«Свято место пусто не бывает». Почему в России берегли славянских воров в законе и что случилось, когда перестали

Россию потрясли два теракта, которые летом устроили исламисты в ростовском СИЗО-1 и в ИК-19 города Суровикино в Волгоградской области.

В Ростове шестеро заключенных действовали от имени запрещенной организации «Исламское государство». Они захватили заложников. В результате пятеро из террористов погибли, но был ранен и один заложник.

Через два месяца история повторилась в Суровикино, где исход был гораздо трагичнее: четверо бунтовщиков-исламистов убили четверых сотрудников колонии, прежде чем их ликвидировали. Об этих происшествиях мы поговорили с журналистом «Московского комсомольца» Евой Меркачевой — членом Совета по правам человека при президенте РФ и исследователем российских тюрем.

— Два подобных случая за короткий период — это много. Возможно ли, что такие теракты в колониях повторятся?

— Нужно просто признать проблему. У меня ощущение, что после Ростова ее не признали. Казалось, что это штучная история. В том же Волгограде, как выяснилось, не проводили каких-то специальных проверок. Например, администрация не узнала, сколько там содержится радикально настроенных мусульман.

Местная общественная наблюдательная комиссия (ОНК) сообщила, что была в этой колонии [в Суровикино] в мае. В июне случился теракт в Ростове. Подходящий повод, чтобы проехать по колониям строгого режима и понять, что там происходит. Но никто не поехал.

ОНК могут проехать по колониям и выяснить, от чего именно зависят радикальные настроения людей. Либо ими управляли снаружи, либо положение дел в колонии их довело до того, что они стали еще более радикальными.

Ведь волгоградских преступников ранее не подозревали ни в терроризме, ни в экстремизме. Возможно, они в колонии перенесли такой сильный прессинг, что пытались таким образом защититься. А может быть, телефоны у них появились благодаря коррупции и связям. И кто-то управлял ими извне. Это уже совершенно другая история. Нужно оба варианта исключить, чтобы такие трагедии не повторялись.

— Вам доводилось в колониях общаться с мусульманскими духовными авторитетами?

— Сегодня в России воров в законе запрессовали максимально. А мусульманские авторитеты стали плодиться. Они там каким-то странным образом коронуются, у них своя система, они считают себя такими авторитетами. Владлен Татарский (блогер, настоящее имя — Максим Фомин, погиб в результате теракта в Санкт-Петербурге. — Прим. ред.) писал про опасность «тюремных джамаатов» и «зеленых зон» задолго до этих терактов. То есть тенденция была понятна.

Почему наши спецслужбы изначально берегли славянских воров в законе? Если бы стояла задача, их бы «помножили на ноль» в любой период. Но они помогали контролировать ситуацию и могли быть противовесом мусульманским авторитетам. Что произошло? Многих славянских воров в законе запытали, кто-то умер за решеткой. А свято место пусто не бывает.

— Как вы понимаете выражение «зеленая зона»?

— В моем понимании это та, где большая масса заключенных — мусульмане. Раньше в Москве было такое СИЗО — «Красная Пресня». Там было много приезжих, в каждой камере — неславянские лица. У нас в ОНК был мусульманин, который умел с ними общаться.

Они между собой всё время воевали: если в камеру поместили узбека, таджика, гражданина из Пакистана, у них начиналась между собой борьба за то, кто старше в камере. Каждого поддерживали авторитеты — соотечественники из других камер.

— Мне поступки волгоградских террористов напомнили поведение жертв мошенников, которых подводили к экстремистским действиям. Например, к поджогам или диверсиям.

— Если эта ситуация вызвана чем-то, что случилось внутри, то зачем тогда они кричали про теракт в «Крокусе»? Я всё-таки склоняюсь к тому, что кто-то извне на них повлиял.

— Украинские спецслужбы?

— Всё что угодно могло быть. Мы видим, что людей зомбируют так, что у них голова отключается. Одного взрослого благополучного мужчину использовали по полной. Мошенники забрали у него машину и квартиру, а потом внушили ему, что он агент спецслужб, который должен делать то, что скажут. И он делал!

