Вы когда-нибудь обращали внимание на дома за кольцом у гостиницы «Исеть»? Нет, не на Городок чекистов, а напротив него — несколько одинаковых зданий, стоящих перпендикулярно проспекту Ленина. А вы знали, что это вовсе и не дома? Это один целый дом, у которого несколько корпусов, связанных между собой надземными переходами. И не просто дом, а дом-коммуна — единственный в Екатеринбурге. Он занимает целый квартал.
Что такое дом-коммуна, спросите вы? На этот вопрос нам ответила экскурсовод Полина Иванова, вместе с которой мы прогулялись по памятнику архитектуры.
Дом строился с 1930 по 1936 год. В то время горожан в основном селили в бывшие купеческие усадьбы, выделяя семьям по комнате.
— Кухня в доме была одна на всех, жители должны были набирать воду из окрестных колонок и пользоваться удобствами на улице, — рассказывает Полина. — Такие условия быта были приемлемы, когда в усадьбе жила одна, пусть даже большая, семья. Но с ростом плотности населения проблема совершенно разного представления соседей о комфорте, гигиене и эстетике их общего жилья становилась все острее.
По словам Полины, этот процесс происходил не только в Екатеринбурге: по всей стране, с некоторым опережением в столицах и запаздыванием в областях, велись поиски новой формы расселения. К концу 20-х годов окончательно созрела необходимость создать единые бытовые нормы, решающие проблему плотности и разношерстности населения, позволяя потенциальным рабочим меньше заниматься домашними делами.
В 1928 году было принято положение об обобществлении и коллективизации быта. Тогда понятие «многоквартирный дом» только-только начало появляться, поэтому каждое строительство такого дома было своего рода экспериментом. Появилась идея строить не просто дома, а комплексы, где есть все необходимое для жизни.
Дом-коммуну на Ленина еще на этапе проектирования прозвали «гребенками» и «расческами», поскольку внешние корпуса строились перпендикулярно улице.
— Раньше город был поделен на большие кварталы, в которых стояли городские усадьбы. У небольшого домика имелся большой участок, а на нем находились бани и подобные строения. Потом это все снесли и остались огромные пространства. Архитекторы понимали, что если их также застроить по периметру, то в центре будет огромная пустота, — говорит Полина. — Поэтому один из принципов, который конструктивисты для себя выделили, — это строительство не вдоль, а поперек улицы, чтобы можно было уплотнить застройку. Из-за этого здесь и получились такие интересные дворы. Есть парадные, которые выходят на Ленина, а есть внутренний двор, где можно было сушить белье, складировать дрова и прочее. Он находится внутри, и никто случайно его увидеть не может. Его можно увидеть только специально.
У внешних корпусов «гребенок» были подъезды с каждой стороны, где сидели дежурные. Войти в дом можно было только через них.
— Комплекс рассчитывался примерно на 1,5 тысячи жителей, — рассказывает Полина. — Но это проектный расчет, и, скорее всего, дом был уплотнен еще. Потому что здесь предполагалось очень много площадей обобществленных, которыми могли бы пользоваться все жильцы.
В итоге были построены восемь шестиэтажных жилых домов, поликлиника, детский сад, ясли, административно-жилой корпус, где хотели расположить библиотеку и спортивный зал, но не успели сделать это. В военные годы, когда Свердловск стал центром эвакуации, часть общих залов преобразовали в жилье, да так и не вернули обратно.
— В каждой «расческе» находятся двухуровневые квартиры, а в корпусах внутри — обычные, — рассказывает Полина. — Этажи с двухуровневыми квартирами чередуются с этажами общежитий. Это соответствовало в 30-х годах представлению о разном типе жилья.
По словам Полины, в то время подразумевалось, что человек очень мобилен, жилье ему дают от работы. Сначала маленькое, потом, когда он заводит семью, — побольше. Если переезжает, квартиру меняют на аналогичную.
