Ключи от съемной квартиры забираем у хозяина в Пожне — в деревне в 25 км от Торопца. Ночевать в городе он побоялся, но честно ждал нашего приезда до поздней ночи. На вопрос, в какой части Торопца склад боеприпасов, ответил: «Вы услышите». Услышали. Как и хруст стекла, писк сигнализации и звон телефона за разбитыми витринами магазинов. «Фонтанка» съездила в Торопец, который два дня назад подвергся атаке беспилотников, и оценила последствия. О том, как жил древний русский городок до того, как о нем узнали все, и как выживает сейчас, — в нашем репортаже.
В среду, 18 сентября, город Торопец подвергся массированной атаке беспилотников, после падения обломков которых начался пожар. Ночью началась частичная эвакуация населения. Администрация Торопецкого округа обратилась к жителям с призывом не публиковать кадры с места падения беспилотников «в целях общей безопасности» и добавила, что «ситуация находится на контроле». В утреннем отчете Минобороны о 54 сбитых ночью беспилотниках над пятью регионами России Тверская область не была упомянута. В городе Торопец, как сообщало Министерство обороны, находится арсенал комплексного хранения ракет, боеприпасов и взрывчатых материалов. В середине 2018 года с инспекцией туда приезжал ныне арестованный по делу о коррупции генерал Булгаков.
Мы думали, что умрем.
Ранним утром Торопец накрыл плотный туман — берег реки Торопы едва проглядывает из-под белой дымки. Последствия атаки выдает ощутимый запах гари, которого, как позже расскажут жильцы, прежде в городе не бывало. А еще — отчетливые хлопки из северо-восточной части города. Один за другим.
На пока еще пустых улицах встречаем пенсионерку, которая подметает осколки у крыльца своего дома. По ее словам, рано утром из дворников на работу почти никто не вышел. «Видимо, дома у всех проблемы», — поясняет она. Атаку беспилотников 70-летняя Вероника с сыном встретили на съемной квартире.
— Мы думали, что мы умрем, — вспоминает она. — Мы сидели дома, и как бабахнуло! Всё порасшибало. Муж в два часа ночи вышел на улицу, ему говорят: «Ложись». Он лег. Ему говорят: «Давай, садись в автобус, поедешь с нами». Нас тоже брали в автобус, но мы не сели. Достойно встретили эту войну: с трех до восьми прятались под одеялом, дрожали. Чужая квартира, не хотели оставлять. Вчера мыли полы несколько раз. Переживала, что хозяин придет и скажет: «Чего не убрала?»
В Торопец Вероника переехала двадцать лет назад из Риги — мужу дали комнату в воинской части, но жить там она не захотела. Сняла квартиру, вышла на работу: пенсии на съем жилья не хватает. 18 сентября в ее доме выбило окна, днем терпимо, а по ночам спать очень холодно, жалуется она: «Морозы начнутся: где жить, как жить? Где деньги взять, на что вставлять эти окна?»
Мимо проносится пять полицейских машин подряд в сторону Базарной площади. На месте — две палатки МЧС, стол с горячим питанием, акушерский пункт в карете скорой помощи, реанимация, пожарные и бесчисленные машины полиции и Росгвардии. «Штаб для ликвидации последствий. Здесь пока не гражданские», — поясняет один из сотрудников противопожарной службы. Под козырьком за столиками сидят две женщины. Название «кабинета» — на бумажной табличке, ручкой написано «Жилищно-коммунальная служба». В руках у обеих — толстые папки бумаг, на них в столбик — адреса. «Будем собирать жалобы и смотреть пострадавшие дома», — уточняют женщины. Подходит первый «гражданский», перечисляет: выбито окно, сорвало провода. «Мы сами в такой же ситуации», — понимающе вздыхают коммунальщицы и вписывают жалобы в табличку.
По словам жильцов, правоохранители всю ночь патрулировали город, чтобы мародеры не пробрались в магазины через разбитые витрины. Но никто, похоже, и не пытался — жажду наживы победили человечность и паника. Прятались по домам, собирали стекло, развозили соседей в пункты временного размещения по соседним деревням. «У нас городок небольшой, но дружный», — поясняет Галина Ивановна, продавщица одного из немногих работающих ларьков. Две ночи подряд она ночевала в поле и оба раза возвращалась в страхе, что от ее дома останется одна труба.
— Просыпаюсь я в начала третьего от гула. Выхожу на крыльцо — «бабах!» — и зарево. Я мужу говорю: «Слушай, наверное, дроны». Он сначала не поверил, а потом — опять гул. Мы давай отсоединять газовый баллон, выносим в огород, поднимаем голову — а там беспилотник прямо над нами, представляете? — рассказывает она.
