Под ней — георазлом: бывший строитель телебашни — о том, почему её снос опаснее взрыва на Сортировке

Возможно, до сноса одного из символов Екатеринбурга — телебашни у цирка — остались считаные дни. Поговорить с теми, кто строил этот объект, сегодня не так-то просто. Одного из них мы нашли — старший прораб Владимир Михеев, который руководил возведением бетонного ствола башни, живёт сейчас в посёлке Шаля, в двухстах километрах от Екатеринбурга.

— Владимир Николаевич, вы пришли в 1986 году на телебашню. Что вы строили до неё?

—Те объекты, которыми я занимался до этого, их афишировать нельзя. Один из объектов, например, стенды для испытаний космических кораблей «Прогресс».

— На Байконуре?

— Нет, Байконур — это уже последняя стадия, а перед этим изделия должны пройти испытания. Где это было — мне тоже не следует говорить. Я строил «Уралтрансмаш», начинал строить Новосвердловскую ТЭЦ, но там эту стройку бросили, до сих пор «пенёк» стоит, строил завод РТИ.

Были стройки в Башкирии, Березниках, Гусиноозёрске — после института я распределился в Челябинское управление «Спецжелезобетонстроя». Сначала работал там геодезистом, занимался контролем качества высотных сооружений — проверял осадки, крены, но надоело. Меня поставили работать главным механиком, потом — прорабом. Когда я пришёл на телебашню, мне было 33 года.

Уволился я из «Спецжелезобетонстроя» в 1994 году — просто потому, что не было работы, не было зарплаты, ничего уже не было. А с башни я ушёл в 1989 году, когда там закончилось активное строительство. Меня приглашали в следующую организацию, которая должна была достраивать башню, — «Уралстальконструкция», уже переговоры провели. Но процесс резко остановился.

— Можете рассказать нам о ней с самого начала — с фундамента?

— Я принимал фундамент — мне на нём предстояло возводить саму башню. Когда его делали, тоже пару раз приезжал и смотрел. Там забито 2400 свай. И залиты они метровым слоем бетона. Сваи были забиты на глубину от 8 до 16 метров. При этом по геологии под фундаментом башни идёт тектонический разлом. Он попал как раз под неё.

Вот сейчас думают взрывать башню, но это очень опасно. Представьте, две скалы, и башня стоит на их стыке. Помните взрыв на Сортировке? Здесь можно раз в десять больше беды натворить. Если взрывная волна даст в «крыло» — землетрясение пойдёт по всему городу.

— В УГМК говорят, что это не совсем взрыв — давление на бетон будут создавать с помощью газогенератора, на высоте. А как быть с таким огромным фундаментом? Выкапывать?

— Диаметр кольца, где начинается сам ствол, — 15 метров, диаметр наружного кольца — 35 метров. Получается, башня как «ванька-встанька», там в фундаменте 4,5 тысячи кубометров бетона. Объём ствола между тем — порядка 3 тысяч. Вот и прикиньте — в полтора раза фундамент тяжелее, чем ствол башни — как его выкопаешь?

— А прямо на нём нельзя строить ледовую арену?

— Что там хотят делать — это их дело, меня об этом никто не спрашивал.

— А официальные данные по геологии под башней есть? Они же не секретные, наверное. Говорили о том, что там вообще геология «не очень», река рядом…

— Данные где-то лежат, наверное. Геология там действительно непростая. Потому на сваях башню и поставили.

— На какой глубине находится та точка георазлома?

— Не знаю. Там нужно копать и смотреть. Мне кажется, в геологических исследованиях там «пролетели». Есть нормативы: сколько свай при таких исследованиях бурится на определённую площадь. По норме, сваи бурятся шагом 50 метров. А фундамент — 35 метров. Если бы для исследования геологии сваи бурились через каждый метр, то этой бы проблемы не было. Но в СНиПах таких требований нет.

И что там под землёй находится — известно одному господу богу. Когда начали бить сваи фундамента, получилось, что в одном месте сваю можно забить только на 6 метров — идёт отказ сваи, она в скалу упирается, а в другом месте свая под 16 залетает неизвестно куда. Потом дошло, что что-то здесь не так. Я знаю это из рассказов, поскольку сам фундамент не делал. Кстати, почему забили 2400 свай — это тоже вопрос.

