«Я живу в памятнике»: истории людей, поселившихся в роскошном особняке на Чапаева

На улице Чапаева, 10 стоит памятник архитектуры — усадьба купца Ошуркова. Это дом со свежеотреставрированным фасадом, где расположен Центр традиционной народной культуры Среднего Урала. Но за роскошным памятником архитектуры, совсем рядом с грандиозной стройкой УГМК — ледовой ареной, — другая жизнь. Никакого классицизма. Там до сих пор — трущобы из 80-х, 90-х, в которых живут люди: пенсионеры, студентка, девочка-школьница, рабочая... Это кусочек прошлого, и не только внешне. Мы уже рассказывали их истории и не могли не вспомнить в проекте «Я живу в памятнике».

Правильное название этой части особняка — антресоли усадьбы Ошуркова. Много лет люди спокойно жили в своих ветшающих деревянных квартирах, которые они получили после ожидания еще в советской очереди на жилье — как нуждающиеся в улучшении. Как все нормальные советские граждане они были прописаны на своих законных метрах. Уже в нулевые годы все квартиры в доме, как и жилые строения во дворе купеческой усадьбы, оказались в собственности музея. Некоторых жильцов выселяют на улицу по суду: без компенсации, не предлагая никакого жилья взамен.

Квартира № 5. Суд постановил: выселить

Когда-то в 80-е тут был обычный двор с деревянными домиками-бараками: летом дети бегали по высокой траве и некошеным одуванчикам, а на веревках сушилось белье. Сейчас почти все бараки сгорели, несколько лет назад в них вдруг начали происходить пожары. Людей отселили. На задворках купеческой усадьбы осталось пять семей.

В квартире номер пять живет Ирина Карпова, парикмахер, и ее дочка-студентка. Три года назад суд принял решение о выселении женщины с дочкой, тогда она должна была покинуть квартиру в течение двух недель. Решение суда приставы, к счастью, так и не исполнили. Ирина тянет время: несет бумаги с просьбой отсрочить исполнение решения в связи с открывшимися обстоятельствами.

Сама Ирина живет в этом доме 30 лет. Переехала сюда с родителями — они живут в соседней квартире. А в пятой жила многодетная семья, им повезло: где-то в 90-е подошла их очередь на квартиру, и они благополучно переехали. Дом тогда был на балансе городской телефонной станции (ГТС), и Ирина с устного разрешения руководства ГТС въехала вместе с мужем и дочкой в освободившиеся две комнаты. Ирину спокойно прописали там. Ох уж эти времена устных разрешений! Про ипотеку тогда не слышали, считалось, что государство еще что-то должно своим гражданам.

А потом от ГТС их дом вместе с квартирами и дворовыми постройками был передан областному Минкульту. А от него все это «добро» перешло к Центру традиционной народной культуры Среднего Урала. Случилось так, что квартиры, в которых люди прожили больше 20 лет, перешли в категорию нежилых. Музей подал иски в суд по поводу квартир, которые по сути находятся в его собственности. Суд Ленинского района принял решение о выселении Ирины Карповой и ее дочери.

Кстати, Ирина подрабатывает в музее уборщицей. Со своим начальством она встречается на работе и в суде. В ее рабочее время, когда она при исполнении с ведром и шваброй, по ее словам, в музее с ней общаются вежливо, сохраняя нейтралитет.

Подъезд, если так можно назвать это помещение перед входом в квартиры, выглядит убого. А внутри в комнатах вполне уютно, аккуратно, обустроено.

Сейчас Ирина с помощью знакомого юриста подала заявление в Следственный комитет и в прокуратуру по поводу фальсификации документов, пытаясь выяснить, как случилось, что их квартиры попали в категорию нежилых. Кстати, и в Росреестре, и в БТИ они числятся как жилые.

— Знакомый юрист сейчас ходит по всем инстанциям: Министерство культуры, МУГИСО, — рассказывает Ирина. — Просит пойти навстречу, приостановить судебное производство. Чтобы разобраться, на каком этапе, кто совершил фальсификацию документов и сделал помещения нежилыми. В одном из ответов из государственных инстанций, которые присылали нам, должностное лицо ссылается на старое постановление о выделении 350 квадратных метров, чтобы расселить все пять квартир в особняке и в бараках-постройках во дворе. Куда ушли эти квартиры? Но чиновники из Минкультуры отказались приостановить исполнение решения суда, то есть мое выселение. Хотя и в суде, и в музее знают, что выгоняют нас на улицу. Никакой компенсации взамен не предлагают.