Об эвакуации 18 сентября Галина Ивановна вспоминает так: хватали всё, что можно, — от документов до зимних вещей. На площади жителей грузили в автобусы и вывозили в Западную Двину и Старую Торопу, для вынужденных переселенцев организовали горячее питание. Многие бежали от атаки БПЛА на своих автомобилях в Великие Луки, в деревни, на запад, в леса. Галина Ивановна с мужем, дочкой, зятем и 87-летней соседкой — на одной машине, сын с доберманом — на другой. «Такое предсказать невозможно. У нас ремонт делали, памятники устанавливали — всё шло мирно. По телевизору каждый вечер с тревогой смотрели, как там Курск, Белгород. И тут к нам пришла эта тревога, — прослезилась она. — У меня вчера не было даже куска хлеба в доме. Зато в ларьке теперь хлеб есть».
В 50-х тоже рвалась воинская часть.
Идем по Советской улице — главной артерии города. По пути натыкаемся на Покровскую церковь 1766 года постройки. Полузаброшенное здание — одновременно и жертва, и памятник, смотря под каким углом посмотреть: задираешь голову — лепнина, округлые арки и небесный свод под куполом, опускаешь — россыпь осколков, которые хрустят под ногами. По соседству с Покровской — старшая Никольская, 1666 года. В рамах торчит то, что осталось от окон. На двери табличка: «Если Вы хотите посетить храм, звоните по телефону, и Вам откроют». На другом конце трубки ожидаемо промолчали.
Атака беспилотников оставила после себя хаотичные отпечатки: в пределах многоэтажки одно окно выстояло, другое — вылетело вместе с рамой и безнадежно повисло на стене. В мебельном, где от витрины осталась мелкая мозаика стекол, периодически звонит телефон. Внутри никого, как и в большинстве магазинов, которые задел удар. Самыми стойкими бойцами оказались ларьки — за тушенкой, печеньем и супом в пакетиках выстроилась очередь. В мясной лавке по соседству бригада прикручивает обвалившуюся балку к потолку под чутким надзором продавщицы.
— Совсем разворотило? — заглядываю я в проем, где раньше была витрина.
— Еще терпимо! — задорно комментирует рабочий. — А мы работаем, вы заходите. Хотите — через окно, хотите — через дверь. Как удобнее.
Продавщица шутит, что пора открывать вторую кассу — навынос. Бригада приехала утром из Великих Лук. Рабочие признаются: ожидали, что будет страшнее. Тем временем город держится бодрячком. «Тут уже ходят, ищут, где выпить взять! Я ни одного убитого не видел, все навеселе», — рассказывает рабочий Виталий.
Мимо на велосипеде проезжает Георгий в местный Дом культуры, «проверить, как там гитары». «Тут дронов было как мух. Мы на службе всю ночь вчера стояли на коленях в Корсунско-Богородицком соборе и молились как могли. Сегодня отец говорит: „Не, надо, надо немного покемарить“. Племянник ушел на СВО и пропал 11 марта. Жена его плачет с двумя детьми, Нина, сестра, плачет с двумя костылями — тоже пожилая уже. Я ей говорю: „Ну что ты, Нина, не плачь. У Бога нет ни мертвых, ни живых. За душу молись за Толькину, и всё“», — рассказывает он.
Две женщины пытаются открыть дверь аптеки, вздыхают:
— Закрыто.
— Да, закрыто! — кричит им Георгий. — Я вчера всё развез, что у меня было. И корвалол, и валидол. Всё свое отдал, — и тихо добавляет, — хотя сам не могу без этого. Ни магазины, ни аптеки не функционируют — ни окон, ни дверей. А люди эвакуировались и с температурой, и с гриппом. Ночью полиция стояла — я их конфетами угощал.
Георгию жить негде, сам себя он называет музыкантом и то и дело вставляет истории, как в молодости ездил на рок-фестивали. «Слоняюсь по городу. Просто так получилось», — делится он. На бездомного он совсем не похож: гладко выбритый, опрятный, в чистой камуфляжной куртке, да и на свои 60 не выглядит. Его знают жители — каждый первый здоровается, а Георгий — знает город. Торопец несколько раз менял прописку — от Псковской губернии до Калининской области, а когда присоединился к Твери, оказался самым удаленным районным центром. «И теперь мы на Камчатке», — рассказывает Георгий. По его словам, пожар в воинской части для древнего городка не впервой: «В 50-х тоже рвалась часть, неделю рвалась. Это мне папа рассказывал. Через неделю пришел бронепоезд из Москвы — залили, что могли, и начали отстраивать заново». Позже это подтвердит еще один житель: «Наличие здесь воинской части всегда сказывалось: она взрывалась. Живы еще те, кто помнит те взрывы».