— Это слишком много для такого объекта? Страховались?

— Я думаю, да. В этом же году, как приняли фундамент, я принял первый бетон, и мы начали возводить ствол башни.

— Что ствол собой представляет?

— Ствол телебашни — это тонкостенная железобетонная конструкция. Марка бетона — 400 в возрасте 180 суток. Вообще, марка бетона определяется в возрасте 28 суток. Но так как сооружение уникальное, то подбор его состава был таким, чтобы он набирал прочность более длительное время, чем обычный товарный бетон. Вам об этом лучше расспросить в институте железобетона, они вам расскажут.

Теоретически бетон набирает свою прочность 700 лет. Я не могу этого точно знать — я столько не прожил. 400 килограммов на сантиметр — значит, что квадратный сантиметр бетона можно разрушить только вот такой огромной нагрузкой.

— То есть сейчас, например, кубик бетона из башни может выдержать тонну?

— И это только один квадратный сантиметр. А там толщина стенки — 500 миллиметров. Можно посчитать площадь «кольца» и узнать, какую силу нужно приложить, чтобы разрушить этот бетон.

.

— По последней информации (неофициальной), во время последнего измерения прочность была на уровне 700 килограммов на квадратный сантиметр. В проектной документации о сносе стоит цифра, как было, — 400.

— Я забыл уже в каком году, где-то в 90-х, у башни брали — высверливали — образцы бетона. Там марка была уже под 600. Сейчас взрывники тоже должны высверлить такие цилиндрики, отправить в лабораторию. В тех местах, где они хотят закладывать взрывчатку, это делать надо обязательно.

— А что может случиться с таким бетоном?

— Башня заливалась кольцами. Высота одного кольца — 2,5 метра. Сколько между ними швов? В каждый шов, если его не обработать, попадает влага. Консервации никто не делал. Десятки лет ни один шов не выдержит, хотя визуально этого никто не заметит. Она должна была быть полностью покрыта защитой.

— А как узнать, что сейчас со швами?

— Их нужно вскрыть и посмотреть. Я зашил дыры там тонкой фанеркой, а на консервацию мне денег никто не давал. Этот объект, который я делал, всё руководство объезжало мимо.

— Есть опасность её саморазрушения?

— Конечно, есть. Это дело времени. Другой вопрос — какого времени…

— Хорошо, что такое бетон в башне — мы себе представили. А что с арматурой?

— Использовалась 28-я арматура. У башни идёт арматура снаружи и арматура внутри. У арматуры снаружи, например, толщина — 28 мм, шаг — 210 миллиметров. Если знать длину окружности, то можно легко посчитать, сколько там стоит «прутков». Толщина стенки внизу — 500 мм. Защитный слой (бетон за арматурой) — от 30 до 50 мм. Это что касается вертикальной арматуры. Чтобы «порвать» 28-ю арматуру взрывом, представляете, какая у него должна быть мощность? А бетон на разрыв вообще работает плохо, он работает на сжатие.

— Какой толщины арматура в обычных домах, например, используется?

— «Десятка». Вообще, смотря какой дом, я по своему образованию очень далёк от бетона. Но вы видели когда-нибудь жилой дом высотой 361 метр?

У горизонтальной арматуры в башне диаметр 20 миллиметров, шаг — 200 миллиметров. Грубо говоря, получается сетка «квадратов» 200 на 200 мм. Причём, когда я начинал башню, первые метры, я почти стрелялся от кураторов. Приходит и меряет: «Почему у тебя шаг не 210 мм? Тут у тебя шаг 180, а тут шаг 240…» Я говорю: «Вот я свяжу две арматурины 28-е, сколько получается? 56 миллиметров. Сожмите мне тогда эту арматуру». А варить её на таком сооружении нельзя, она только вяжется проволокой, если её сваривать — всё рухнет.

— Она при сварке просто могла не выдержать нагрузки и лопнуть?

