«Делают ставки, когда я тебя убью». Екатеринбурженка с ребенком прячется от бывшего мужа в тайной квартире

Жительница Екатеринбурга Светлана обвиняет бывшего гражданского мужа в побоях и истязаниях. Говорит, что не может нигде найти защиты. За пять лет было написано больше 15 заявлений в полицию, на которые она получала отказы. Она уже сбегала в кризисный центр для жертв домашнего насилия, потом вернулась: поверила, что можно всё начать сначала.

Мы встречаемся со Светланой в тайной квартире в одном из городов Свердловской области, где она скрывается вместе с сыном.

Светлана познакомилась с Алексеем лет 12 назад. У нее тогда уже было двое дочерей.

— Тот был другом моего бывшего мужа, он нас и познакомил, мы начали встречаться. Тогда он был нормальным человеком, добрым спокойным. Работал электриком. Мне не нравилось только то, что он то работал, то бросал всё, увольнялся и сидел без работы.

Сама Светлана была менеджером в фирме, занималась продажей жалюзи, ворот, ставен. Первые годы они не съезжались окончательно: женщина вместе с двумя дочками-подростками жила в квартире у бабушки, Алексей — у своих родителей. А с весны до осени, пока бабушка жила в саду, они жили вместе.

— Вместе ездили в отпуск на море, строили планы на будущее: купить свою квартиру, родить общего ребенка.

Планы осуществились лет шесть назад. Светлана уже была беременной, когда они наконец купили собственную квартиру. Женщина говорит, что основную часть суммы дал бывший муж в счет задолженности по алиментам, остальное добавили родители Алексея.

Вроде бы жить да жить. Но, по словам Светланы, всё разладилось после того, как она приехала с месячным сыном в новую квартиру. До этого жила у бабушки, а муж делал ремонт.

— Он очень изменился за то время, пока жил один. Стал агрессивным, нервным, начались скандалы, — рассказывает женщина. Сейчас она полагает, что причина таких перемен — это наркотики. — Он и раньше иногда баловался, курил какие-то смеси, что-то вроде пластилина, разводил что-то в пластиковых бутылочках с трубочками. Я поначалу считала, что это вполне безобидно. Ну покуривает иногда, что тут страшного, думала, что настоящие наркоманы — те, кто колется. Теперь понимаю, что ошибалась. Из дома начали пропадать вещи, один раз заложил телефон. Потом я не нашла норковой шубы, он признался, что заложил. После этого я подала заявление в полицию. Тогда он все-таки выкупил ее обратно.

Отношения становились всё хуже. Во время ссор, вспоминает Светлана, ее гражданский муж уже мог поднять на нее руку. И поднимал.

— Я как могла защищала себя, не молчала, вызывала полицию. Но на все мои заявления приходили отказы в возбуждении уголовных дел.

Светлана рассказывает, что старшие дочери как могли пытались заступиться. Также писали заявления.

— Я пробовала пожаловаться его родителям, но мама сказала: что я могу сделать, терпи. Он тоже устраивал им скандалы, как-то избил отца, тот написал на него заявление в полицию, но делу так и не дали ход, наверное, родители пожалели сына. Мои родители, пожилые люди, тоже ничем не могли помочь. Мама тоже говорила: надо потерпеть.

При этом собственниками квартиры были дети, жилье было поделено на три доли, у гражданского мужа не было прописки.

— Но выгнать я его не могла: в полиции объясняли, что он имеет право там находиться, раз там живет его ребенок. То, что все скандалы, с матом и оскорблениями, (некоторые аудиозаписи есть в распоряжении E1.RU. — Прим. ред.) были при ребенке, никого не интересовало. Один раз пришел домой с каким-то порошком, с наркотой. Закрылся в туалете, видимо, уснул. Я вызвала полицию, взломали дверь в туалет, приехали следователи, с понятыми произвели изъятие. В итоге его всего лишь оштрафовали, привлекли к административной ответственности. Якобы не хватило граммов, чтобы привлечь по статье за хранение наркотиков. Он уверяет меня, что у него везде друзья и связи: в полиции, в отделе и в главке, в Следственном комитете, в прокуратуре. Говорил, что в органах надо мной ржут, «делают ставки, когда я тебя убью». Я не знаю, правда ли это. Просто не понимаю, почему ему всё сходит с рук.