В сторону штаба из северной части города идут две женщины — из дома № 147 на Советской улице, как они сами его называют — последнего в городе. Оттуда до воинской части, по их словам, — около километра.
— Живы-здоровы, но в новостях говорят, что у нас всё нормально. А ничего тут нормального нету. 18 сентября стена пошла трещинами, 19-го — все. Теперь у меня нет прихожей — всё обвалилось, — рассказывает жительница.
Последний дом Торопца.
В доме № 147 двери подъездов распахнуты, из них то и дело выходят мужчины. В руках — коробки, букеты пакетов. В четыре руки выносят старенький холодильник и пытаются пристроить в багажник. Молодой парень подхватывает на руки пухлого кота и кричит:
— Давай заберем, смотри, какой здоровый!
— Хорошенький! — подначивает пенсионерка.
— Отстань! — отвечает блондинка в розовом костюме с балкона и продолжает собирать стекла.
«Один из ударов я внутри дома застал, — рассказывает житель дома Александр. — Бабахнуло так, будто он подпрыгнул и обратно на свои блоки приземлился. Пыль столбом. Стене кранты». Заходим в подъезд, под ногами — стекло и ошметки стен. Дом выглядит почти уцелевшим, только снаружи межквартирные перегородки сгорбились пополам или посыпались совсем. У Олега, одного из жильцов, теперь на лестничной клетке не стена, а арка. Прошелся по мостику из упавшей входной двери — и ты в гостиной, вот только жильцы такому гостеприимству не рады.
— Как тут жить? Вы видите? Тут все обсыпается, тут стены могут упасть.
— Повреждены, можно сказать, уничтожены, некапитальные стены, которые относятся к перегородкам. Все до одной двери вылетели, окна — вылетели. Вот, видите, каждый стеноблок, он вышел из своего штатного места, — показывает эмчеэсник Сергей.
По словам жителей, новостройку сдали меньше пяти лет назад. Проблемы начались сразу: «В межсезонье окна немножко играли, обои поклеишь — сразу морщинами идут». «Пришла в штаб, говорят: пишите, какие в доме повреждения. А это дом под снос, в доме жизни нет. Я хотела вещи забрать, но дверь так перекосило, что ее просто не открыть», — жалуется пенсионерка. Для многих квартира на Советской, 147 — единственное жилье. Теперь торопчане собирают вещи и перебираются к родственникам, потому что уверены, что оставаться в своих квартирах просто небезопасно.
На северо-востоке города, в сторону деревни Колдино, стоит полиция. Нас туда не пропускают ни под каким предлогом — требуют местную прописку. Жильцы между собой обсуждают обстановку в Кудино и Цикарево — деревнях, которые стояли ближе к складу. Возвращаемся в центр города в обход, через частный сектор. Там чередуются резные и на удивление уцелевшие избушки, заброшки, которые и без БПЛА перекосило, и жилые дома с выбитыми окнами. Встречают нас враждебно. «Приходили СМС-сообщения, чтобы не разглашали никакую информацию о том, что происходит в городе», — заявляет одна из жительниц.
Тем временем Базарная площадь заметно оживилась. Под козырьком столпились люди у столиков, им вручают бланки, где нужно указать, что в доме пострадало, и белые листки для заявлений. Для собственников коммерческих помещений — отдельная очередь. Одна из женщин со стороны принимающей ловко раздает бумажки одной рукой и ест гречку — второй. Заявлений накопилась стопка с два пальца толщиной. По другую сторону площади выстроилась солидная очередь за гуманитарной помощью.
— А чего выдают-то? — спрашивает один из жителей.
Ему отвечают из середины:
— А тут как в советское время. Не знаю, зачем очередь, но стою.
По пути из рук в пакеты успевают промелькнуть коробки молока, тушенка и буханки хлеба. В очередях обмениваются слухами о том, как там в деревнях поближе к воинской части. Двое мужчин спорят, кто больше пострадал. В соседней линеечке выдают пленку, чтобы заклеить разбитые окна, пока не привезут стеклопакеты. «Окно большое. Метра два. Считай проемы. Два-два, два-два. Итого — восемь метров тебе надо», — консультирует мужчина. Чуть левее площади стоит грузовик — привезли магазин на колесах. Что в одной точке отдают бесплатно, в другой — продают. Зато очередь существенно меньше.
