«Я искала подарок на свой день рождения, а нашла шприц»: исповедь жены наркомана

От зависимостей страдают не только сами наркоманы, алкоголики, игроманы, но и их родители, жены, дети, друзья. Таких людей, на чью жизнь влияет болезнь близкого человека, называют созависимыми. Чтобы справиться со своими проблемами, они объединяются в группы поддержки.

Для этого выпуска проекта об анонимных сообществах Екатеринбурга мы поговорили с женой наркомана. Яне (имена всех героев проекта изменены) около 30 лет, семь из них она прожила с наркоманом, который сначала курил спайсы, а потом стал колоться. Яна честно рассказала, какие ужасы ей пришлось пережить рядом с мужем и почему она не могла уйти от него раньше.

Созависимость — это зависимость от настроения, желаний, чувств другого человека, когда фокус сдвинут на него, а чем он болеет, неважно. Например, мне завтра вставать на работу, мне нужен здоровый сон восемь часов, а вместо этого я сижу, смотрю на него обкуренного и контролирую, чтобы, не дай бог, он не умер, или шарюсь по его карманам.

Мы познакомились, когда мне было 14, он чуть старше. Через год вспыхнули чувства, я его любила, хотела, чтобы он был постоянно со мной, а он как-то так — пришел, ушел. Закончили школу, периодически сталкивались, но каждый раз я тяжело переживала наши расставания и в итоге на последних курсах института уехала в другой город. Помню тот день, когда мы прощались, я преданно смотрела в глаза и говорила: «Вот если ты меня сейчас остановишь, то я, конечно же, останусь». Настолько я была зависима от него, от его желаний, настроения. Но он сказал: «Нет, давай все, пока, я пострадаю».

Я часто приезжала к родителям в Екатеринбург, мы виделись, в итоге он сказал — ладно, возвращайся, я понял, что без тебя не могу. Про то, что он употребляет наркотики, я тогда не знала. Приехала, устроилась на работу, мы сняли квартиру. Он зарабатывал мало, я год фактически жила на работе и многие вещи не замечала, а что-то не хотела замечать. К примеру, что у нас под ванной периодически валялись бутылки с дырками, он на это говорил: «Ну, это же съемная квартира, мало ли кто до нас жил». Я кивала — точно, надо хорошо тут прибраться.

Через два года мы поженились, его родители купили нам квартиру, машину. Я меняла работу и какое-то время сидела дома, тогда стала понимать, что что-то не то. Видела, что он под чем-то. Говорю ему: «Ты накуренный!» А он: «Нет». «Ну я же вижу!» — «Нет, ты что». Окей, говорю, идем в аптеку, покупаем тест, ты при мне писаешь, если он не показывает ничего, я извинюсь. Так почти каждый день он сдавал мне тест. Но я на тот момент не знала, что спайсы этот тест не показывает.

Когда я забеременела, мужа арестовали за хранение. Дали условно, я ездила на суд со справкой о беременности, чтобы его не посадили. Для меня это был ужас. Он, естественно, сказал: «Все, я бросил, какой я был дурак, никогда в жизни больше». Я, естественно, поверила. На самом деле он не бросил, ближе к родам стал употреблять все больше. Очень сильно ругались, я собирала вещи и уходила, но это были показательные уходы, манипуляция, мол, верни меня. Ему было пофиг на это, и я возвращалась сама.

Поскольку он не работал, он брал кредиты, его разыскивали коллекторы. Я понимала, что ему платить нечем, а я на тот момент хорошо зарабатывала, поэтому старалась закрыть какие-то его долги, чтобы нас не искали просто, тогда как раз пошла коллекторская волна и было реально страшно. С очередной его платежкой на 30 тысяч (брал две, а отдавать надо 30) я пришла к его родителям и узнала, что у них таких платежек уже на 300 тысяч.

Когда родился ребёнок, мне стало не до мужа, я его в принципе в какой-то момент вычеркнула из нашей жизни. Он инициативы не проявлял, ну и ладно. Прошло полгода, я видела, что он продолжает употреблять. Устроился в такси, было выгодно — можно заработать денег и при этом ночь не появляться, а утром прийти домой и отсыпаться. Я ушла со скандалом, собрала вещи, уехала к родителям. Недели через две он сам приехал, забрал нас, пообещал бросить [наркотики], я, естественно, опять поверила. Прошло еще полгода, и я забеременела второй раз, это было незапланированно, узнала на большом сроке, пришла к нему в слезах, потому что понимала, что если одного ребенка смогу при отсутствии мужа вырастить, то двоих — под вопросом. Рассчитывать на него было нельзя, когда он не употреблял, то пил. А он обрадовался, сказал, давай рожать.