Кстати, единственный плюс того, что квартиры признали нежилыми: жильцам разрешили не платить за коммуналку. На этот счет есть официальная бумага. Жильцы самостоятельно заключили договоры со Свердловэнергосбытом и оплачивают электричество.

— То, что мы не платим за остальное, — очень сомнительный плюс, — уверена Ирина. — Этим нас постоянно попрекают в музее, мол, паразитируем, но на нашу просьбу как-то разграничить счета — никакого ответа.

В очереди на жилье Ирина «шестьсот какая-то». Впрочем, встала года два назад, недавно.

Квартира № 4. Суд не стал выгонять пенсионеров и мать-одиночку с ребенком

В соседней квартире № 4 живут родители Ирины и ее сестра — одинокая мама с восьмилетней дочкой. Родители Ирины и ее сестра въехали в эту квартиру в 1989 году по обменному ордеру вместе с дочками. Поменялись с другой семьей, до этого у них была обычная городская квартира в другом районе. Но тут и площадь была больше и ближе было добираться до работы. Жили, работали, растили детей. Когда началась приватизация, оформлять квартиры в собственность не спешили, надеясь получить жилье по очереди: квартиры их ветхие. Ведь если саму усадьбу — то, что мы видим с Чапаева, — отремонтировали, отреставрировали и внутри и снаружи, то всё, что за фасадом, где живут люди, ветшает и гниет. Договор социального найма с ними тоже так и не заключили.

Квартира Татьяны Михайловны и Михаила Андреевича Червяковых также принадлежит музею.

С пенсионерами, прожившими тут 30 лет, также были суды.

— В исковое заявление была включена даже пятилетняя девочка как незаконно проживающая, — рассказывает Татьяна Михайловна. — К счастью, в суд на заседание ее не пустили.

Суд не стал выселять пенсионеров и одинокую маму с ребенком. Потому что у Карповых все-таки был документ — обменный ордер. Татьяна Михайловна еще с советских времен стоит в очереди на жилье.

— Но наша квартира — все равно собственность музея. Как-то возвращаемся с внучкой домой через двор, прошу дворника грязь в траву не мести: тут дети играют. А сотрудники музея мне: вы тут никто! Живете незаконно. Как же никто, мы 30 лет живем, все честно обменяли. За что нас музею подарили? Кстати, туалет с раковиной тут у нас один на две квартиры, на четвертую и пятую. И если Ирину выселят и две ее комнаты достанутся музейщикам, то как они ими будут пользоваться?! Офисы устроят? Туалет, который на их территории, закрыть не имеют права! И, чтобы попасть в пятую квартиру, надо пройти через наш общий коридор!

«Как можно приватизировать приватизированное?»

Деревянный барак во дворе купеческой усадьбы. Тут вообще театр абсурда. Строение это также принадлежит музею. Но одна из комнат домика — частная собственность жильца, то есть приватизирована.

В домике четыре комнаты. В двух живет Людмила Митянова, в остальных двух — ее сосед, парень лет тридцати. Одна из комнат у соседа приватизирована. Он купил ее у предыдущей хозяйки.

Людмила Митянова прописана в одной из комнат, она досталась ей от мужа, который умер.

— Вторую комнату мы с сыном заняли с разрешения бывшего главы Ленинского района Архипова, много лет назад пришли на прием. А он нам: жилье под снос, прописывать мы туда все равно никого не будем, занимайте спокойно, — рассказала Людмила. — Соседке также разрешили занять еще одну комнату. Наш дом был на балансе ГТС, а потом попал под Министерство культуры. И начались суды. Они нам: освобождайте две комнаты, нам подсобка нужна, ведра-метлы некуда ставить. Какие ведра — мы ведь здесь столько лет живем!

12 декабря, в День Конституции, Людмила Егоровна пошла на прием в областную прокуратуру. Принесла все документы. И соседские тоже. Там очень удивились: как можно приватизировать приватизированное? Заявление приняли.

Так же как и остальные жильцы усадьбы Ошуркова, Людмила не платит за коммуналку. Только за электричество — через индивидуальный договор со Свердловэнергосбытом.

— Туалет у нас уличный, вода своя — мне сын привозит. Надо платить за отопление. А куда? На деревню дедушке? В прокуратуре мне разъяснили, что раз нас взяли на баланс музея, то они и есть наша управляющая компания. Они должны нам выставлять счета.

Позиция музея

Мы обратились в музей — Центр традиционной народной культуры Среднего Урала, — чтобы узнать их мнение.