Контрабандистом был. Рассылал порнографическую продукцию, потому что его убедили, что надо искать педофилов. Когда его вычислили, то кураторы сказали ему, что теперь он ловит коррупционеров и надо дать взятку. В итоге его осудили за педофилию. Как такое можно было внушить человеку?

— То есть так же могут и заключенных обрабатывать, у которых есть доступ к телефону?

— Именно. И мы приходим к тому, что телефоны действительно нужно забирать. Да, вроде бы ничего плохого нет, если заключенные смогут общаться из камеры со своими родителями. Но когда начинается такое — запрет кажется обоснованным.

— А основатель Среднеуральского монастыря отец Сергий (Николай Романов), который попросил помилования у президента? Как полагаете, есть у него шанс?

— Я читала, что он еще и на СВО просился. И, зная отца Сергия, я не исключаю, что так и есть. С другой стороны, наверное, святой отец не должен брать в руки оружие и убивать.

С точки зрения пиара государства было бы хорошо удовлетворить это прошение. Посмотрите, батюшка покаялся и пошел воевать.

Но у меня такое ощущение, что разные [влиятельные] люди по-разному представляют себе, как что-то может выглядеть в глазах общественности. Будет реализована версия того, кто окажется более убедительным. Сейчас предсказать результат подачи прошения невозможно.

— Может ли Сергий в колонии стать таким религиозным лидером, чтобы набирать новых сторонников? Как мы видим по новостям из Ростова и Волгограда, где фанатики и террористы захватывали СИЗО и колонии, у радикальных исламистов такое получается.

— Отец Сергий мог бы стать авторитетом, способным объединить всех заключенных. И я думаю, что [в колонии] активно работают и следят за ним, чтобы он такого не сделал. Но почему в других регионах плохо следят за заключенными, это хороший вопрос, краеугольный.

— В Екатеринбурге вы презентовали свою новую книгу «Чисто российское преступление». Про преступников самых разных эпох нашего отечества. Сколько из них, отсидев, если не стали праведниками, то исправились?

— Большинство историй — про героев, которые либо были расстреляны, либо погибли к моменту, когда появились судебные дела. Но есть и праведники. Например, Лев Термен, изобретатель музыкального инструмента терменвокс. Человек, который пострадал, прошел через ГУЛАГ. Его потомки не хотели бы, чтобы говорилось про его лагерный период, но он был. И это дело рассекречено.

Он был величайшим изобретателем, работал в США, а когда вернулся, его арестовали и вменили всё, что только было можно. Он попал в шарашку.

Этот период биографии только подчеркивает стойкость духа Термена, ведь он, пройдя через лагеря, продолжил изобретать, заниматься наукой и подтвердил, что он гениальный человек.

Еще одно дело — когда НКВД открыло расследование против банды монашек. Они ходили по домам и читали христианские тексты, оправляли духовные потребности людей.

Их обвинили в террористической деятельности. Что государству могут сделать несколько монашек? Уже вся религия в стране была разгромлена. Жители приглашали их по одной, прятали. Материалы дела показывают, с какой страстью эти чекисты в Тульской области искали монашек по домам. Спустя почти сто лет Верховный суд реабилитировал этих монахинь.

Важно, чтобы помнили, что может случиться, когда людьми управляет безумная страсть и фанатичное представление о том, каким должен быть мир. Потому что нормальный чекист, конечно, не увидел бы опасности в нескольких монашках. Но эти фанатики, исполнители, хотели на местах показать, что ищут антисоветский элемент. Были разнарядки, сколько врагов надо найти — и они искали среди людей, которые точно не представляли опасности.

Ранее Ева Меркачева прокомментировала задержание Павла Дурова во Франции. Почитайте также мнение ученого-криминолога о причинах захвата заложников в колонии под Волгоградом. А вот что про этот теракт думают в московской ОНК.