Во время одной из ссор Алексей сломал Светлане нос. Швырнул в нее большую игрушку сына. Она снова подала заявление в полицию, зафиксировав побои. Получила отказ.

— На словах мне сказали, что сломанный нос — это максимум административка, договаривайтесь сами, состава уголовного преступления тут нет. А как я договорюсь?! — говорит она.

Как-то после очередного скандала с угрозами Светлана снова вызвала полицию. Когда полицейские приехали, муж спал. Светлана говорит, что он был пьяным. Будить его не стали. Тогда женщина собрала вещи и сбежала вместе с сыном. Старшая дочь к тому времени поступила учиться и переехала жить в Питер. Вторая дочь жила у бабушки.

Светлана обратилась в кризисный центр «Аистенок». Ее поселили в тайную квартиру — там живут люди, попавшие в тяжелую ситуацию. В том числе женщины — жертвы насилия, которое у нас называется домашним. Адреса таких мест не раскрываются, потому что это небезопасно. Многие преследуют и не хотят отпускать своих жертв.

— В «Аистенке» мне действительно помогли. Я жила там с сыном в одной из комнат, со мной работал психолог. Юрист центра составил иск в суд о взыскании алиментов и принудительном выселении из квартиры. Суд мы выиграли, — вспоминает Светлана.

Вместе с тем же юристом подняли старое дело о сломанном носе, успешно оспорили отказ в возбуждении уголовного дела. Алексею предъявили обвинение по статье 115 УК РФ — «Причинение легкого вреда здоровью».

— Раньше, когда я получала отказы, я думала, что больше ничего сделать нельзя, даже не знала, что их можно обжаловать в прокуратуре или в суде, — признается Светлана.

Но никакого наказания гражданский муж и не понес. Светлана сама обратилась с заявлением о прекращении уголовного дела, и суд закончился примирением сторон. Сейчас она говорит, что поверила. Поверила, что Алексей раскаялся.

— Когда мы встречались на суде, он вел себя мирно, писал мне сообщения, клялся, что такого больше не повторится, предложил компенсацию.

В то время, когда шел суд, она уже уехала из тайной квартиры, жила у родителей. Через какое-то время все-таки вернулась домой.

— Он обещал: мы будем жить как соседи, в разных комнатах, не задевая друг друга. Убеждал, что у ребенка там остались вещи, игрушки, своя кроватка. К тому же он устроился на работу электриком и сдержал слово: оплатил мне поездку в Питер в гости к дочери в качестве судебной компенсации. Я согласилась. Даже не стала относить исполнительный лист приставам по алиментам. Хотя в «Аистенке» меня предупреждали, что если вернусь, то скорее всего, всё повторится. Это как качели. Так и получилось.

Спокойные отношения были недолгими, снова начались скандалы. По словам Светланы, Алексей мог ударить, угрожал, что заберет ребенка.

— При этом к сыну он относился хорошо, злость срывал только на мне. Хотя если при ребенке он называет меня животным и тварью, разве это нормально?

В начале января после очередного скандала (Алексея тогда увезли в отделение) Светлана сбежала из дома. Через знакомых нашла квартиру в пригороде Екатеринбурга, договорились, что она будет лишь оплачивать коммуналку. Живут на детское пособие, плюс деньги присылают старшие дочери, а родители передают продукты. На ней еще висит долг в 150 тысяч за коммуналку. После декрета женщина так и не вышла на работу: говорит, что сын часто болел в садике.

— Обращаться в «Аистенок» второй раз мне уже стыдно, они ведь меня обо всём предупреждали, а я не послушалась. Жить у бабушки или у родителей я боюсь, там он меня найдет и не даст жизни. Так и живем сейчас здесь. Из садика сына пришлось временно забрать. Я понимаю, что надо устраиваться на работу, ребенка водить в садик. Как-то жить дальше, продавать ту квартиру, делить ее, покупать другое жилье, возможно, переезжать в другой город.

