Немецкого благотворителя Штефана Земкена кремируют в Екатеринбурге. Семнадцать лет назад он случайно оказался на Урале, влюбился в русскую девушку и в Россию, стал жить на две страны и в результате буквально открыл миру уральскую глубинку. Штефан привозил в российские детские дома немецких клоунов, бесплатно подбирал слуховые аппараты пенсионерам, привозил к нам стрит-арт из Европы.
Мы поговорили с женой Штефана Ольгой о том, как он приехал в Россию, почему захотел остаться, почему занимался благотворительностью.
— Как вы познакомились со Штефаном?
— Он, живя в Германии, помог перевести сайт российского туристического агентства с английского языка на немецкий. Директор этого агентства спросил: «Штефан, ты был когда-нибудь в России?» Он сказал: «Нет, не был». И в благодарность директор сделал ему визу. Штефан приехал, ему очень хотелось посмотреть на Волгу и на Байкал. Но он хотел это сделать не как иностранец, турист, а как обычный русский человек. И он пошел в российское агентство, а у меня там работала подруга, она позвонила: «Оля, если можешь перевести, пожалуйста, приходи». Я пришла, и мы познакомились. Это было семнадцать лет назад, 6 июля.
— И он решил остаться?
— Нет, мы здесь никогда не жили постоянно, только летом. Сначала я полетела к нему в Германию, так мы летали год, потом поженились. И решили жить пополам в России и в Германии. Я продала свою квартиру в Екатеринбурге и купила дом в Быньгах, старообрядческой деревне рядом с Невьянском. Штефан сказал: «Если уж покупать дом, то только в исторических местах». Это как раз были демидовские места, места золотопромышленников, ему это все очень понравилось. Мы купили дом на реке, завели гусей и стали жить. Но жить там просто так нам было скучно, поэтому он стал звать друзей, а друзья рассказали про нас, и к нам стали приезжать гости. Вот так вот все и началось.
— Откуда у Штефана такой интерес, любовь к России? Вы ему передали?
— Нет, думаю, нет. Я думала, мы поженимся, я уеду в Германию и буду благополучно там жить в нормальных условиях. А ему понравилась Россия, люди, ему было интересно на невспаханном поле что-то посеять. В Германии никого не удивишь благотворительностью, там 33% людей состоят в каких-нибудь фондах или организациях. Поэтому он здесь был уникален.
Мы познакомилось с [Евгением] Ройзманом, он нас сразу нагрузил — надо было помогать детям с онкологией, которые лечатся в Германии, мы переводили [документы], перевозили их. Помогали, естественно, бесплатно. Потом мы пошли в Коляда-театр, Штефан влюбился в него. Ему это все очень понравилось, он сказал, что думал, что в России все такое дедовское, столетнее, а тут такой модерновый театр. Любовь [к России] у него пришла сама собой. Наверное, это было связано и со мной, с моей семьей, с моей историей и так далее.
— Он не настаивал, чтобы вы жили только в России?
— Конечно, нет. Мы были привязаны к страховке по медицине [в Германии], получали оба дорогие лекарства, просто не могли тут постоянно жить. Его родителям 86 лет, мы их не могли оставить. У него там друзья, мы их тоже не могли оставить. Обычно в октябре мы с большим удовольствием уезжали из России в Германию. Потом нам надоедали комфорт и спокойствие и мы рвались сюда. Вот так вот мы и жили, нам нравилась такая жизнь.
— Как сейчас его родители?
— Немецкая дисциплина. Они просто кремень, я поражаюсь им. Они сказали, что я жена и знаю, как бы ему хотелось быть похороненным. Мы решили его кремировать, сделать здесь пышные похороны, он это заслужил.
Это его минута славы после тура памяти к 75-летию Победы, в котором он проехал [на своем автобусе] 5 тысяч километров за 15 дней. Планировалось, что в каждом городе-герое немцы 9 мая одновременно положат венки. Но из-за пандемии ни один немец больше не смог проникнуть в Россию. И Штефан сказал: «Я не найду себе покоя, если это не выполню». И, несмотря на то что, видимо, тогда он уже заболел, хотя мы вообще об этом не знали, он все равно доехал до конца. Я говорила: да брось ты, осталось четыре города, ерунда. Он отвечал: нет, мне это важно. И он все равно это до конца сделал, приехал и сказал: «О, я это выполнил, мне было тяжело, но я это сделал. Все, старый стал, больше я не смогу, наверное». Для него это было трудно, но он выполнил.
Его родители всегда были немножко скептически настроены, говорили: «Кому ты там нужен, да что ты там распыляешься, деньги раздаешь, лучше заботься о себе». Я тоже начинала с негативной реакции на эти его тысячи проектов: «Да не надо, да лучше не начинай». А он мне сказал: «Хочу жизнь прожить так, чтобы, когда меня не будет, после меня что-то осталось». Это он всегда говорил. То есть человек просто от всего сердца хотел улучшить наш мир. Не из-за какой-то выгоды, не для того, чтобы его хвалили. Это просто была его жизненная установка. Он особенный человек.
— О его онкологическом заболевании вы узнали недавно, все произошло стремительно?
— Да, мы диагноз получили, и у него тут же, на следующий день, случился перитонит, и его не смогли спасти.
— Вы теперь поедете в Германию, останетесь в России или продолжите жить и там, и там?
— И там, и там. Жизнь продолжается.
Прощание со Штефаном Земкеном состоится в среду, 22 июля, с 10 до 12 часов в траурном зале при крематории на Сибирском тракте. Почитайте воспоминания Николая Коляды и Евгения Ройзмана о Штефане.