— Конечно. У меня столько нервов вытащили контролирующие органы. Причём, когда мы поднялись выше, лезть уже никто не хотел, говорили: «Мы тебе всё подпишем, но наверх не полезем». А я говорю: «Вы почему до меня на земле-то докапывались? Это сейчас надо миллиметры считать, а не тогда, так что или лезьте, или вы у меня работать не будете».

— А сколько колец на башне получилось?

— Восемьдесят восемь. Последнее залили 17 августа 1989 года.

— А как вообще заливали?

— Поднимали клетью, возили тачкой, как во времена Петра I. Всю башню построили тачкой.

— Слышала такую историю: когда в США строили небоскрёбы, на площадках были очень востребованы индейцы из племени, в котором не боялись высоты. А что у нас за люди работали? Высоты не боялись?

— Боялись бы — не работали бы. У меня, кстати, не было ни одного смертельного случая. Такое бывает крайне редко. Я, может быть, жёсткий человек, потому что мог наказать за нарушение техники безопасности так, что мало не покажется. Сначала выбрал бригадира. Мастера у меня менялись, постоянных в принципе не было. Но основная масса работала с начала до конца. Приходили люди, которые хотели зарабатывать большие деньги… Приходит, например, такой человек, а на следующий день пишет заявление на увольнение. Его спрашиваешь: «Почему?» А он отвечает: «Жить хочу».

— Что за зарплата на стройке башни была? По сравнению с теми же северами?

— Нормальная для того времени была. Сейчас деньги совсем другие. 500–600 рублей ребята получали. И это была хорошая зарплата, медсестра в больнице в это время получала 90 рублей.

— «Жигули» сколько стоили?

— 5500. Потом стали 5800, потом — 6200. Я машину в 1986 году взял, заплатил за неё 8489 рублей. Взял «восьмёрку», причем пятиступку.

— Рабочие у вас получали больше, чем их начальник? Это вообще правда?

— Правда. В советское время квалифицированный рабочий всегда получал больше, чем его начальник. Когда человек говорил, что работает токарем шестого разряда, это звучало гордо. А сейчас с человеком рабочей специальности никто разговаривать не будет. С крутым менеджером — другое дело, а кому есть дело, что там какой-то рабочий работает?

— А вы сами что окончили, чтобы на такую стройку старшим прорабом прийти?

— Я в 28 лет получил диплом о высшем образовании. Специальность — прикладная геодезия. Прикладывается — везде. Две геодезических академии было — в Москве и в Новосибирске, я окончил в Новосибирске. Она котируется выше, чем московская, там специалистов готовят лучше.

— Почему так поздно?

— Когда я окончил школу, у меня не было желания идти учиться. Отслужил, в армии познакомились с ребятами, домой не поехали — поехали осваивать Самотлор. Смотрели, как народ спивается, прямо на глазах. Решили, что если сами тут застрянем надолго, то это всё. Сидели и — не знаю после какой бутылки водки — надумали учиться.

— С такой же прочностью бетона, как на башне, вы работали где-то ещё?

— Нет, это был единственный такой объект. На обычных трубах марка 300.

— Башню сейчас все стали называть так: «труба», «труба»…

— А она и есть труба с дырками.

— Но она же отличается от трубы и прочностью бетона, и арматурой…

— В Гусиноозёрске на ГРЭС, например, арматура для строительства трубы применялась чуть ли не пятидесятая. И толщина у стенки там была ой-ой-ой. Телебашня же — тонкостенная конструкция, её можно сравнить с яйцом, если взять высоту яйца и толщину его стенки: высота ствола 220 метров, толщина стенки — 500 миллиметров. Это яичная скорлупа.

— На похожих башнях вы бывали?

— В Таллине на телебашне я не был, а вот в Вильнюсе был. Давно, когда её закончили строить. К слову, после нашей телебашни я должен был ехать в Красноярск, потом в Пермь, потом в Челябинск…

— И строить там объекты для телевидения по типу нашей башни, по такому же проекту?