После бегства у нее со стоянки пропала машина. Она хотела продать ее и заплатить коммунальный долг. Светлана уверена, что машину похитил бывший муж. До этого он катался на автомобиле много лет, по словам Светланы, без страховки и документов. Документы, подтверждающие, что она хозяйка автомобиля, у Светланы есть. Ключи тоже у нее. Женщина говорит, что на стоянке есть видеокамеры и найти того, кто взял машину, при желании очень просто.

Но полиция и на этот раз отказалась возбуждать уголовное дело, ссылаясь на «отсутствие в деянии состава преступления». На этот раз Светлана сама написала жалобу в прокуратуру. Сейчас прокуратура отменила этот отказ и отправила дело в полицию на доследование.

«Я их называю животными»

Поговорили мы и со второй стороной этой истории: электриком Алексеем. Буквально все обвинения он называет ложью. И у Светланы сейчас, по его словам, одна цель: продать квартиру, в покупку которой он вложил свои деньги.

— Я вложил не 800 тысяч, а около миллиона, деньги мне дали родители. И всё ремонтировалось моими руками, моими знакомыми. Опека, конечно, не даст разрешения на продажу. Вы поднимите ее подноготную, она пять лет не работает, ребенка сейчас не водит в садик. Ни одно из их заявлений в полицию (кроме Светланы, в правоохранительные органы по поводу угроз обращались ее дочери и бабушка. — Прим. ред.) не подтвердилось. Они врут, что я наркоман, все их аргументы сводятся к этому. В тот раз они мне подкинули наркотики, мне пришлось сказать, что это мое. Иначе она бы получила [срок], ведь квартира записана на нее.

Алексей утверждает, что они счастливо прожили очень много лет.

— Жили тихо, мирно, спокойно. Отец ее старшей дочери выделил деньги на квартиру — два миллиона. Этих денег хватило бы на однушку, а я добавил деньги и купил трехкомнатную, по цене двушки. Искал и нашел хороший вариант. За спиной у меня она часть квартиры записала на своих дочерей. Хотя отец второй дочери не дал на эту квартиру ни копейки. Меня даже не поставили в известность. Как я должен на это реагировать? Сейчас у нее цель всё продать и сбежать, куда сбежать, ей неважно. Я говорю: «Ты здесь не работаешь, а там на что рассчитываешь, на мои алименты?» Пять лет сидит дома, каждый день пьет. (Наш собеседник уверяет, что проблемы с алкоголем у бывшей жены, а не у него. — Прим. ред.). А я работаю на двух работах, в такси и еще в одной организации электриком. Сейчас я ей ничего не перечисляю, чтобы она не пропила мои деньги. Если сыну надо, я пойду с ним в магазин и лично ему куплю.

Даже для сломанного носа Светланы у Алексея есть объяснение.

— Я не бил ее, просто пнул в ее сторону мягкую игрушку. У игрушки были пластмассовые очки, они попали ей по лицу. Все произошло случайно. За 15 лет никто ее и пальцем не тронул.

— А игрушку-то зачем пнули?

— Ей было сказано, чтобы ее дочери или подруги не покупали моему ребенку никаких игрушек. [Предупреждал, что] каждая вещь, купленная не мной или не ей, из дома будет выкидываться. А то купят сторублевую игрушку, а потом мне предъявляют, что они игрушки моему сыну покупают.

— А машину вы забрали?

— Никакую машину я не угонял, в декабре забрал ее починить, сломался двигатель, ее делать надо.

Алексей не отрицает, что у него есть друзья в правоохранительных органах.

— Но я никогда этим [знакомствами] не пользовался. Я ведь сам на них ни одного заявления не написал.

— Какой видите выход? Вы ведь явно не можете жить вместе.

— Я ей говорю по-хорошему, живи. Не надо ей ходить, записывать меня. Просто у нее все родственники точно такие же: мать, бабушка, ее дочери. Она находится под их влиянием. Они и раньше вмешивались в нашу жизнь. У них один шкурный интерес, а у меня интерес — ребенок. Ей ребенок не нужен, она с ним не может справиться, орет, бьет. Представляете, ребенок в четыре года матерится как сапожник? Они научили.

