~
Писателю Владиславу Крапивину 14 октября 2018 года исполняется 80 лет.
К его юбилею мы подготовили виртуальную экскурсию по местам, где он жил, работал и черпал вдохновение и которые он с трепетом и любовью описывал в своих книгах. В жизни Крапивина есть три города, которые он называет своей родиной.
В Тюмени, на берегу Туры, Славка родился и вырос, запускал с крыш воздушных змеев, бегал босиком по деревянным тротуарам, смотрел трофейные фильмы про войну в кинотеатре.
В Свердловске (а потом Екатеринбурге) прошла его юность и большая часть взрослой жизни, здесь он создал легендарный отряд «Каравелла», написал большинство своих произведений. Здесь, в доме на берегу Верх-Исетского водохранилища, живёт и до сих пор.
В Севастополь Крапивин был влюблён с самого детства. Там море и корабли, дворики, пропитанные историей, и на каждом шагу остатки бастионов. Белый город у моря часто встречается в книгах Крапивина. И многие из описанных им мест существуют на самом деле.
К его юбилею мы подготовили виртуальную экскурсию по местам, где он жил, работал и черпал вдохновение и которые он с трепетом и любовью описывал в своих книгах. В жизни Крапивина есть три города, которые он называет своей родиной.
В Тюмени, на берегу Туры, Славка родился и вырос, запускал с крыш воздушных змеев, бегал босиком по деревянным тротуарам, смотрел трофейные фильмы про войну в кинотеатре.
В Свердловске (а потом Екатеринбурге) прошла его юность и большая часть взрослой жизни, здесь он создал легендарный отряд «Каравелла», написал большинство своих произведений. Здесь, в доме на берегу Верх-Исетского водохранилища, живёт и до сих пор.
В Севастополь Крапивин был влюблён с самого детства. Там море и корабли, дворики, пропитанные историей, и на каждом шагу остатки бастионов. Белый город у моря часто встречается в книгах Крапивина. И многие из описанных им мест существуют на самом деле.
~
Тюмень
~
Дом детства, Нагорная, 21
В Тюмени Крапивин жил в трех разных домах — на Герцена, 59, Грибоедова, 31 и Нагорной, 21. Двух из них уже нет, остался только последний.
Сейчас на улочке, так обожаемой писателем, всё ещё стоят старые деревянные дома, вросшие в землю. Некоторые из них сместили новострои, спрятанные за высокими железными заборами. На других красуется вывеска «продам». Если спуститься вниз, то можно добраться к реке Тюменке. Тут, как писал Крапивин, жили ржавые ведьмы.
От дома писателя теперь осталась только крапивинская половинка, в которой жила семья Славки, и сирень. С другой стороны дом подпирает новострой. Рядом стоит новый гараж, а внутрь не пускает высокая железная ограда. За ней виднеется двор и огород. Дом почти не изменил свой облик, только вот сильно постарел. И крыша в крапивинское детство была тут не шиферная, а тесовая.
Распахнуто только окно комнаты, в которой жил маленький Славка. Остальные окна закрыты ставнями.
Сейчас на улочке, так обожаемой писателем, всё ещё стоят старые деревянные дома, вросшие в землю. Некоторые из них сместили новострои, спрятанные за высокими железными заборами. На других красуется вывеска «продам». Если спуститься вниз, то можно добраться к реке Тюменке. Тут, как писал Крапивин, жили ржавые ведьмы.
От дома писателя теперь осталась только крапивинская половинка, в которой жила семья Славки, и сирень. С другой стороны дом подпирает новострой. Рядом стоит новый гараж, а внутрь не пускает высокая железная ограда. За ней виднеется двор и огород. Дом почти не изменил свой облик, только вот сильно постарел. И крыша в крапивинское детство была тут не шиферная, а тесовая.
Распахнуто только окно комнаты, в которой жил маленький Славка. Остальные окна закрыты ставнями.
Таким старым и немощным дом был не всегда. Вот как его вспоминает Владислав Петрович в своих книгах:
В то давнее время, длинным жарким летом сорок девятого года, я жил в окраинном районе Тюмени, который называется Затюменка. Наша улица Нагорная тянулась по краю глубоченного лога. Про этот лог рассказывали, что в старину он служил крепостным рвом. По дну лога текла речка Тюменка. По правде говоря, не речка, а простой ручей. Лишь весной Тюменка разливалась так, что по ней можно было даже плавать на лодке. Наше семейство — мама, я, маленький братишка Олег и отчим — снимало две комнатки в столетнем бревенчатом доме, у хозяйки тети Поли. При доме был садик и огород. Грядки огорода нависали над логом, не было даже изгороди.