— Считалось, что не нужно заранее запасаться площадями, как сейчас происходит, а ты в любой момент можешь сменить площадь на ту, которая тебе необходима, — говорит Полина. — Конечно, потом, к сожалению, это оказалось не так. И люди, получившие комнату в общежитии, оставались в этом общежитии годами и поколениями. Но, как мне кажется, конструктивистская идея и сейчас очень актуальна, потому что в наше время у людей тоже высокая мобильность. Нет такого жесткого сценария, как в Советском Союзе, — что ты закончил университет, женился, родил детей.
По проекту в каждой квартире в общежитии была раковина. Кухня, ванная и туалет — общие на этаже. А когда началась эвакуация, во многих квартирах кухни и ванные тоже сделали жилыми. Мыться ходили в баню, которая располагалась в подвале. Сейчас она уже не работает. Владельцам двухуровневых квартир повезло больше — у них удобства были сразу запроектированы в квартире.
— В этом доме есть несколько квартир, в которых так и не осталось туалета. В разных квартирах по-разному, — говорит Полина.
До войны и некоторое время после в доме-коммуне готовили на печном оборудовании. А после 60-х годов корпуса газифицировали и печи убрали. Желтые трубы можно увидеть во дворе — все они тянутся снаружи, потому что внутри для них просто не запроектировали место.
Сейчас дом юридически разделен, хотя технически он по-прежнему составляет одно целое. У корпусов разные адреса, разные управляющие компании, а переходы между ними закрыты. Попасть в подъезды несложно, поскольку у многих сломаны домофонные двери.
Поскольку мы гуляли в доме в разгар рабочего дня, коридоры встретили нас пустотой. Только в одном из корпусов мы встретили кошку. Она была так рада нас видеть, что истерла мне все ноги, а потом еще долго с криками за нами бежала.
Мы пробовали стучать в разные двери, но удача улыбнулась нам только в одной из «гребенок». Дверь открыла Наталья Николаевна, которая живет здесь с самого детства.
— Двухуровневые квартиры у нас на третьем этаже и еще на пятом этаже, — рассказала она. — Раньше было ничего, а сейчас уже не очень. Мне за 60 лет. Я бегаю туда, наверх, там туалет, ванная и две комнаты. Внизу кухня и комната.
Наталья Николаевна помнит, как приходилось пользоваться печками и ходить в баню.
— По-моему, называлась она печка Сущевского, железная, на четырех ногах. И в каждой комнате жили несколько человек, — делится собеседница. — Нас четверо, еще комната — пятеро, и в маленькой — одна женщина. Мы пользовались этой кухней, она была поменьше. Вниз спустишься — вход в баню был. С тазиками в халатах шли в баню. Мужские и женские дни были. Потом соседей расселили. Мы сделали большую кухню, стеклянную стенку. Сейчас вдвоем с сыном живем.
Наталью Николаевну расстраивает, что они с соседями почти не общаются, все сами по себе. Проблемы решать никто не хочет, а их у дома достаточно.
— Ремонт ждем, сколько лет уже обещают. Не обращают внимания на наши дома, хоть они и с табличками, — вздыхает она.
Об этой же проблеме, кстати, говорит Полина.
— Очень важно, чтобы жители домов начали между собой контактировать и решать свои проблемы, — считает она. — Я часто общаюсь с жильцами, и везде есть позиция: мы ждем, когда кто-нибудь придет и что-нибудь сделает. Проблема большая, что все эти корпуса являются памятниками. Есть Фонд капремонта, жильцы постоянно платят за капремонт. Но этот дом нельзя просто взять и отремонтировать, нужно сделать проект реставрации, а это очень дорого. И поэтому постоянно отодвигаются даты проведения капремонтов.
Недавно мы писали, что за яслями, которые находятся в доме-коммуне, больше десяти лет никто не следит. Ответственному предприятию грозит многомиллионный штраф.
Кстати, про Городок Чекистов мы рассказывали отдельно. В первой серии мы исследовали наземную часть. А потом изучали подвалы, где ходят вагонетки и лодки.
Кроме того, мы гуляли по улице Кузнечной, на которой находится и дом-коммуна, и Городок Чекистов, и писали ее историю.
Фото: Артем УСТЮЖАНИН / E1.RU; МУГИСО; 1723.RU