— Рухлядь! Это настоящая рухлядь, гнилье! Какой это памятник? — эмоционально встречает нас житель дома на Шейнкмана, 83.
Двухэтажный деревянный дом с резными узорами и красивыми башенками выглядит чужеродно среди огромных новостроек, окруживших его со всех сторон. Весь он — воплощение уюта: в окнах обоих этажей цветы и занавески, башенки очень аккуратные. Но местные жители восторгов наблюдателей не разделяют.
Дом построили в конце XIX века и признали памятником архитектуры за искусное соединение модерна с резным декором. Участок когда-то принадлежал мастеровому Корепину. В состав усадьбы входили деревянный флигель и баня, но они к настоящему времени утрачены.
Юрий Иванович, эмоционально встретивший нас, живет здесь со своей супругой Екатериной Вячеславовной. Она в этом доме родилась (в 1947 году) и выросла. Всего внутри восемь квартир, поделенных по принципу коммуналки. Соседей, признаются супруги, много. Люди живут здесь поколениями.
Екатерина Вячеславовна рассказывает нам немного истории — в том виде, в котором ее знает она.
— Напротив был аналогичный дом, только без башен. Он почему-то памятником не считался, его снесли. В нем жила жена заводчика Трусова, который тот дом и построил. Она ему предложила построить еще один — наш. Трусов потом из окна второго этажа выпал и разбился. А вдова стала жить в нашем доме. У нее была маленькая комнатушка. В 1917 году случилась революция, и начали дом заселять. Второй этаж не был достроен, при советской власти его достроили.
Маме Екатерины Вячеславовны дали комнатку в шесть квадратных метров в 1927 году. На общей кухоньке была огромная семиметровая русская печь — сейчас на ее месте стоит современная плита. Постепенно в дом провели проводку, отопление, канализацию и газ. Памятником его признали в 1991 году, а табличку повесили в 2003-м. Никаких преимуществ жильцам это не дало, наоборот, говорят они, только ухудшило их положение.
— Много лет спустя выяснилось, что нам еще в 1991-м году «дали» квартиры, — рассказывает Екатерина Вячеславовна. — Соседка повела ребенка в школу, а его не берут. Говорят, такого дома нет, он снесен. Она наняла юриста, начали разбираться, дошли до верхов. Оказалось, всем нам дали где-то на ЖБИ квартиры. Написали, что дом снесен. И, когда увидели наверху, что дом стоит, люди живут, они не знали, что делать, и быстро превратили нас в памятник. Выделять кто еще раз будет деньги? Куда делись те деньги [выделенные на квартиры], мы так и не узнали.
Супруги проводят нам экскурсию по комнатам. Где-то сделан хороший ремонт, а где-то его нет, в потолке и стенах трещины.
— За мои 72 года ни разу не было капитального ремонта. Единственное — нам покрасили стены в коридоре в 1985-м. Без этого почему-то не хотели проводить газ, — делится Екатерина Вячеславовна. — Меня топит без конца. И крыша течет, и соседи топят, и канализация вся течет — ей 52 года. За два месяца я вызывала пять раз специалистов, а толку ноль. Сейчас нам придется всю проводку менять, она с 1968 года. Пол за свой счет меняем. Всё, что можем, всё сами-сами. У нас ливневка не сделана, поэтому, когда сильные дожди или снег тает, на крыльце стоит вода. Оно постепенно уходит вниз. Я звонила в управляющую компанию — никаких результатов. Всем домом писали, чтобы нам сделали водосточные трубы. Нам постоянно говорят, что нет денег. С 1991 года мы сами убираем двор. УК ничего не делает, только деньги собирает.
За содержание жилья супруги платят 1 500 рублей в месяц. Коммуналка за три комнаты зимой выходит 7 600 рублей, летом — около 4 000.