«Ржавчина от старых якорей»
«Ржавчина от старых якорей»
Милый моему сердцу дом. В нем я жил с 47-го по 50-й год, когда учился в третьем, четвертом и пятом (до зимних каникул) классе. Только тогда крыша была не шиферная, а тесовая, и перед окнами стоял полусгнивший палисадник, в котором росла сирень. Левое окошко — мое. То есть за ним комнатка, в которой я спал, готовил уроки, мастерил кораблики и запоем читал раздобытые в соседней детской библиотеке книжки. Здесь начиналось действие повести «Тополиная рубашка». За домом был двор, огород, в котором стояла банька, а за ней — крутой спуск в лог с речкой Тюменкой.
«Тайные письмена»
«Тайные письмена»
~
Тополь на Герцена, 37
С особенным трепетом Крапивин всегда относился не только к морю и воздушным змеям, но и к тополям. Едва ли не в каждом произведении между строк читается особое отношение к этим пушистым деревьям. Одно из таких до сих пор шумит у старинного дома на Герцена, 37.
Сам дом снесли в октябре 2017 года, а вот огромный тополь с большой кроной и необъятным стволом не тронули. Именно его писатель называл последней нитью, которая связывает с родным городом.
Сам дом снесли в октябре 2017 года, а вот огромный тополь с большой кроной и необъятным стволом не тронули. Именно его писатель называл последней нитью, которая связывает с родным городом.
Вот так писал про свой тополь Владислав Крапивин:
Сейчас по одной из моих книжек — «Летчик для особых поручений» — тюменская студия «Первый ряд» ставит фильм. Там есть эпизод, в котором мальчик Алешка снимает с тополиной развилки напуганного собаками кота. Хожу по городу и смотрю: где можно отыскать подходящий для кадра тополь? Знаю пока только один — в старом квартале улицы Герцена, у дома № 37. Каждый раз, когда приближаюсь к этому месту, замираю: жив ли? Вчера еще стоял, а сегодня?..
Статья «Тополя», 2009 год
Статья «Тополя», 2009 год
Тополиный пух летит и крУжит.
Все его ругают: аллергия!
Но ведь он бывает очень нужен
Тем, кто называется «другие».
Тем, кто не обидит даже мухи,
Но бывает твердым в убежденье,
Что в летящем тополином пухе
Виден ритм планетного движенья.
Девочка с блестящей стрекозою
На плече орехового цвета
Задевает легкий пух щекою
И смеется: «Ты вертись, планета»...
Повесть «Дагги-Тиц»
Все его ругают: аллергия!
Но ведь он бывает очень нужен
Тем, кто называется «другие».
Тем, кто не обидит даже мухи,
Но бывает твердым в убежденье,
Что в летящем тополином пухе
Виден ритм планетного движенья.
Девочка с блестящей стрекозою
На плече орехового цвета
Задевает легкий пух щекою
И смеется: «Ты вертись, планета»...
Повесть «Дагги-Тиц»
~
Школа, в которой учился Слава Крапивин (ул. Ленина, 41)
Сегодня здесь располагается Спасская церковно-приходская школа. Небольшое старинное сооружение скромно спряталось за церковью и новыми многоэтажками.
Каменное здание осталось прежним: вот верхний этаж, где на уроках сидел Слава Крапивин. Есть и полуподвальный, первый этаж. О нем тоже не раз вспоминал в своих произведениях Крапивин.
Каменное здание осталось прежним: вот верхний этаж, где на уроках сидел Слава Крапивин. Есть и полуподвальный, первый этаж. О нем тоже не раз вспоминал в своих произведениях Крапивин.
Наша маленькая школа занимала старинный дом, в котором до революции жил какой-то купец. Мы учились на верхнем этаже, а нижний, полуподвальный, всегда пустовал. Осенью и весной его заливало, а зимой там было холодней, чем на улице. Всем был известен давний порядок: весной и осенью — вода, зимой — холод. Но в тот день, когда я «болел», порядок был нарушен: случилось зимнее наводнение. Говорят, лопнула какая-то труба.
Первые два урока школа жила радостным ожиданием: все были уверены, что вода вот-вот замерзнет. Тогда нижние комнаты превратятся в чудесные катки. Можно будет со свистом носиться на скользящих валенках по гулким залам, можно будет играть в «буру», гоняя по льду пустые пузырьки из-под чернил.
«Тень каравеллы»
Первые два урока школа жила радостным ожиданием: все были уверены, что вода вот-вот замерзнет. Тогда нижние комнаты превратятся в чудесные катки. Можно будет со свистом носиться на скользящих валенках по гулким залам, можно будет играть в «буру», гоняя по льду пустые пузырьки из-под чернил.
