобода — это неотъемлемое право каждого с момента его рождения и зачатия. Это то, что у нас не отнять. Религия раскрывает это право и дает этим правом воспользоваться.
— И как, если она устанавливает рамки?
Религия и церковь дают возможность. Возможность быть утешенным, быть услышанным, найти правду, если ты ее ищешь, найти Бога, если ты ждешь такой встречи. Через возможность раскрывается наше право быть свободными.
И здесь уже дело клириков и прихожан, показать человеку путь, по которому мы обрели Бога. Не отпугнуть человека оборотной стороной. Как и любой человек, каждый из нас может ошибаться во всем. Да, перегибы есть, но потенциальная возможность раскрытия внутренней свободы в религии — максимальна.
— Всё это очень вдохновляюще, но как быть с обвинениями, что религия — это опиум для народа?
На самом деле цитата про опиум не обидная. В то время, когда Карл Маркс впервые произнес эту фразу, опиум считался медицинским способом утоления боли. Он говорил в контексте того, что рабочие настолько настрадались от капиталистов, что ищут утешения в религии, и в этом видел пользу.
Ошибки отца Сергия
— Тут уместно упомянуть отца Сергия.
— Знаете, в церкви были ситуации, когда величайшие умы ошибались. Они были настолько трудолюбивы, что на их книгах учились поколения. Но в то время, когда они трудились, рядом с ними не оказалось хорошего полемиста, никто не мог указать им на ошибки. И это вскрывалось спустя годы. Но мне кажется, что это трагедия. Взять любого математика, который защитил великолепную теорию и умер с мыслью, что он это сделал, а потом оказалось, что у него какая-то детская ошибка, которая всё опровергает.
Отцу Сергию повезло, что его ошибку ему указали именно сейчас, у него есть шанс войти в церковную жизнь с положительным реноме. У него возможность что-то исправить и что-то изменить. Тут одна ошибка тянет за собой другую. Одну мы уже видим, другие еще просто не всплыли. При этом в его ошибке участвует не только он, но и множество других людей. Разумеется, нигде и никто перед ними храмов не закроет. И я очень надеюсь, что такие люди придут к нам и зададут, может быть, самые вредные и каверзные вопросы.
— Почему вы так думаете?
Недели две назад к нам пришла женщина. Она 30 раз переспросила, почему мы ходим в масках и протираем лжицу. Я попытался по-простому ей ответить, но так и не был услышан. Тем не менее я жду более глубоких разговоров о природе церкви, границе своей свободы и свободы другого человека. Я думаю, эти люди готовы к таким разговорам. Просто нужно время, чтобы мы были услышаны.
— Но ведь последователей отца Сергия называют сектой. Если сравнивать ситуацию с болячкой, не проще ли ее вырезать раз и навсегда?
— Я считаю, что там умные люди, назвать их сектой я даже не берусь, это просто обидно. Это не начало дискуссии. Если мы хотим излечить какую-то рану, надо осознать, что она нуждается в лечении, но нельзя больного человека называть сумасшедшим или дураком. Такой человек как минимум должен вызывать жалость, сочувствие и желание помочь.
Есть хорошее слово «сомнение». Можно сомневаться в своем представлении о Боге, в представлении о церкви, почему бы и не посомневаться в себе. Мне кажется, сомнения — это положительная вещь. Потому что через сомнения приходит желание узнать что-то новое, найти новые возможности.
— У вас не возникало желание съездить в Среднеуральский монастырь?
— Я на велосипеде его регулярно проезжаю, люблю покататься по шоссе. Всегда стараюсь селфи сделать и каждый раз удивляюсь количеству машин и разнообразию номеров из разных регионов. Проезжаю мимо, но нет желания заехать глубже, потому что я не в «свадебной» одежде, чтобы как-то авторитетно разговаривать на эти темы. В своем же храме я всегда готов к такому диалогу.
Отношение к ЛГБТ
— В Екатеринбурге проходит Неделя гордости, которую организовал ресурсный центр для ЛГБТ. Как вы относитесь к такому сообществу?
— Знаете, я постарел. Я считаю, что всё должно быть в рамках закона. И если это незаконно, то надо применять какие-то рычаги. Думаю, надо смотреть на юридическую составляющую.
— Но речь же идет не о юридической составляющей, а об отношениях…
— Я не хочу отвечать на этот вопрос. Но я скажу так: я поставлен здесь настоятелем не для разгона людей, а для их собирания вокруг Христа и вокруг чаши. Поэтому никого гнать и никогда я не стану. У нас нет ничего общего только с сатаной. Невозможно одной рукой оскорблять и гнать, людей, а другой пытаться рассказать о Христе.
В контексте моего настоятельства я приму любого на исповеди, на службе, того, кто ищет Бога. Думаю, что нет человека не без греха. И перед судом все равны. То же самое перед Богом. Но, если в общественной жизни что-то меня не устраивает, бывает такое, то я защищаюсь юридическими отношениями. То есть тут я имею свое право и свою точку зрения.
Религия — это не скучно
— Отец Илия, вы физик, знаете астрономию, катаетесь на велосипеде, горных лыжах, скейтборде, изучаете английский, впереди игра на гитаре, а еще вы отец семерых детей и волонтерством занимаетесь. Вы думали, что это мощный пиар для РПЦ?
— Вы перечислили мои небольшие достижения. Я считаю, нужно всегда узнавать что-то новое, пользоваться возможностями, пока время и здоровье позволяют. При этом я ни в чем не считаю себя большим специалистом. Я дилетант. Дилетант как учитель, моего профессионализма уже не хватает, чтобы давать детям высокий уровень знаний, чтобы вдохновить их, чтобы зажечь, а я не хотел заниматься чем-то, не будучи лучшим.
— То есть можно променять все то, чем вы занимаетесь, на многочасовые одиночные молитвы, обряды, таинства, службы, снова молитвы и так по кругу?
— В религиозной профессиональной жизни то, что вы перечислили, это круто, это значит, что человеку не скучно не просто с самим собой, а с тем, чем он занимается в течение этого времени. Представляете, столько времени можно этому посвящать? Он же молитвы наизусть все будет знать. Он будет знать все ответы на все вопросы, касающиеся аскетики. Мне стыдно это сказать, но я до сих пор считаю себя дилетантом, не могу до сих пор выучить ни один древний язык, свободно говорить по Священному Писанию, как мой друг отец Владимир (Зайцев). Он может вспомнить любую цитату из любого места послания апостола Павла. Это попытка не скучать.
— А это проблема?
— Да, многим скучно. Вот мне не скучно. Мне не скучно ни в религии, ни в семье, ни в храме, ни в школе. Всё вызывает ярчайший интерес. Это как спичка. Пока она горит, она дает свет, греет. Как она тухнет, она остается горелой спичкой. Хочется что-то новое, чтобы постоянно что-то горело. Надеюсь, хватит запала до конца жизни.
— То есть всё же религия — это круто?
— Да, она не лишает радости человека. Это не скучно. Религия — это новая возможность. По этой причине скучать здесь не придется. И хочу, чтобы люди, которые приходили именно в наш приход, в мою семью, видели, что то, чем я занимаюсь, приносит мне радость. И я этим занимаюсь не по принуждению. При этом я исключил какую-то мистику и пытаюсь всё объяснить рационально.
Недавно мы писали, что епископа Невьянского и Нижнетагильского Евгения (Кульберга) перевели на новую должность в Москву — он стал викарием (помощником) патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Кроме него, Синод РПЦ принял решение о переводе Иоанна (Никулина) в юрисдикцию Польской православной церкви.