У меня тогда жизнь сводилась к тому, что вот он приходит домой, нужно заглянуть в глаза, посмотреть, какой он, когда он куда-то уходит, проверить его телефон — звонки, SMS, был подключен маячок, и я отслеживала его передвижения. Потом проверить карманы на наличие какой-то пыли — в общем, что-то найти. Если находила, устраивала показательное выступление — ах ты, неблагодарная скотина, как ты можешь, у тебя же ребенок растет. Включалась жертва, что я самая несчастная, все для тебя делаю, а ты не ценишь.

На мой день рождения он обещал подарить браслет, я искала у него в кармане подарок, а нашла шприц. Это был конец, потому что для меня в принципе те, кто употребляет наркотики инъекционно, — это конченные люди, дно просто, всё, дальше некуда. Я устроила скандал со слезами, с истерикой. А он говорит: «Это не мой, я нашел!» Ага, нашел и в карман сунул? В роддом на выписку он опоздал, приехал в невменяемом состоянии. Дома у нас был полный погром. Спал на тот момент он уже отдельно от меня, точнее, почти не спал, похудел до 48 кг, два или три раза бил машину, видимо, вырубало за рулем, один раз влетел в отбойник.

Когда ребенку было три недели, я проснулась ночью от непонятного звука. Вышла из комнаты, а папа у нас марширует в коридоре по кругу. Я сначала не поняла, что происходит, попыталась с ним поговорить, а он просто смотрит сквозь меня и не узнает. Я его тихонько увела на кухню, чтобы не разбудил детей, успела задрать рукава — все руки были исколоты. Он не реагировал ни на что, были судороги по всему телу, и он там с кем-то разговаривал. Я поняла, что это всё. Пыталась усадить, дать воды, он начал ломать мебель в кухне, все кидать. Я испугалась, закрылась в комнате с детьми, позвонила его отцу и сказала — либо ты сейчас его забираешь я не знаю куда, либо я вызываю полицию и за хранение его сдаю.

Приехали его родители, забрали детей, стали искать варианты, куда его определить. Позвонили в первый попавшийся центр, он оказался в Челябинске, оттуда приехали люди, надели на него наручники и увезли. В общей сложности на реабилитации он пробыл десять месяцев. У меня же появилось жесткое отрицание, нужно было найти виноватого, кто его надоумил, с кем он употреблял. Начала обзванивать всех его друзей и знакомых, все разводили руками и говорили: «Колется? Да ладно! Не может быть». Потом уже я узнала, что кололись-то все на тот момент, просто никто это не афишировал.

В реабилитации мне сказали: если хочешь от него уйти, уходи сейчас. А у меня было такое чувство, что ведь друзей же в беде не бросают, а он же муж, как я его брошу. У меня с детства была проблема с самооценкой, было очень важно чувствовать себя значимой — да, вот он такой, у него плохо все, он болеет, зависимый, не очень хорошо поступает, но при этом я же с ним, я нужна ему, спасу его. И этим я тешила прежде всего свое «я», свою низкую самооценку как-то пыталась поднять. А если были еще и зрители в виде подруг, спрашивающих — да как ты с ним живешь, то это было вообще прямо круто.

Я решила, что он пройдет реабилитацию — и мы разберемся, расстаемся или нет. Мне сказали — окей, тогда тебе нужно идти на группы для созависимых. Не сразу, но удалось найти такие группы через анонимных наркоманов. Первые несколько походов я там просто рыдала. «Всем привет, меня зовут Яна, я жена наркомана» — и всё, в голове картина всей моей жизни, все пять лет, что мы прожили вместе, этот ужас, постоянный страх, отчаяние. Тогда были общие группы для жен, мам, детей, друзей, потом мы задумались, почему нет группы жен, ведь, например, у мам и жен разное выздоровление и разное отношение к зависимым. И мы организовали такую группу.

Я выходила с собраний с чувством, что я не одна. Стало не страшно просить помощи. Поняла, что по сути мы все совершаем одни и те же ошибки, одна и та же последовательность действий: вот мы поженимся — и он бросит, родится ребенок — и он бросит, родится второй — и он бросит. Нет.

Моя жизнь стала меняться, стал смещаться фокус на меня, пришло понимание, что муж может быть, а может и не быть, может употреблять, а может не употреблять. Но в моей жизни стало главным жить здесь и сейчас. Не иллюзиями, вот когда он бросит, мы будем жить счастливо, а получать удовольствие от жизни сегодня, от каких-то мелочей, вот на улице холодно, и я сейчас по дороге сюда выпила горячее какао, и это круто.