«Тень каравеллы»
Еще одно крапивинское место — рядом с его бывшей школой, это Спасская церковь, в которой располагалась библиотека. Именно здесь маленький Славка сидел часами, погруженный в мир книг.
Спасская церковь из серии открыток с видами Тюмени 1911-1917 годов
О, этот библиотечно-храмовый, книжно-каменный запах! Так пахло, наверное, в подвалах замков, где вперемешку свалены были старинные фолианты, рыцарские латы и рулоны карт с фантастическими островами, кораблями и морскими чудовищами. Сердце колотилось, когда я с мамой поднимался по рельефному чугуну ступеней к заветной двери абонементного отдела. Без мамы нельзя: мальчишкам моего возраста книг там не давали.
Лестница была в два марша. Они разделялись широкой площадкой, где в могучей кирпичной стене было узкое сводчатое окно с чугунным переплетом. Широкий мраморный подоконник располагался высоко (сперва на уровне моего подбородка, потом — плеч, позже — на уровне груди). Остановившись у окна, я клал на холодный мрамор книгу и тыкался в нее носом. Не терпелось понять, в какие миры унесет она меня в ближайшие часы!
«Под созвездием Ориона»
Лестница была в два марша. Они разделялись широкой площадкой, где в могучей кирпичной стене было узкое сводчатое окно с чугунным переплетом. Широкий мраморный подоконник располагался высоко (сперва на уровне моего подбородка, потом — плеч, позже — на уровне груди). Остановившись у окна, я клал на холодный мрамор книгу и тыкался в нее носом. Не терпелось понять, в какие миры унесет она меня в ближайшие часы!
«Под созвездием Ориона»
~
Екатеринбург
~
Чердак, на котором появился отряд «Каравелла» (ул. Прониной, 28)
В Екатеринбург Владислав Петрович приехал в 1956 году, поступил на факультет журналистики УрГУ. Жил в посёлке Уктус на окраине Свердловска у своей сестры Людмилы. После окончания университета много времени проводил за писательством и, как умел, воспитывал племянницу Ирину (не зря мечтал стать педагогом).
Постепенно познакомился и с её друзьями — соседской детворой, которая прибегала к Ирине в гости. С детьми Крапивин всегда быстро находил общий язык, сам так и оставшись в душе 12-летним пацаном. На Уктусе ребята с Крапивиным и объединились в экипаж выдуманного корабля «Бандерилья», который спустя годы превратился в легендарный уже отряд «Каравелла» (такое название появилось только в 1968 году).
Постепенно познакомился и с её друзьями — соседской детворой, которая прибегала к Ирине в гости. С детьми Крапивин всегда быстро находил общий язык, сам так и оставшись в душе 12-летним пацаном. На Уктусе ребята с Крапивиным и объединились в экипаж выдуманного корабля «Бандерилья», который спустя годы превратился в легендарный уже отряд «Каравелла» (такое название появилось только в 1968 году).
2 июля 1961 года на чердаке дома на улице Прониной, 28 сделали первую запись в вахтенном журнале «Бандерильи». Этот день считается днём рождения отряда. Уже потом были самодельные фанерные яхты, уроки по фехтованию, своя стенгазета, форма, устав, барабанщики…
Это не была какая-то готовая команда, какая-то элита, была только небольшая компания. Мы жили вместе с ним в одной квартире, и каждый раз, когда ко мне приходили друзья, он не захлопывал дверь, как другие взрослые, а, наоборот, приходил к нам, и мы о чём-то разговаривали. Потом мы перешли на чердак и там сидели и придумывали истории. Спустя какое-то время начали вести вахтенный журнал. Из всех реликвий «Каравеллы» это самое интересное и самое ценное, что у нас есть. Мы придумывали разные приключения, записывали их по очереди.
Ирина Ханхасаева
племянница Владислава Крапивина на встрече с отрядом «Каравелла» в 2015 году
Двухэтажный дом по адресу Прониной, 28 до сих пор стоит, хотя выглядит уже очень потрепанным, а рядом разрастается современный ЖК «Каменный ручей» с высотками. В старом доме всего четыре квартиры, на втором этаже живёт Михаил — он тоже занимался в «Каравелле», правда не на этом чердаке, а уже в другом помещении. На чердаке хранятся вещи Михаила. Он объясняет: «Делал ремонт, а потом астма сбила с ног на полном ходу, сейчас завалил весь чердак, разобрать сил нет».