— Не совсем. Проект свердловской телебашни — последний в этой серии. Следующий уже разрабатывали другой конструкции. Когда случился пожар в Останкино, возникло очень много проблем. Про такие вещи и раньше говорили, но никто не слушал, у нас же как партия сказала — так и будет. А любое изменение конструкции — это удорожание. Как устроена телебашня в Москве? Все коммуникации идут в стволе. Когда там начался пожар, как оттуда было эвакуировать людей? Следующая башня уже должна была быть с лифтами, идущими снаружи, чтобы при ЧП людей можно было эвакуировать и спасти.

— Следующие башни — кто был их заказчиком? У нас, например, это был местный Горисполком… Там тоже региональная власть?

— Это всё другие области. Но финансирование всегда было из центра, федеральное. Когда башню передали в ведение Свердловской области? Ведь не так давно. А денежки на строительство телебашни были в своё время выделены полным рублём… Знаете об этом?

— Что это значит?

— Значит, что выделили сразу всю сумму. И надо бы искать, куда эти деньги делись. Известно это одному господу богу и людям, которые к этому приложили руку, многих из них уже нет в живых.

— А сколько она стоила?

— Много.

— Сейчас уже можно, наверное, сказать? Миллионы, миллиарды?

— Это может знать, например, Россель. Или заказчик, или генподрядчик — их и спрашивайте. Деньги получил УКС Горисполкома. Если вы городской портал — в городе и копайте. Стоит на Ленина такое здание. Подумайте: если за 5 тысяч тогда можно было машину купить…

— Но вы же знаете эту сумму.

— Я только слышал. Слышать — это одно, видеть — другое. Я работал у субподрядчика. Бумаг и движения денег по счетам сам я не видел.

— Миллионы это были?

— Да.

— Давайте ещё о возможных повреждениях поговорим. Какие ещё точки риска, кроме швов?

— Окна видели? «Сопли» какие там бегут рыжие? Окна же металлические. Раз металл начал коррозировать, прикиньте, что там внутри творится.

— Но окна же можно заменить?

— А ты иди их замени. Легко сказать. А как это сделать?

— Разрушение этой арматуры насколько критично? Проще говоря — из-за того, что уже повредилось, башня может упасть?

— Ну, в ближайшее время она не упадёт.

— Сколько это — ближайшее время?

— На вашу жизнь хватит. Вы столько не проживёте, сколько она простоит. Если вы не собираетесь лет 500 жить.

— Если арматура наружного слоя действительно получит повреждение, это можно как-то ремонтировать?

— Вот на такие случаи идёт очень большое армирование, чтобы создать запас прочности. Приведу пример: у вас есть лифт в доме? На лифте стоят тросы, которые его поднимают. Трос имеет 12-кратный запас прочности, потому что там ездят люди. Теоретически там можно поставить предельную прочность — например, только двойную, и через два года лифт упадёт, порвётся. Для мостов тоже, например, на этапе проектирования закладывается огромный запас прочности. Вот вы говорите, арматуринка проржавела. Для этого и есть коэффициент запаса прочности, потому что поменять это невозможно.

— То есть эту арматуринку заменит рядом стоящая.

— Да. Она примет её нагрузку. Но чтобы оценить износ, необходимо обследование.

— Ещё должна спросить о том, что у башни внутри — о шахтоподъёмнике.

— Это оборудование «Спецжелезобетонстроя», его собственность. Эта конструкция временная, её должны были убрать и начать монтировать шахту лифтов и перекрытия. Для неё возле башни лежат все её конструкции, «квадратики» такие бетонные. Антенна тоже на площадке лежала. Если её никто не своровал — может, до сих пор она там. Её предполагаемая длина — 140 метров, это телескопическая антенна, для неё уже привезли металлоконструкции. Начали было готовить вертолётный экипаж, чтобы произвести монтаж. Но финансирование оборвалось.

— Когда, получается, её ставить должны были?

— Когда должны были — уже не поставят. Мы в 1991 году должны были башню сдать и смотреть телевизор.

— В том виде, в каком она есть, на неё антенну можно установить, например?

—Ту антенну, которая там пролежала более 20 лет, нужно сдавать в металлолом.