— На аудиозаписях вы сами очень агрессивно, нецензурно выражаетесь, оскорбляете…

— Я матерюсь не при ребенке. А как мне выражаться? Как мне называть этих тварей? Я их называю животными. Если они животные, я их так и называю. Полгода [пока жила в кризисной квартире] она мне не показывала ребенка, я понятия не имел, где он, что с ним. Потом я ей сказал: ради маленького ребенка живи дома, я целый день на работе, ты живи спокойно. Мне от них ничего не надо, мне нужно, чтобы ребенок жил дома. А она и на улицу его не выводит, не готовит ничего, потому что у нее нет денег. Я очень переживаю за ребенка, он у меня часто болеет, не дам его никуда увезти. Что она там с ним сделает — неизвестно, увезет куда-нибудь, его там на органы пустят. Нет, я обязательно заберу сына.

Комментарий полиции

Нам прокомментировали эту историю в УМВД России по Екатеринбургу.

— От данной гражданки действительно неоднократно поступали сообщения о противоправных действиях сожителя. По каждому обращению на место прибывали сотрудники полиции, — сообщили нам в пресс-группе УМВД по Екатеринбургу. — По материалам инициировались проверки. Мужчина привлекался к административной ответственности. Однако в нескольких случаях разбирательства прекращались по просьбе заявительницы. (Светлана объясняет, что такое было дважды: когда муж вернул заложенную шубу, и она примирилась с ним в суде. — Прим. ред.) При этом женщина продолжала проживать совместно со своим гражданским мужем. По факту пропажи автомобиля, принадлежащего заявительнице, в настоящее время продолжаются дополнительные проверочные мероприятия. Таким образом, информация о бездействии полиции не соответствует действительности.

«Кризисные квартиры у нас всегда переполнены»

Мы созвонились с руководителем общественной организации «Аистенок» Ларисой Лазаревой. Она вспомнила Светлану: она жила у них полгода, никаких проблем с алкоголем у нее не было, асоциального поведения тоже не наблюдалось.

— Да, мы ее действительно предупреждали. К сожалению, в таких случаях всё повторяется. Есть ситуации, когда можно сохранить семью, учится жить вместе, но в том случае, когда поднятая для удара рука опущена. Человек сам остановил себя. Но это не тот случай. И если Светлане нужна помощь, мы готовы снова ей помочь, пусть обязательно обращается.

Лариса Владимировна вспоминает, как примерно год назад в Общественной палате Свердловской области обсуждали закон о домашнем насилии.

— И на этой встрече я одна выступила за принятие этого закона. Все, включая наших главных омбудсменов региона, были против. Представители церкви осуждали этот закон, потому что он якобы будет препятствовать сохранению семьи, что это вмешательство в личную жизнь. Представители полиции уверяли, что отдельного закона не нужно, у нас хватает существующих статей Административного и Уголовного кодекса. Что изобретать ничего не нужно, можно пользоваться существующими мерами профилактики правонарушений. Одна из представителей Общественной палаты России также тогда заявила, что законопроект юридически несостоятелен, сомнителен и выгоден только НКО, которые финансируются из-за рубежа. Когда я высказалась, что закон нужен, что возможны корректировки и его можно принять в разумном виде, она объявила, что за такие высказывания нужно привлекать к уголовной ответственности. Но сами видите, что полиция неохотно возбуждает дела, боясь, что такие дела потом приходится закрывать (женщина забирает заявление, помирившись и простив, и это бывает часто. — Прим. ред.). Поэтому ничего не меняется. Кризисные квартиры у нас всегда переполнены. Буквально позавчера к нам приехала женщина из другого региона. Типичная страшная история: он бил, она терпела, в итоге он поджег дом. Она осталась бездомной. И где эта хваленая профилактика преступлений и правонарушений?

Прочитайте наш репортаж из тайной квартиры «Аистенка»: страшные истории жертв тиранов и насильников. Ранее мы рассказывали, как лидер организации «Мужской путь» в Екатеринбурге, которая исповедует патриархальные ценности, силой увез своего ребенка от матери. А год назад мать на Урале обвинили в краже ребенка, но она утверждала, что это месть бывшего мужа. Вот еще история: девушка заявила, что влиятельная семья бывшего мужа украла у нее ребенка и не дает общаться с сыном Сашей.