Наверх ведёт деревянная лестница, тяжёлый люк не запирается — прятать что-то не от кого, в доме все свои. Внутри — стройматериалы и старые вещи, как и на любых других чердаках: лыжи и палки, советские санки и стулья, на натянутых верёвках сушатся веники. Возможно, что-то из этого хранилось здесь ещё и в 1961 году.
Наверх ведёт деревянная лестница, тяжёлый люк не запирается — прятать что-то не от кого, в доме все свои. Внутри — стройматериалы и старые вещи, как и на любых других чердаках: лыжи и палки, советские санки и стулья, на натянутых верёвках сушатся веники. Возможно, что-то из этого хранилось здесь ещё и в 1961 году.
Взрослым этот чердак сейчас, наверное, покажется тесным, грязным, неуютным… Но лучше места для выдуманного корабля с экипажем из 10–12-летних матросов, кажется, и не найти.
Деревянные балки вполне походят на корабельные мачты, а узкое окошко — на иллюминатор. Из него видны деревянные домики старого Уктуса и Нижне-Исетское водохранилище. Именно здесь первые каравелльцы учились управлять парусами.
Деревянные балки вполне походят на корабельные мачты, а узкое окошко — на иллюминатор. Из него видны деревянные домики старого Уктуса и Нижне-Исетское водохранилище. Именно здесь первые каравелльцы учились управлять парусами.
~
База «Каравеллы» на Верх-Исетском водохранилище (ул. Малый Конный полуостров, 15)
Здесь каравелльцы ходят на яхтах ещё с советских времён. Да, именно так — ходят, а не плавают. Все яхты сделаны своими руками по чертежам Крапивина. Он, можно сказать, изобрёл новый класс яхт, увеличив в полтора раза пропорции уже существующего класса «кадет», на которых занимаются дети в яхт-клубах и парусных секциях.
Сейчас на базе «Каравеллы» всё так же, как и много лет назад. Осенью яхты консервируют на зиму — поднимают с воды на берег, убирают паруса и мачты в тёплый эллинг, переворачивают вверх дном и кладут на большие резиновые покрышки. Так лодки лучше перенесут снежную зиму.
На бортах читаются названия: «Гардемарин», «Ветер», «Гаврош», «Азимут», «Командор», «Джим», «Полюс», «Горизонт», «Мир», «Меридиан»… Все они придуманы детьми и инструкторами.
На бортах читаются названия: «Гардемарин», «Ветер», «Гаврош», «Азимут», «Командор», «Джим», «Полюс», «Горизонт», «Мир», «Меридиан»… Все они придуманы детьми и инструкторами.
У каждого ребёнка в отряде есть любимая яхта — та, к экипажу которой он приписан, на которой вышел на воду в первый раз или стал командиром, та, на которой впервые в жизни кильнулся (перевернулся и упал за борт — это не страшно и часто случается в сильный ветер).
Ко всем яхтам в отряде бережное отношение, но к любимой у каждого — особенное. Именно её ты ремонтируешь в мае, измазавшись в краске и эпоксидной смоле, за её состоянием следишь летом, стараясь не побить нос при швартовке и внимательно осматривая после каждого ходового дня. Яхта становится другом, с которым вместе переживают самые сильные эмоции.
Ко всем яхтам в отряде бережное отношение, но к любимой у каждого — особенное. Именно её ты ремонтируешь в мае, измазавшись в краске и эпоксидной смоле, за её состоянием следишь летом, стараясь не побить нос при швартовке и внимательно осматривая после каждого ходового дня. Яхта становится другом, с которым вместе переживают самые сильные эмоции.
Сегодня во флотилии «Каравеллы» более 20 судов различных классов. Самое большое из них носит имя Крапивина — «Слава».
Это профессиональный микротонник, на котором отрядные ребята участвуют в серьёзных соревнованиях.
Это профессиональный микротонник, на котором отрядные ребята участвуют в серьёзных соревнованиях.
~
Безлюдные пространства (маршрут трамвая № 11 на Малом Конном полуострове)
Трамвай № 11 — единственный в Екатеринбурге, который ходит по одноколейке. Летом утром и вечером он всегда полон ребят разных возрастов в оранжевых рубашках с нашивками и погонами и в красных галстуках с синей полосой по краю. Это каравелльцы едут с базы или на базу.
В остальные времена года здесь тихо и пустынно. Малый Конный полуостров — один из самых необычных районов города. По современным меркам он находится не очень далеко от центра, но здесь своя атмосфера, тихие дворы, бабушки на скамейках, дети, гоняющие мячи на площадках — такая «машина времени» в прошлое.
