«Ты страшная, всё с тобой понятно». Белла Рапопорт — о феминизме и феминитивах

За последние два века движение за права женщин проделало достаточно большой путь: теперь они могут голосовать, учиться, работать и получать за свой труд достойные деньги.

Некоторые считают, что все «женские вопросики» уже давно решены и вообще феминизм угнетает мужские права. Так ли это или женщинам по-прежнему есть за что бороться? Об этом мы поговорили с феминисткой, исследовательницей и активисткой Беллой Рапопорт.

— Нужна ли третья волна феминизма?

— На самом деле это разделение на три волны есть в США и Западной Европе. В СССР не было второй волны феминизма. Действительно, у нас были феминистки, в 70-е годы они издавали журналы, их там чуть ли не репрессировали, но это была не вторая волна, а свой какой-то феминизм. А вот первая волна у нас была, были суфражистки, много разных партий.

Часть исследовательниц считает, что вторая волна еще не закончилась и сложно так всё делить, но мы не можем говорить, что сейчас не нужен феминизм. Все проблемы с XIX века по-прежнему с нами. Право голоса у нас есть, но оно не работает, сексуализированное насилие есть, стеклянный потолок на работе есть, домогательства есть, войны есть. Я как левая феминистка говорю, что победа феминизма наступит, когда войны прекратятся, потому что это перестройка общества и другой взгляд на существование мира. Проблемы есть, поэтому феминизм нужен, и не важно, какой волной его обозначать.

— Сейчас появляется всё больше и больше течений феминизма, зачем их так много? Почему нельзя объединить?

— Это связано с разнообразием. Люди разные, и у них разные болевые точки, грубо говоря. Разные культуры: в Америке есть черный феминизм, а у нас его, естественно, нет (может быть, когда-нибудь появится мигрантский феминизм). Эти разделения ведь тоже довольно условные, но вот либеральный и радикальный не условны по системе. Либеральный предлагает подстраиваться под систему, чтобы там больше сидело женщин в президентах и управляющих банками, а радикальный считает, что вся система должна быть перестроена.

Феминисток делят на радикальных и интерсекциональных. Я, например, считаю себя радикальной с интерсекциональной оптикой, но кто как хочет, так себя и называет. В какие-то движения объединяются на основе общей дискриминации.

— Появилось много девушек, которые считают себя радикальными феминистками, но совершенно не понимают идеи этого течения. Что их подталкивает к радикальным мерам?

— Они появились из соцсетей, как и все движения. Подталкивает их субкультура — как было у 15-летних с хиппи. Девушки посмотрели TikTok и стали радфем (радикальными феминистками. — Прим. ред.). Сложно представить, что они прочитали подходящую литературу. Посмотрим, что будет дальше, когда им по 20 лет будет.

— У многих складывается впечатление, что феминистка — это волосатая уродливая девушка. Почему этот стереотип до сих пор существует?

— Потому что это будто что-то плохое. Я, например, тоже местами волосатая. Просто тот факт, что ты не очень сильно стараешься всем понравиться, людей расстраивает. Есть еще такой аспект: поскольку идентичность женщины должна быть завязана на привлекательность, я как женщина существую, только если на меня смотрят и считают меня привлекательной. Это действительно так и работает.

Это такой способ поставить женщину на место. Если кому-то не нравится то, что ты говоришь, то в ответ слышишь: «Ну ты страшная, всё с тобой понятно. Мы смотрим на всех этих феминисток, и они все страшные. Теперь понятно, почему они феминистки».

Это попытка деполитизации женщин: мол, если бы они были красивыми, то не были бы феминистками. Идет обесценивание личности, не важно, что ты там говоришь. А если ты говоришь про изнасилование, то слышишь: «Да ты слишком страшная, чтобы на тебя посмотрели. Наверное, вообще завидуешь, вот и говоришь».

— Почему до сих пор в таких странах, как Саудовская Аравия, женщина не имеет права выходить из дома без мужа, должна полностью прикрывать свое тело и лицо? Сейчас же XXI век!

— Америка тоже настолько «современная», что аборты из конституции исключает. Страны разные, культуры разные, разные правительства. В Саудовской Аравии вообще нелегко, женщины там в ужасном положении, им только недавно разрешили водить машину.

