Донос обыкновенный. Публикуем заявление шиномонтажника на уральского политолога Крашенинникова

21 октября на екатеринбургского журналиста и политолога Федора Крашенинникова завели административное дело по части 3 статьи 20.1 КоАП за оскорбление власти в телеграм-канале. Еще в июне он сделал репост «Ведомостей» об аресте Леонида Волкова и добавил комментарий «Какие же б... эти путинские судьи», экспертиза увидела в этом оскорбление представителей власти.

Причиной для расследования послужило заявление некого Салавата Хазиева, бизнесмена, владельца нескольких шиномонтажек в Екатеринбурге, в котором он просит прокурора Свердловской области Сергея Охлопкова «проверить деятельность и публикации Крашенинникова на наличие в них призывов к массовым беспорядкам, к свержению власти, экстремизму, а также разжигание ненависти к православным верующим и их унижение». По стилю и содержанию документ очень напоминает доносы, которые так активно писали наши соотечественники в 30-е годы прошлого столетия.

— Где я мог перейти дорогу этому человеку? Вообще нигде, мы не знакомы и никак не пересекались. Я прогуглил его соцсети до того момента, как он их заблокировал, и увидел, что этот Салават Флюрович Хазиев никогда в жизни никакой политикой не занимался. Все, что его интересовало, — только шины и гонки. Откуда вдруг такое рвение? Вероятно, заказали. Из документа следует, что он в приемный день пришел к областному прокурору — принес это заявление и распечатанные записи моего телеграм-канала на восьми листах. Моя версия такая — Салават рассчитывал, что будет уголовка за экстремизм, но нашли только хилую административку. Но на что Салават точно не рассчитывал, так это на такой общественный резонанс и на то, что сам он прославится как доносчик, — говорит Федор Крашенинников.

Адвокат Крашенинникова Алексей Бушмаков параллельно ведет сразу несколько дел, связанных с доносами «неравнодушных людей».

— Совершенно точно их [доносов] становится больше, часто они анонимные. У меня сейчас еще одно дело разбирается в белоярском суде, где некие активисты написали донос в прокуратуру на директора школы, прикрываясь чужим именем. Стучат по каждому поводу и во все места. Всех все волнует, особенно остро волнуют экстремизм, религиозная тематика и Путин. И все, как правило, доброхоты — хотели как лучше. То, что доносов стало больше, отмечают и в прокуратуре, и в полиции — их заваливают этими заявлениями, создаются специальные отделы по работе с обращениями граждан. Хотелось бы связать это с правовой грамотностью народа, но это не так, люди просто гадят друг другу и делают подлянки, — рассказывает Бушмаков.

По мнению адвоката, прокуратура уже перестала заниматься надзором за следствием, а вместо этого работает с письмами от населения.

Еще одна жертва доноса — директор Музея истории Екатеринбурга Сергей Каменский. На него была составлена анонимка с обвинением в коррупции, после которой в музее началась прокурорская проверка. Сергей считает, что в ближайшем будущем этот механизм может начать действовать с еще большей силой. По его мнению, количество доносов резко возрастает тогда, когда система начинает активно на них реагировать.

— Когда люди видят, что доносы работают, их становится больше. Когда люди видят, что пишут в пустоту, этого становится меньше — кто захочет просто так тратить свое время? Но почему-то все забывают, что у нас в стране, как во всяком правовом государстве, есть уголовное наказание за ложный донос. И человек, который пишет такое заявление, должен понимать, что если он как Аноним Анонимович Анонимов говорит про другого ложь и клевету, его могут призвать к ответу, — рассуждает Сергей Каменский.

По словам Сергея, в 30-е годы часто работала механика экономической мотивации, доносы писались с конкретной целью, например, выселить соседа из коммуналки, или из банальной зависти (понравилась шуба у соседки — донос). Но и в 30-е годы были случаи, когда люди отказывались писать доносы, даже если понимали, что сами попадут под каток репрессий.

— Даже не знаю, возвращается ли она [культура доносов] и вообще прекращалась ли она когда-нибудь, но я тоже такие примеры видел и слышал. Это связано, наверное, с душой человека. Просто форма доносов — это одна из таких болячек, что ли, которой могут быть подвержены люди. Это, наверное, вопрос, с одной стороны, воспитания, а с другой — публичного порицания. А если это воспринимается и работает как инструмент для обогащения или какой-то с кем-то расправы или мести, то для людей, которые поражены этим недугом, становится очевидным, что это можно использовать. Мне кажется, это простой механизм. Если не воспитывать людей так, что это [доносы] недопустимо, и публично не порицать, это будет сходить на нет. А если это будет приносить плоды, люди будут этим пользоваться. Для нас это болезненный вопрос. Когда мы это видим, мы возмущаемся, что это возвращение к тому времени, — рассуждает директор музея ГУЛАГа Роман Романов.

Политолог Федор Крашенинников с музейщиками не согласен. По его мнению, никакого тренда возвращения доносов нет. Есть лишь единичные и вполне адресные способы давления и запугивания конкретных людей, инициированные кем-то, кто связан с властью. Свою историю с доносом и последующим административным делом он связывает со своей активной позицией во время протестов в сквере.

Дозвониться до автора заявления Салавата Хазиева нам не удалось. Есть предположение, что после резонанса в СМИ он перестал отвечать на звонки с незнакомых номеров.