В остальные времена года здесь тихо и пустынно. Малый Конный полуостров — один из самых необычных районов города. По современным меркам он находится не очень далеко от центра, но здесь своя атмосфера, тихие дворы, бабушки на скамейках, дети, гоняющие мячи на площадках — такая «машина времени» в прошлое.
В том числе и с этих мест Крапивин писал свои «Безлюдные пространства», в которых нет места злобе и войне, зато полно тайн и приключений.
А про дорогу, по которой ходит 11-й трамвай, Владислав Петрович написал стихотворение. Оно было опубликовано в первом номере альманаха «Синий краб» в мае 1972 года.
А про дорогу, по которой ходит 11-й трамвай, Владислав Петрович написал стихотворение. Оно было опубликовано в первом номере альманаха «Синий краб» в мае 1972 года.
Заросшая узкоколейка —
Путь из волшебной страны;
Тополя листики клейкие,
Запах поздней весны.
Светкин пушистый локон
У твоего лица...
Свет из знакомых окон,
Мамин голос с крыльца...
Дождики босоногие...
Мяч футбольный в пыли...
Это было у многих.
А многие сберегли?
Путь из волшебной страны;
Тополя листики клейкие,
Запах поздней весны.
Светкин пушистый локон
У твоего лица...
Свет из знакомых окон,
Мамин голос с крыльца...
Дождики босоногие...
Мяч футбольный в пыли...
Это было у многих.
А многие сберегли?
~
Старое помещение отряда «Каравелла» (ул. Мира, 44)
В помещении на Мира, 44 отряд «Каравелла» прожил с 1980 по 2018 год. Каждая комната здесь имела своё название — «Штурманский класс», в котором изучали морское дело, вязали узлы, тренировали флажный семафор; «Пресс-центр», где выпускали стенгазету; «Знамённая», в которой принимали самые важные решения на совете командиров, «Муравейник»…
Последнее — самое большое помещение, в котором проводили общие сборы и построения под бой барабанов и вынос знамён, здесь принимали новичков в отряд, впервые повязывая им галстуки после того, как они зачитают слова клятвы, здесь учились фехтовать и сражались на рапирах во время турниров. Здесь же закладывали корпуса новых яхт.
Последнее — самое большое помещение, в котором проводили общие сборы и построения под бой барабанов и вынос знамён, здесь принимали новичков в отряд, впервые повязывая им галстуки после того, как они зачитают слова клятвы, здесь учились фехтовать и сражались на рапирах во время турниров. Здесь же закладывали корпуса новых яхт.
Во всю стену «Муравейника» — картина Евгения Ивановича Пинаева.
Крапивин с Пинаевым познакомились на борту «Крузенштерна», когда Евгений Иванович был там корабельным плотником. Они дружили всю жизнь, но в 2016 году Пинаева не стало.
Крапивин с Пинаевым познакомились на борту «Крузенштерна», когда Евгений Иванович был там корабельным плотником. Они дружили всю жизнь, но в 2016 году Пинаева не стало.
Бушующее море, трёхмачтовый парусник, чайки, вылетающие как будто прямо из картины на зрителя, и фигурки барабанщика-подростка и взрослого моряка на причале.
По отрядной легенде, эта картина однажды спасла «Каравеллу». Когда ребят хотели выселить из помещения на Мира (а таких случаев за 57 лет было немало), они поставили ультиматум: «Мы уйдём отсюда, только если заберём все свои вещи, в том числе картины. Забрать эту придётся вместе со стеной».
По отрядной легенде, эта картина однажды спасла «Каравеллу». Когда ребят хотели выселить из помещения на Мира (а таких случаев за 57 лет было немало), они поставили ультиматум: «Мы уйдём отсюда, только если заберём все свои вещи, в том числе картины. Забрать эту придётся вместе со стеной».
В 2018 году «Каравелла» переехала в новое помещение. Отряду отдали целый дом на улице Февральской Революции (репортаж оттуда можно посмотреть здесь). Найти способ переместить самую большую картину Пинаева так и не смогли, так что в новом доме в «Муравейнике» сегодня висит копия этого произведения, отпечатанная на баннере.
А на Мира, 44 сейчас располагается молодёжный центр «Мир». Ребята там занимаются журналистикой и театром, учатся рисовать и играть на гитаре. Они сделали ремонт во всех помещениях, но две стены трогать не стали. Как раз те, на которых остались картины Пинаева — большая в «Муравейнике» и поменьше, на месте, где раньше поднимали флаг и стоял часовой «Каравеллы». Профессиональные художники отреставрировали их.