— Нет-нет-нет. Другую. Нужно для её установки ещё что-то достроить?

— Там ещё много мелочей — поворотная платформа, монтажные приспособления, например.

— Вы думали о нужности телебашни и спутникового сигнала — как конкурентов?

— Башня в том виде, в каком она есть сейчас, технически не нужна.

— Так ведь у нас на Уралмаше собираются строить телевышку на 13 метров выше. Та же компания, РТРС, которая продала башню области. Вряд ли монолитную, конечно, но именно с этой функцией.

— В любом случае у этой башни было немного другое предназначение, и сейчас необходимость в этом отпала. Понимаете, когда дядя Боря (речь о Борисе Ельцине. — Прим. ред.) ткнул пальцем, что башня будет стоять здесь, он очень сильно ошибся. Башня должна стоять на высокой отметке, но никак не в низине. Но с ним никто не мог спорить — никто.

— Когда мы с вами договаривались об интервью, вы сказали: «Её снесут — получается, я жил зря». И при этом сразу добавили, что она никому не нужна. Вы правда башню считаете главным объектом своей жизни?

— Были и другие знаковые объекты, этот в общем-то тоже… но он не закончен. Ну и кому она нужна? Говорили — о, её Австрия достроит, ещё кто-то, но что получилось? Забыл уже, в каком году был разговор, но я хотел предложить тут сделать деловой центр с вертолётной площадкой наверху. Башню можно использовать как ядро жёсткости, чтобы обеспечить устойчивость этого высотного сооружения.

К моим коллегам из Магнитогорска приезжала фирма, которая будет взрывать башню. Они, правда, не смогли дать ни на один вопрос чёткий ответ и на меня стрелки перевели. Но ко мне ещё не приезжали. Хотя и сам могу приехать. Денежки на стол — и вопросов нет. Родственников проведаю заодно…

— Вы очень практично относитесь к ситуации. То есть вы готовы выступать как консультант на возмездной основе?

— Это жизнь. Дело в том, что двумя часами здесь не обойдёшься. Тут надо брать чертежи, лезть, ткнуть пальцем, где должны взять пробы бетона, и, возможно, перенести взрыв на другую отметку.

— Что вас заставляет так думать?

— Есть вещи, которые объяснить нельзя. Знаете, что такое шестое чувство? И я бы лично сделал так. Башня заливалась по кольцам. Я бы взял пробы бетона и посмотрел, какое кольцо слабее, какое прочнее. Все 88 колец одинаково прочными быть не могут. И нужно найти слабое место.

— Мы спрашивали у специалиста по горному делу о сносе, и он нам сказал, что башня может упасть от взрыва не туда, куда хотят. Это обоснованное опасение?

— Конечно, это обоснованное опасение! Вы на лесоповале были когда-нибудь? Видели, как валят дерево?

— Делается подруб, но порой оно всё равно падает не по плану.

— Совершенно верно. Но тут можно идти по такому же принципу. С одной стороны прорезал арматуру, заложил взрывчатку и рванул. Думаю, башню можно положить вообще всю полностью, не нужно делить на части.

— Там, возможно, вопрос расстояния?

— Да какое там расстояние — в сторону реки-то роняй ради бога.

— А как вывозить?

— То, что на земле лежит — это уже совсем другое. Яму выкопал, закопал её туда и всё…

— Даже так? Хорошо. Ещё говорили, что её будут алмазной резкой разбирать.

— Это можно сделать, но в таком случае затратная часть возрастёт в десятки раз…

После строительства телебашни особенно заметных объектов у Владимира Николаевича не было. Высококвалифицированные специалисты в постперестроечный период оказались не у дел. Он построил одну из городских гостиниц, сотрудничал с военными, занимаясь ремонтом казарм и других объектов, хотел строить 25-этажные дома, но не сложилось с заказчиками. Тем не менее полностью работу в строительстве он оставил всего лишь три года назад.

В эти новогодние праздники он работал Дедом Морозом. Ездил в неблагополучные семьи, работал на улице с инспекторами ГИБДД, поздравлял детишек в детском доме в Илиме: «Предложили мне — ну почему не попробовать...»