— Это потому что до сих пор указ Чернецкого [Аркадия, бывшего мэра Екатеринбурга] никто не менял. В 80-е годы они не знали, как поделить коридоры в коммуналках, и сказали: «Платите рубль сорок копеек за квадратный метр». Это намного дороже, чем за обычную квартиру, — говорит Екатерина Вячеславовна.
Жильцы пробовали получить помощь от чиновников, но результата это не принесло.
— Мы куда только не жаловались. Даже в прошлом году лично в приемную президента привезли письмо с фотографиями, всё расписали — от и до. Нам ответили: «Обращайтесь в местную администрацию». И, спрашивается, нафига эти конторы? В 2015 году Холманских [Игорю, полпреду президента в УрФО на тот момент] отправили целую папку документации, фотографии — ни ответа, ни привета.
По словам Екатерины Вячеславовны, с 1985 по 2003 год жильцам обещали, что дом снесут.
— Мы жили в ожидании, что нас выселят. Люди ни ремонт не могли начать, ничего. Они нас держали в таком состоянии — ужасно. Закрыли нас, как динозавров в музее, и мы тут пылимся, — жалуется пенсионерка. — В 1991 году была проверка, нам дали 61% износа. В 2017-м — 65%, хотя прошло 26 лет. Четыре процента за такой срок — я говорю: «Вам самим-то не смешно?» И они никак нам не дают статус аварийного жилья. По БТИ износ 65%, по кадастровому паспорту — 68%. А аварийным дом считается при 70%. Они его не хотят признавать аварийным.
— Хоть какие-то плюсы есть в вашем жилье?
— Никаких плюсов тут нет. Единственное — зимой тепло. А так, как говорится, всё на соплях.
— Вы пытались продать свою комнату?
— Кто купит? Соседи знаете сколько времени продают комнату? Потому что цены взлетают с каждым разом. Она сейчас стоит почти миллион. Вы купите за миллион комнату?
— У вас хорошее расположение. Центр города.
— Люди сейчас не смотрят на это. Сейчас инфраструктура везде развита. Даже на окраинах она лучше, чем здесь. У меня друзья живут на окраинах, они детей водят в кружки за гроши. А здесь ничего нет. А если есть, то за бешеные деньги. Поэтому что этот центр дает? Одна грязь. По молодости всегда хочется в центр, но с возрастом это всё уходит. Зачем этот центр? Хочется тишину и покой. А тут день и ночь поют, визжат, машины шумят.
Капитального ремонта в этом доме в ближайшее время не предвидится. Сначала срок сдвинули на 2025 год, потом — на 2040-й. Это, кстати, массовая проблема домов-памятников, так как ремонт в них стоит дороже.
— Денег нет, какой смысл тогда держать такие дома? — вопрошает Екатерина Вячеславовна. — Вот нас восемь семей. Что, на восемь семей нельзя найти жилье? Я так понимаю, что таким образом они держат землю. Кто дороже даст за этот кусок земли. А для чего ещё эта рухлядь?
Ранее в рубрике «Я живу в памятнике» мы рассказывали истории других людей, живущих в особняках.
На Кирова, 1 есть каменный дом XIX века, в котором остались две жительницы. Одна из них, Нина Ивановна, показала нам свою квартиру. Она считает, что когда-то на месте её гостиной проводили балы.
В особняке на Чернышевского осталась одна жилая квартира. Ей владеют супруги, которые хотят арендовать весь дом и превратить его в музей.
На Большакова есть три деревянные избушки весьма ветхого вида, которые тоже относятся к памятникам. Их строили по проекту автора Белой Башни. Мы побывали внутри двух из них, так как третья сильно сгорела.
На улице Горького стоит купеческий особняк, в котором по-прежнему много квартир. Кое-где сохранилось старинное убранство, а среди жильцов ходят легенды, что под домом есть длинный подземный ход.
Также мы вспоминали историю старинного разваливающего особняка на Куйбышева, который разделили на коммунальные квартиры.