А на Мира, 44 сейчас располагается молодёжный центр «Мир». Ребята там занимаются журналистикой и театром, учатся рисовать и играть на гитаре. Они сделали ремонт во всех помещениях, но две стены трогать не стали. Как раз те, на которых остались картины Пинаева — большая в «Муравейнике» и поменьше, на месте, где раньше поднимали флаг и стоял часовой «Каравеллы». Профессиональные художники отреставрировали их.
~
Севастополь
~
Улица Шестая Бастионная
В Севастополе Крапивин впервые оказался в 1960 году, когда учился на последних курсах университета, хотя мечтал побывать здесь с детства. Позже он бывал здесь много раз, жил подолгу, работая над новыми произведениями, здесь у него появились настоящие друзья, этот город он искренне полюбил и стал считать своей второй родиной. О Севастополе у Крапивина много книг. Одна из них — цикл рассказов «Шестая Бастионная».
Улица Шестая Бастионная, о которой все поклонники Крапивина читали в книгах, существует на самом деле. Это исторический центр города, но вся улочка состоит из частных домов. Как и весь этот район, который называется Артиллерийская слободка. Где-то стоят новые коттеджи, но чаще — старенькие одноэтажные домики.
Здесь тихо и атмосферно. Растрескавшийся тротуар, заборы, обвитые виноградом, кошки, лениво греющиеся на солнце. И, кажется, ничего особо не изменилось с тех времён, когда здесь бродил в поисках вдохновения Владислав Крапивин.
Улица Шестая Бастионная, о которой все поклонники Крапивина читали в книгах, существует на самом деле. Это исторический центр города, но вся улочка состоит из частных домов. Как и весь этот район, который называется Артиллерийская слободка. Где-то стоят новые коттеджи, но чаще — старенькие одноэтажные домики.
Здесь тихо и атмосферно. Растрескавшийся тротуар, заборы, обвитые виноградом, кошки, лениво греющиеся на солнце. И, кажется, ничего особо не изменилось с тех времён, когда здесь бродил в поисках вдохновения Владислав Крапивин.
Сейчас я выйду из гостиницы, неторопливо двинусь по Большой Морской, потом по улице Адмирала Октябрьского поднимусь до площади Восставших. Здесь вздымается стеклянно-высотная гостиница «Крым», от которой убегает вправо, к морским обрывам, Шестая Бастионная.
Впрочем, для меня начинается она не от этого ультрасовременного отеля, а от домика с зеленой калиткой. В каменный столб у калитки вделано чугунное ядро времен Первой обороны.
Цикл «Шестая Бастионная», повесть «Бастионы и форты»
Впрочем, для меня начинается она не от этого ультрасовременного отеля, а от домика с зеленой калиткой. В каменный столб у калитки вделано чугунное ядро времен Первой обороны.
Цикл «Шестая Бастионная», повесть «Бастионы и форты»
В этом описании всё верно — Шестая Бастионная улица действительно уходит к морю от площади Восставших. А вот калитка с чугунным ядром в начале улицы не сохранилась или была плодом воображения писателя. Сам Крапивин говорил, что старался не описывать город досконально, а пытался передать его дух и атмосферу, поэтому некоторые детали могут быть выдуманы или «перенесены» из другого места.
Ещё одно важное крапивинское место в этом районе — остатки старой стены и оборонительная башня времён Первой обороны (защита города в Крымской войне 1854–1855 годов). На них всё ещё видны следы от снарядов и пуль.
Башня сейчас встроена в забор одной из воинских частей города. А древняя стена, которая, судя по табличке, охраняется государством, и территория рядом с ней находятся в плачевном состоянии.
Башня сейчас встроена в забор одной из воинских частей города. А древняя стена, которая, судя по табличке, охраняется государством, и территория рядом с ней находятся в плачевном состоянии.
Вот как описывал эту стену Крапивин в повести «Трое с площади Карронад»:
На другом краю поляны, за поворотом каменного забора, Славка увидел лестницу, о которой не знал раньше. Она шла рядом со стеной, тоже опускавшейся по склону. Лестница была обыкновенная, а стена — старинная, сложенная из такого же серовато-жёлтого камня, как береговые равелины. В ней темнели бойницы, украшенные вверху тяжёлыми карнизами. В точности такие, как в оборонительной башне на Кургане.
~
Площадь Карронад
Если пройти по Шестой Бастионной к морю, то попадёшь на небольшой пустырь. Здесь сходятся несколько улиц — Адмирала Владимирского, Бакинская и 2-я Бакинская, Крепостной переулок.
Если не знать, то можно пройти мимо этого места, оно совершенно неприглядно: заросшие кустарником бетонные плиты. Но это и есть та самая площадь, которая описана у Крапивина в повести «Трое с площади Карронад».