Но хочется развеять стереотип, когда мы говорим, что в Саудовской Аравии у женщин нет прав. Прогресс не линейный, и мировые стандарты не едины для всех. Действительно, есть очень много стран, где права женщин вообще никак не соблюдаются, происходит женское обрезание. Поэтому мы можем сделать вывод, что измерять Европой всю Землю нельзя, нужно обращать внимание на гигантский мир и что там происходит, какие процессы. К сожалению, права человека нарушаются по всему миру, и об этом важно помнить.

— Зачем нужны феминитивы?

— Феминитивы нужны, чтобы сделать язык более инклюзивным к женщинам. Если бы была возможность сделать язык нейтральным, было бы круто. Это как два стула, потому что есть люди, которым некомфортно использовать феминитивы и маскулинитивы. Язык — это социальная реальность — то, с помощью чего мы взаимодействуем.

Меня не существует без языка, без него я не смогла бы себя осмыслить. Это что-то базовое, поэтому, если в языке нет женщин, то их и нет в культуре. Например, всегда ищут уборщицу, а не уборщика, а когда ищут директора, пишут про директора. То, на чем держится повседневность — это то, о чем мы вообще не думаем, не замечаем. Это какие-то глубинные штуки.

Феминитивы нужны для того, чтобы привыкнуть: у женщин есть много чего еще, помимо уборщицы. Когда мы говорим «программисты» и «врачи», нам это всё кажется нейтральным, а если говорим «программистки», то как будто там уже одни женщины. Собственно, феминитивы нужны для того, чтобы вокруг этого нормативность разбить и расширить норму. Не знаю, как в русском языке это сделать.

Русский язык очень часто сравнивают с английским, а ведь он совсем другой по сути: там нет родовых окончаний, а в русском есть. То есть мы не можем сделать язык нейтральным: у кровати женский род, у кресла — средний, у стола — мужской, а профессии внезапно сделать нейтральными — это странное заявление.

Часто бывает, в офисе какие-то товарищи говорят: «Вот, мы мужчины всё на свете изобрели, мы создавали цивилизацию, а вы, женщины, чего-то там хотите». Так что феминитивы нужны как минимум для того, чтобы было видно, что женщины участвовали в этом непосредственно. Чтобы женщины видели себя и шли учиться или работать туда, куда им нравится, и не думали, что они неспособны на это, потому что, например, физмат для мальчиков.

— Большинство феминисток живут в больших городах. Статистика показывает, что в глубинке нет фемпросвещения. Как это можно исправить?

— Я не думаю, что в регионах нет феминисток и активисток. Если вы имеете в виду деньги, то вряд ли их направляют в глубинку, чтобы устраивать там феминистские лекции. Если делать выставки, то, конечно, их больше в больших городах, потому что там больше людей, есть деньги и помещения.

Я бы не хотела говорить, что только в столицах все такие умные. Я уверена, что в регионах тоже события проводят, особенно учитывая, что есть интернет, можно читать статьи. Если брать СМИ, которые пишут друг про друга, про одних и тех же людей, то они не будут писать про феминистское событие где-нибудь в отдаленном регионе.

— В Москве и Петербурге часто проходят мероприятия, посвященные феминизму. В Екатеринбурге их намного меньше. С чем это может быть связано?

— Колониальный заход сейчас будет: я никогда не была в Екатеринбурге, но уверена, что там есть куча феминисток и, возможно, даже что-то проводится. Опять, наверное, нет денег, хотя город крупный.

— Устраиваете ли какие-то просветительские мероприятия?

— Я закончила вести курс в Свободном университете по критическому дискурс-анализу, возобновила работу над книгой, которая прервалась из-за спецоперации. Сейчас с редактором мы списались и работаем над ней. У меня есть планы, есть лекции очень хорошие, которые просто лежат: одна про официальной конструктивизм, а вторая про гендерное исследование и феминистскую науку, скажем так.

Мы рассказывали, как в Екатеринбурге феминистку, которая вышла с одиночным пикетом к памятнику Ленину, «охраняли» сразу три полицейские машины.

Почитайте также, как глава комиссии РКН, который предложил приравнять радикальных феминисток к экстремистам, объясняет свою инициативу.