Ближе к вечеру по городу проходит слух об эвакуации. Выбегает испуганная женщина с сыном и кричит: «Сказали, дроны на нас летят! Объявили эвакуацию, хватайте документы». Первая мысль — бежать. Вторая — почему больше никто не бежит? Двое мужчин успокаивают: «Какая-то провокация. Мы у полиции узнавали: спокойно всё». Тем не менее из города люди действительно уезжают — судя по солидной очереди на заправке. Она на весь город одна: остальные закрыты. «Они [работники заправки] уехали. У них эвакуация», — объясняют жители у одной из опустевших колонок. Приходится вернуться в очередь — скопилось машин пятнадцать. «Это самая голимая заправка в городе», — ворчит один из водителей. Двигаемся медленно, причину понимаем, когда наконец подъезжаем к бензоколонке. Из багажника жители достают канистры и заливают бензин еще и туда: боятся, что заправок по пути в деревни больше не будет. Один из них неспешно заполняет сразу две — счетчик показывает 60 литров.
Трагедия торопцев — наш юбилей.
Последние сутки в Торопце у зданий общая судьба, у жителей — общее дело. Осколки смести веником в кучу, подцепить совком и погрузить в плотные мешки для строительного мусора. Механизм один, меняются только лица и локации. Вокзал, здание администрации, поликлиника. В одном из больничных отделений разбита дверь аптечного пункта — фармацевт пытается осторожно ее запереть. «Сейчас поедем в центр с лекарствами», — поясняет она. До того момента, как меня выгнали медсестры, успеваю заметить дверь кабинета неотложной помощи — она слетела с петель и прилегла на стену. Та же история в местном ДК: фасад здания еще не успел сбросить строительные леса после ремонта, как всё посыпалось. Позже одна из жительниц назовет Дом культуры невезучим. А пока в подсобку отправляется постер фильма «Евгений Онегин», пол очищают от стекла и строительной пыли. Ситуацию в городе сотрудники ДК описывают кратко: «Все работают, все заняты, все при деле».
Что уцелело в центре города, так это сувенирная лавка. На прилавках — магниты, путеводители, скляночки и местная газета. Правда, об атаке БПЛА в ней ни слова — выпуск от 5 сентября. В центре магазина висит длинная фотография: громадная толпа на стадионе.
— Это юбилей города был, 925 лет, — объясняет за лавкой Светлана (имя изменено).
2024 год — тоже юбилейный, городу — 950 лет. Так что год назад в Торопце начались масштабные работы по реновации и благоустройству. «В Тверской области программа идет: восстановление городов, привлечение туристов. Чтобы жизнь закипела. Еще недавно улица была совсем другая: деревья росли, стоянка была справа. Всё снесли и проложили плитку», — рассказывает Светлана.
Но юбилей так и не отпраздновали. В день города, 28 июля, людей развели на маленькие мероприятия по городу, чтобы обойтись без скопления народа, а масштабное торжество отложили, пока не завершат работы по благоустройству. «Целый оргкомитет был из области. Это в Москве если спортивное мероприятие — идут спортсмены, если концерт — фанаты. А у нас гуляют все. Город ждал праздник, даже не представляете, какая это для нас драма. У торопцев случилась беда и нас всех откинула. Куда здесь до юбилея, когда весь город разнесло. Что произошло с арсеналом — это ожидаемо. Это всё рядом. В июне месяце было два прилета — один задел крышу, другой — в кусты», — рассказывает она.
Светлана живет в центре, так что о том, как древний городок отреагировал на трагедию, знает в деталях. Ночью глава района еду полицейским развозил, до деревень жителей подвозили бесплатно и с безопасных окраин возвращались за следующими пассажирами. Школьная учительница из деревни Скворцово неподалеку приютила у себя дома тридцать человек — иначе тем бы негде было ночевать.
— Это хорошо, что обошлось без пожара. Город с историей, постройки деревянные. Страшно. Сидишь, а над тобой дурак такой [беспилотник] летит, управляется человеком откуда-то. И ты непроизвольно: «А что, если он раз — и сбросит? На тебя». Это, может, твоя последняя минута. А у тебя дети, мама, работа, ответственность какая-то. Что-то не сделала, долг не отдала. И до сих пор же взрывается. Такое пережили, а будет юбилей или не будет — теперь неизвестно. Но не может же русский народ просто так от праздника отказаться? Хоть назло врагу, а? — надеется Светлана.
***
Под вечер переходим через реку на остров Красный Вал. Местный краеведческий закрыт — и до него долетело. На острове — никого. На фасаде опустевшей школы № 1 четыре мемориальные таблички. Все — новые, погибшим на СВО торопчанам, которые в этой школе учились. На местном пляже по соседству — что-то вроде деревянной смотровой площадки с бесплатным биноклем, правда разглядывать через него можно разве что частные дома и уток на озере. А еще — серую дымку, плывущую с леса на фоне голубого-голубого неба под сопровождение тихих хлопков.
Такой в Торопце оказался юбилейный год.