Если не знать, то можно пройти мимо этого места, оно совершенно неприглядно: заросшие кустарником бетонные плиты. Но это и есть та самая площадь, которая описана у Крапивина в повести «Трое с площади Карронад».
Действительно, не то перекресток, не то пустырь.
А скорее всего — маленькая площадь, потому что земля была вымощена старыми стертыми булыжниками. И росла между камнями высокая трава
с зонтиками желтых цветов.
Кругом — знакомая картина: небольшие белые дома, тополя и акации. Справа дома расступились, и видно, что склон уходит к нижней улице, за которой синеет Орудийная бухта. Словно охраняя этот спуск, поднялись в одном месте остатки желтой крепостной стены. Такие же, как у лестницы. Наверно, в прежние времена здесь был один из бастионов крепости.
Было здесь безлюдно и солнечно, и большие белые облака висели над площадью.
А скорее всего — маленькая площадь, потому что земля была вымощена старыми стертыми булыжниками. И росла между камнями высокая трава
с зонтиками желтых цветов.
Кругом — знакомая картина: небольшие белые дома, тополя и акации. Справа дома расступились, и видно, что склон уходит к нижней улице, за которой синеет Орудийная бухта. Словно охраняя этот спуск, поднялись в одном месте остатки желтой крепостной стены. Такие же, как у лестницы. Наверно, в прежние времена здесь был один из бастионов крепости.
Было здесь безлюдно и солнечно, и большие белые облака висели над площадью.
Жители Севастополя в 2009 году обращались к администрации города с просьбой присвоить этому месту официальное название «площадь Карронад» и установить там памятник детям, погибшим в разных войнах. Собирали подписи со всей страны, нарисовали эскиз памятника, заручились поддержкой Крапивина. Но эта инициатива так и осталась нереализованной.
~
Херсонес Таврический
Одно из любимых мест Крапивина в Севастополе — развалины древнего города Херсонеса. Здесь уже много лет идут археологические раскопки и вряд ли когда-то закончатся: территория огромная.
Если отойти подальше от туристической части, где полно отдыхающих и экскурсоводов, можно попасть на заброшенное поле с высокими обрывами над морем и покрытыми густой травой каменными развалинами. Здесь не бывает толп, ведь все популярные достопримечательности остаются ближе к главному входу в Херсонес. Здесь не хочется никуда спешить, здесь тихо и спокойно. Это тоже одно из «безлюдных пространств» Крапивина. Под скалистые обрывы бегут тайные тропинки, и, если не бояться, можно пробраться по ним на маленькие каменные пляжики и поплавать в море в одиночестве.
Если отойти подальше от туристической части, где полно отдыхающих и экскурсоводов, можно попасть на заброшенное поле с высокими обрывами над морем и покрытыми густой травой каменными развалинами. Здесь не бывает толп, ведь все популярные достопримечательности остаются ближе к главному входу в Херсонес. Здесь не хочется никуда спешить, здесь тихо и спокойно. Это тоже одно из «безлюдных пространств» Крапивина. Под скалистые обрывы бегут тайные тропинки, и, если не бояться, можно пробраться по ним на маленькие каменные пляжики и поплавать в море в одиночестве.
Мраморные колонны разрушенной базилики — древнего храма в Херсонесе — кажутся с моря белыми свечками. Словно кто-то расставил их среди желтых камней. А море — синее-синее, и лишь у самого борта лодки оно как бутылочное стекло. В этом зеленом стекле висят медузы, похожие на большие прозрачные пуговицы. А ближе к берегу просвечивают бурые и косматые, как шкура мамонта, водоросли. Они качаются туда-сюда вслед за волной.
«Мальчик со шпагой»
«Мальчик со шпагой»
Колонны древней базилики упоминаются и в повести «Сандалик, или Путь к Девятому бастиону» из цикла «Шестая Бастионная». К ним любил приходить Санька-Сандалик и представлять прошлое.
Санька не пошел сразу к обрыву. Царапая ноги в дроке и терновнике, он пробрался к одинокой колонне, тронул теплый, чуть шероховатый мрамор.
Он всегда был теплый, этот мрамор. Саньке даже казалось, что в круглом теле колонны, будто в какой-нибудь тысячелетней секвойе, течет по незаметным сосудикам живой сок. Иногда чудилось даже, что в глубине ласкового камня толкается редкий, но ощутимый пульс. Конечно, это шевелилась жилка в ладони самого Саньки. Но все равно было приятно, и Санька чуточку волновался.