— Никакой конфликтной ситуации у нас нет, — говорит директор музея Виктория Новопашина. — Жильцы квартиры № 5 не могут в суде подтвердить законность своего проживания. Более двадцати лет Карпова живет по устному разрешению какого-то бывшего директора госучреждения, на чьем балансе был когда-то дом, мы прошли через несколько судебных заседаний. С 2013 года рассматривались дела о выселении либо признании права пользования. За квартирой № 4 и жильцами право подтверждено, в отношении квартиры № 5 — Карповых — было инициировано исковое заявление о выселении. Ленинским районным судом было принято решение выселить Карповых. Дальше начались многочисленные апелляции. Решение осталось без изменений. Службой судебных приставов возбуждено исполнительное производство по исполнению решения районного суда, по выселению Карповых. Ими неоднократно подавались исковые заявления в различные судебные инстанции о подтверждении.

— Каким образом квартиры с людьми попали в категорию нежилых, вы не выясняли?

— В оперативное управление Центра народной культуры помещения переданы как нежилые. Есть свидетельства о государственной регистрации права 2011 года, где это отображено. Но, несмотря на нежилой статус помещений, там, в антресолях здания, действительно, проживают две семьи. С 1970 года они [антресоли] используются жильцами, переоборудованы в жилые помещения, органами паспортно-визовой службы ведется регистрационный учет, поэтому в паспортах имеются штампы прописки. Так как помещения были переоборудованы в жилые, центром была проведена работа совместно с БТИ, в 2013 году помещения были обследованы и учтены в качестве жилых. Именно учтены, перевода в категорию жилых не проводилось. Мало того, они [жители] даже не платят за коммунальные услуги.

— Люди уверяют, что готовы и не раз обращались по этому поводу к вам.

— Сейчас мы заключаем с ними договор.

— С жильцами дома во дворе вы тоже прошли через суды…

— Этот дом также находится в нашем оперативном управлении. Мы также прошли через судебные разбирательства, и они подтвердили свое право проживания. Но только в тех комнатах, на которые у них есть ордера. Понимаете, мы учреждение культуры, и эта ситуация с жильцами настолько затрудняет нам работу... Я стараюсь всегда мирно решать все.

— А как случилось, что приватизированная комната тоже досталась вам?

— Это произошло еще в 2009 году. Наш центр был создан в 2011 году при слиянии двух учреждений культуры. Почему произошла эта ситуация при работе другого учреждения, я не могу сказать. Мы попытались оспорить эту ситуацию с регистрацией частной собственности в суде, но суд отклонил иск за истечением срока давности. Возможно, о том, что эта собственность не оказалась в МУГИСО, предыдущий собственник не проинформировал. Сейчас мы ждем от МУГИСО решения, что эта комната не наша, не находится в нашем оперативном управлении.

Все должно решиться, никто у него комнату не заберет, раз она находится в частной собственности. Все остальные комнаты находятся в нашем оперативном управлении. Это собственность Свердловской области. При этом мы ведем себя предельно корректно. Нас не раз проверяли, не нарушено ни одно их право. Если мне скажут оставить в покое, я так и сделаю. Если я оставлю все как есть, то при проверке спросят с меня: почему помещения используются не по назначению? Мы также стараемся оттягивать время, понимая, что люди стоят в очереди.

Ранее в рубрике «Я живу в памятнике» мы рассказывали истории других жилых особняков.

На Попова, 11 стоит дом купца Рожнова, который в советские годы поделили на 40 квартир. В особняке много деревянных пристроев, ветхий фасад и много квартирантов. Коренных жителей осталось немного. А те, кто остались, мечтают о переезде.

На Шейнкмана, 83 стоит деревянный дом с башенками, со всех сторон окруженный новостройками. Ему больше ста лет, и он тоже поделен на несколько квартир-комнат. Мы побывали внутри и пообщались с пенсионерами, которые рассказали, как им живется в деревянной избушке.

На Кирова, 1 есть каменный дом XIX века, в котором остались две жительницы. Одна из них, Нина Ивановна, показала нам свою квартиру. Она считает, что когда-то на месте её гостиной проводили балы.

В особняке на Чернышевского осталась одна жилая квартира. Ей владеют супруги, которые хотят арендовать весь дом и превратить его в музей.

На Большакова есть три деревянные избушки весьма ветхого вида, которые тоже относятся к памятникам. Их строили по проекту автора Белой Башни. Мы побывали внутри двух из них, так как третья сильно сгорела.

На улице Горького стоит купеческий особняк, в котором по-прежнему много квартир. Кое-где сохранилось старинное убранство, а среди жильцов ходят легенды, что под домом есть длинный подземный ход.

Также мы вспоминали историю старинного разваливающегося особняка на Куйбышева, который разделили на коммунальные квартиры.