История одного рокера: "В юности я удирал от ОМОНа по водосточной трубе, а сейчас учу людей говорить"

Мы продолжаем рассказывать о том, как сложилась жизнь людей, которые в юности были неформалами и вызывали на себя гнев приличной общественности. В прошлых сериях этой рубрики комментаторы ворчали, что все герои слишком молодые: дескать, "какие же это панки и хиппи в 2000-х годах, вот в наше время были настоящие панки и хиппи…" Что ж, держите историю про настоящего рокера.

Александр Яшников в середине 1980-х, будучи студентом, отрастил длинные волосы, связался с ребятами, которые играли рок в кабаках, и бегал от ОМОНа. Как это было и что с ним стало потом, он рассказал в интервью E1.RU.

– После окончания школы я поступил в колледж искусств и культуры, как его тогда называли "Кулёк". Это был 1985 год, – вспоминает Александр. – Я проучился на театральной режиссуре один год, но большие связи завел с эстрадниками. Это были ребята, которые параллельно играли в кабаках города, сейчас бы сказали – в клубах. Можно сказать, что это первые кавер-группы, которые сейчас так модны. Они носили запрещённые длинные волосы, брюки клёш, лабали на гитарах западную музыку.

Это была мегакруть, всё равно что по нашим временам иметь десятый iPhone, когда у всех ещё пятый или шестой. Я немного знал репертуар британских и американских групп, потому что учился в школе № 13 с углублённым изучением иностранных языков. Оттуда этот ветер перестройки и дул, там меня эта бацилла рок-н-ролла и поразила.

– Как ваши родные и друзья на это реагировали? Ведь всё-таки протестное движение.

– Друзья – совершенно положительно, им нравилось. А мама всё время пыталась меня либо постричь сама, либо подсунуть деньги и сказать: "Половину потрать на парикмахерскую, тогда остальное можешь взять себе". Я, конечно, туда не ходил. Знакомая девочка чуть-чуть подрезала мои вьющиеся локоны, я приходил и говорил, что постригся в парикмахерской, а сам потихоньку откладывал и за полтора года накопил на саксофон.

Длинные волосы и брюки клёш были нужны, чтобы прийти в культовый клуб "Сфинкс" и покрасоваться там перед своими. Но из-за них же частенько приходилось драться с гопниками, которые нас ненавидели. А ещё мы часто бегали от ОМОНа. Это было в порядке вещей – ты сидишь в баре, рассуждаешь о музыке, красуешься перед девчонками, на тебе новенькая косуха скрипит, и вдруг залетает ОМОН. Это называлось "маски-шоу", мы понимали, что сейчас нас положат мордой в пол и придётся лежать так час, пока у всех проверят документы. Тратить час не хотелось, поэтому у нас был разработан путь отхода – бармен всегда держал приоткрытым окно на втором этаже, мы специально загнули там водосточную трубу, чтобы можно было с подоконника перелезть на неё и, как пожарный, вниз по ней скатиться.

В 1986 году я ушёл в армию, где попал в оркестр. Служил в секретной ракетной части между Читой и Улан-Удэ, но был музыкантом. Играл на кларнете, а потом перелез на саксофон. Официально мы назывались "Вокально-инструментальной оркестр артиллерийской части", но по факту создали такую рок-группу Советской армии. Нам очень многое позволялось, мы играли "Браво", "Наутилус Помпилиус" и подобное. Возвращаясь из армии, я отстал от поезда в Новосибирске, а пока ждал, когда мне вышлют деньги, познакомился там с абитуриентами театрального института. Они рассказали мне, что тем, кто поступает, дают общагу, есть где переночевать. Ну я и решил поступить в театральный, просто ради жилья, но меня приняли, я там остался и выучился. По распределению уехал в Архангельск, поработал в их театре месяца три, но там было скучно и холодно, я двинул обратно в Свердловск.

– А музыкой продолжали заниматься?

– Да, уже здесь я прошёл прослушивание в группу "Банга Джаз", которую основали участники известной тогда рок-группы "Апрельский марш". Мы выступали, всё было круто, а как-то раз послали песню Михаилу Козыреву, который в те времена командовал фестивалем "Максидром", и нас пригласили там сыграть. А мы туда не поехали! Наш лидер и солист влюбился в девушку, а у нее было ещё два ухажера, он решил, что надежнее остаться здесь, сделал такой странный выбор. Я бы выбрал "Максидром", конечно.

– Поругались потом с ним?

– Отношения стали холоднее, но не поругались. Эта выходка стала мощным инфоповодом для СМИ – как так – группу позвали на "Максидром", а она не поехала. Нас постоянно звали на интервью, просили рассказать об этом, а солист не хотел никуда идти, страдал от своей неразделённой любви, поэтому отправлял везде меня. Я рассказывал журналистам душещипательные истории и однажды добрался до радио. Попасть на радио – это было так круто, такое событие, как будто на Олимп попал и с богами вместе нектар пил!

А когда я вышел в коридор, меня перехватил директор и предложил поработать диджеем. Я отказался, потому что работал в то время в театре, подумал, что радио – это несерьёзно, а в театре мы несём свет и раскрываем таланты. Но через месяц, встретив своего знакомого, который работал на радио, я узнал, какой там гонорар, и понял, каким кретином я был, когда отказался. Без всякой надежды позвонил, и меня позвали на кастинг, а потом взяли ведущим.