А еще он волновался оттого, что эту колонну тысячу лет назад (или две, или три тысячи — Санька точно не знал, древнюю историю он еще не учил) трогали такие же, как он, мальчишки. И настоящий, непридуманный Одиссей трогал. И словно тепло их ладоней так и осталось в камне.
И от Санькиной ладошки тепло останется. И когда-нибудь через громадное тысячелетие к этой колонне тоже придет мальчик...
Такого Севастополя вокруг, конечно, не будет, а будет какой-нибудь фантастический город со стоэтажными сверкающими домами, с хрустальными мостами через бухты и с космодромом на мысе Херсонес. Но эта колонна останется. И другие колонны останутся, и памятники, и бастионы, и форты. Люди и сейчас берегут старину, а тогда будут беречь еще сильнее.
Он всегда был теплый, этот мрамор. Саньке даже казалось, что в круглом теле колонны, будто в какой-нибудь тысячелетней секвойе, течет по незаметным сосудикам живой сок. Иногда чудилось даже, что в глубине ласкового камня толкается редкий, но ощутимый пульс. Конечно, это шевелилась жилка в ладони самого Саньки. Но все равно было приятно, и Санька чуточку волновался.
А еще он волновался оттого, что эту колонну тысячу лет назад (или две, или три тысячи — Санька точно не знал, древнюю историю он еще не учил) трогали такие же, как он, мальчишки. И настоящий, непридуманный Одиссей трогал. И словно тепло их ладоней так и осталось в камне.
И от Санькиной ладошки тепло останется. И когда-нибудь через громадное тысячелетие к этой колонне тоже придет мальчик...
Такого Севастополя вокруг, конечно, не будет, а будет какой-нибудь фантастический город со стоэтажными сверкающими домами, с хрустальными мостами через бухты и с космодромом на мысе Херсонес. Но эта колонна останется. И другие колонны останутся, и памятники, и бастионы, и форты. Люди и сейчас берегут старину, а тогда будут беречь еще сильнее.
~
Школа № 3 (ул. Советская, 57)
Поднимаешься на Городской холм в центре Севастополя, на одной из множества петляющих там старых улочек стоит величественное белоснежное здание. Это действующая школа № 3. Здесь по сюжету повести «Трое с площади Карронад» учились Славка Семибратов и Тим Сель. Прототипами их послужили настоящие ученики этой школы, с которыми Крапивин познакомился в одной из поездок в Севастополь.
Владислав Крапивин с четвероклассниками Вадиком и Артуром — прототипами героев повести «Трое с площади Карронад». Севастополь, сентябрь 1978 года
Школу №3 Крапивин довольно подробно и похоже описал в книге «Трое с площади Карронад»:
Здание было старинное. В давние времена, лет сто назад, в нём устроили гимназию, а ещё раньше, до Первой обороны, здесь размещались классы морских юнкеров. Говорят, в этом доме не раз бывали знаменитые адмиралы парусного флота — те, кто похоронен сейчас в белом храме на горе, высоко над синими бухтами.
От французских и английских ядер здание почти не пострадало. Чудом уцелело оно и во время последней войны. Теперь в этом длинном двухэтажном доме находилась обыкновенная школа номер двадцать.
С тыльной стороны к школе пристроили спортивный зал и крыло для малышовой продлёнки, а классы и кабинеты помещались в старом корпусе.
Окна были узкие и очень высокие, прорезанные в могучих стенах из посеревшего инкерманского камня. Перед окнами росли громадные акации. В самый знойный полдень в классе стоял мягкий зеленоватый свет и было прохладно.
От французских и английских ядер здание почти не пострадало. Чудом уцелело оно и во время последней войны. Теперь в этом длинном двухэтажном доме находилась обыкновенная школа номер двадцать.
С тыльной стороны к школе пристроили спортивный зал и крыло для малышовой продлёнки, а классы и кабинеты помещались в старом корпусе.
Окна были узкие и очень высокие, прорезанные в могучих стенах из посеревшего инкерманского камня. Перед окнами росли громадные акации. В самый знойный полдень в классе стоял мягкий зеленоватый свет и было прохладно.
С юбилеем, Командор!
Текст: Алёна ХАЗИНУРОВА / E1.RU; Александра МАРЧУК / 72.RU
Фото: Артём УСТЮЖАНИН / E1.RU; Вадим РЕЙМАН / 72.RU; Полина ПЕТРЕНКО; Сергей КЛОЧКО; предоставлены Андреем Щуповым; архив отряда «Каравелла»
Фото: Артём УСТЮЖАНИН / E1.RU; Вадим РЕЙМАН / 72.RU; Полина ПЕТРЕНКО; Сергей КЛОЧКО; предоставлены Андреем Щуповым; архив отряда «Каравелла»