Через десять месяцев он вернулся. При выписке ему дали рекомендации, надо было продолжать писать шаги (программа реабилитации алкоголиков, наркоманов, созависимых называется «12 шагов», человек должен пройти их по порядку: признать бессилие перед зависимостью, возместить людям причиненный вред и так далее. — Прим. ред.), но он сказал, что хочет отдохнуть от этого. И на группы ходить тоже не будет. И с работой что-то не получается. Но сама я не бросила ни группы, ни шаги, потому что понимала, что мне это нужно. Мы уехали с детьми в отпуск на два месяца, когда вернулись, я не поняла сначала, что происходит, но снова появилось это чувство, как когда он был в употреблении. Прямо то же самое ощущение — контроль. Мы приехали домой, он ходит деловой, что-то делает постоянно, говорит, как соскучился. Когда он вышел, я открыла его сумку и увидела шприц. У меня началась истерика.

Муж сказал, что он уже неделю чистый, что сорвался, пока нас не было, два раза пытался покончить с собой, но теперь всё. И он действительно начал ходить на группы, писать шаги. Я его контролировала постоянно, перерывала всю машину, вплоть до того, что там стояла бутылка воды, я открываю и начинаю нюхать пробку — есть ли запах какого-то вещества или крови, они же в крышках все это разводят. По утрам я проверяла его руки, есть ли новые следы от уколов, посылала в центр фотографии — а это новые или старые следы? Это безумие просто, и я понимала, что мне некомфортно жить вот в этом, а я по-другому не могу. Потому что у меня на этого человека срабатывает определённый рефлекс, определенные чувства, порядок действий.

В итоге он снова уехал на реабилитацию, оказалось, что он тогда не употреблял, но был на грани, еще чуть-чуть — и сорвался бы. Через четыре месяца муж вернулся, вроде все хорошо. А в реабилитации есть одно из условий — границы на деньги. Допустим, наркотики стоят 1000 рублей. Чтобы не было соблазна, ему выдается 300 рублей на день и больше этой суммы взять нельзя. Он не может копить эти деньги, если остается 100, то завтра ты получишь 200. Муж взял у меня 500 рублей на парикмахерскую, но так туда и не доехал, на следующий день сказал, что пробил колесо, попросил еще 500 рублей. А потом ночью он давай утеплять балконную дверь, которую сто лет не трогал. А под солью у них состояние такое, что они не спят и все время что-то надо делать. Я смотрю на него и понимаю — он опять сорвался.

После этого ко мне пришло четкое осознание, что я не хочу больше ждать, я хочу наслаждаться сегодняшним днем, не жалея о прошедших годах. Пока он снова был на реабилитации, я подала на развод, он пытался, конечно, отговорить, но в конце прошлого года нас развели. Два месяца назад он вернулся, устроился на работу, мы живем раздельно, он видится с детьми. Его выздоровление меня не касается, наши отношения закончились. Я не хочу возвращаться в это состояние контроля.

Я продолжаю ходить на группы, пишу новый круг из 12 шагов. Когда писала первый, поняла, что все мои отношения были зависимыми, изначально это были либо алкоголики, либо наркоманы. Был только один опыт отношений со здоровым человеком, но тогда пить начала я. Созависимость закладывается с детства. Сейчас я понимаю, что меня немножко тащит в какие-то иллюзии, что, возможно, у нас что-то с ним получится, потом думаю — да боже мой, куда ты, женщина, остановись. С ним никаких отношений я не хочу точно. Он опасен для меня, я опасна для него, я воспринимаю это так. Реально он употреблял со мной, потому что, может быть, мои какие-то действия опять же способствовали этому. Безопаснее нам быть на расстоянии.

У нас сейчас шесть групп для созависимых. На собраниях я делюсь опытом с теми, кому он нужен, он действительно кому-то может быть полезен. Приходит очень много девчонок, у которых мужья употребляют и категорически не хотят выздоравливать. У кого-то мужья, глядя на то, что жены ходят в группу, говорят — может, мы тоже попробуем. Кто-то просто уходит из семьи, потому что тяжело, когда нет человека, которым ты можешь манипулировать.

Но я не жалею об отношениях с ним. Я благодарна в первую очередь, наверное, Богу за то, что он меня свел с этим человеком, потому что неизвестно, чем бы закончилась моя жизнь. Если бы это был не он, это был бы другой наркоман или алкоголик, но попала бы я тогда в эту программу и была бы возможность у родителей того человека финансово способствовать выздоровлению? В моей жизни появилась какая-то безусловная любовь, даже любовь к нему как к отцу детей, но это уже не зависимость логическая, а любовь, не требующая ничего. Я искренне надеюсь, что новые отношения, а я еще очень даже ничего, я смогу построить, уже основываясь на этих знаниях и опыте.

У групп помощи родственникам и друзьям зависимых в Екатеринбурге нет своего сайта, связаться с ними можно по телефону +7 912 697 48 45. Группы работают бесплатно.

Ранее мы рассказывали историю анонимного алкоголика Василия, наркомана Олега и сексоголика Александра.