– Что за передачи вели, тоже связанные с роком?

– Да, однажды ко мне в прямой эфир даже пришёл Борис Гребенщиков. Я тогда впервые чуть не упал в обморок! До этого приходил Мистер Кредо, но с ним было попроще, он был свой и понятный мне, как три копейки. Это была махровая, здорово сколоченная, но всё-таки попса. А когда пришёл Боря Гребенщиков и протянул мне руку, я просто обалдел. У него был чёрный маникюр с какой-то бриллиантовой присыпкой. Сейчас бы от этого, конечно, никто не вырубился, а тогда я просто чуть не провалился. У меня перед ним был такой пиетет, что меня просто накрывало и потряхивало. Потом подходили коллеги и говорили: "Яшников, мы думали, что тебя уже ничто не проймёт". Зато после Гребенщикова мне уже никто был не страшен – ни "Чайфы", ни "Агата Кристи".

– И неужели больше никто вас не поразил?

– Ещё один раз приходили музыканты группы Nazareth – это, конечно, тоже было шокирующе. Я помню, как в юности я выменивал их пластинки на барахолке на Шувакише. Туда надо было ехать в переполненной электричке, люди чудом не ломали виниловые пластинки в этой толпе, потом на морозе менялись ими. Многие из них стоили бешеных денег, привозились из-за бугра. И вот у меня в студии сидит солист Nazareth, я вижу его перед собой и вспоминаю, как у меня шёл пар изо рта, когда я менял эту пластинку с его песнями!

У нас было шоу, в котором мы ездили по городу с музыкантами на машине, а слушателям надо было по наводящим вопросам угадать, где мы. В один момент нашу машину так облепили поклонники, что нас начало заносить. Меня чуть не выкинуло из кресла, а солист хватает меня за руку и говорит: "Alexander, be careful! (по-английски: "Александр, аккуратней!". – Прим. ред.)" И в этот момент у меня в голове разрывается бомба: вот этот человек, которого я слушал на пластинках, хватает меня за руку, он живой и тёплый! Это были такие минуты, которые отпечатались у меня в голове на всю жизнь.

– А когда вы сами играли в группе, у вас были фанаты?

– Когда я играл в группе "Весёлые бомбардировщики", мы были достаточно популярны. Как-то раз выступали на разогреве у группы "Крематорий", занимали призовые места на фестивалях. И вот в 1996 году нас позвали выступить в Челябинске. Мы приехали, нас встретила девушка-организатор, привезла в гостиницу, где мы должны были передохнуть перед концертом. Заводит нас в комнату, а там стоят стулья рядами. Мы недоумеваем, но всё-таки устраиваемся как-то, начинаем есть пиццу, которую нам купили. Вдруг заходят человек 20, садятся на эти стулья и молча смотрят на нас. Минут пять мы в очень большой неловкости пытались есть, но это было трудно. Потом не выдержали, спрашиваем у них: "Ребята, может, вы голодны? Угощайтесь пиццей, садитесь за стол, заодно расскажете, кто вы вообще!", но вбегает организатор и говорит: "Нет-нет, никому ничего предлагать не надо, люди заплатили деньги за то, чтобы на вас посмотреть". То есть настолько были популярны свердловские рок-группы, что можно было встретить такое внимание!

– Чем вы сейчас занимаетесь, как сложилась жизнь?

– Три года назад у меня родилась дочка, а я работал тогда на "Хит-FM", будил город по утрам. Понял, что я больше не могу этого делать – тяжело по ночам петь колыбельные, а в 5 утра вставать и двигать в эфир, где четыре часа быть бодрячком. В голове уже были только пелёнки, игрушки, детские шампуни и всё такое. Я ушёл с радио и подумал, чем бы я хочу заниматься. Устроился в филиал Санкт-Петербургской школы телевидения, где сейчас веду курсы риторики. Ставлю технику речи, учу людей выступать перед публикой, уверенно, чётко и ясно излагать свои мысли, красиво говорить, убеждать кого-то в споре.

Напомним, мы уже рассказывали о девочке-готе, которая в юношестве собирала сотни косых взглядов на улицах, и о девушке-ролевике, которая в 15 лет водила домой бородатых мужиков, а сейчас – ведущая шоу на радио. Писали про молодого человека, который в 13–14 лет был панком, а потом вырос и превратился в хипстера. Ещё у нас была история про хиппи, которая сейчас работает инженером-экологом и пишет жалобы на чиновников в прокуратуру. А до этого – рассказ о девочке-эмо, которая стала бизнес-леди и ведущей мотивирующих тренингов. Ещё можно почитать про мальчика-косплеера, который сегодня работает в Свердловской киностудии.

Если вы тоже в молодости были скинхедом, хиппи, растаманом, паркурщиком или увлекались другой субкультурой и у вас есть интересная история, напишите нам на почту news@corp.e1.ru или позвоните по телефону +7 (343) 34-555-34. Также можно воспользоваться WhatsApp и Viber – их номер +7 909 704 57 70.