На Химмаше девушка упала с девятого этажа. Ее мать уверена, что это убийство, и даже нашла свидетеля

— Была ночь, когда мне позвонили в домофон. Какой-то мужчина спросил про мою дочь: «Эльвина Галиханова тут проживает?» Я открыла дверь: «Что случилось?» Мужчина показал на фото паспорт моей дочери. Объяснил: «Ваша дочь выпала с девятого этажа». Я думала, это следователь или полицейский. Спрашиваю, еще не веря, не осознавая до конца: «Как выпала? Почему?» Но это оказался ритуальщик из похоронного агентства. Никаких подробностей он не знал.

Роза Галиханова — мама 24-летней Эльвины. Эльвина погибла 26 ноября прошлого года. По первой версии следствия, это был суицид. В возбуждении уголовного дела было отказано. Но мать не поверила, что дочь могла пойти на самоубийство. Она начала вести независимое расследование и сама нашла свидетеля — прохожего, который рассказал, что видел, как девушку скинули с балкона. Дело снова достали с полки и начали проверку.

Роза вдова, Эльвине было пять лет, когда от сердечного приступа во сне умер ее отец. С 26 лет женщина одна воспитывала двоих детей: сына и дочку. Работала на железной дороге, на станции Седельниково.

Эльвина после школы поступила в техникум, но не доучилась. Ей было 20 лет, когда случилась беда: девушка попала под уголовную статью за хранение наркотиков. Ее задержали с курительной смесью — спайсом. Дали три года колонии. Через два с половиной года освободили по УДО.

— Конечно, для нас все это было шоком, потрясением, ударом. Никогда и никак мы не были связаны с криминалом, и вдруг судимость у дочери! — вспоминает Роза. — Хотя, когда я приезжала к ней на свидания, увидела, сколько девчонок там сидят по такой же статье — из нормальных семей, студентки.

Вернувшись домой, Эльвина устроилась на работу кассиром-администратором в одну из букмекерских контор в Екатеринбурге. Чтобы каждый день не мотаться до дома в Седельниково, вместе с подругой-коллегой сняла квартиру в городе. Нормальная жизнь вроде бы налаживалась.

Девушка сдала на водительские права, мама помогла ей купить машину. А потом Эльвина познакомилась с Алексеем и переехала жить к нему, в пустую квартиру его бабушки на Химмаше, на улице Славянской. Алексей был частым клиентом букмекерской конторы, делал ставки на футбольные матчи. Он был на год старше Эльвины. Они прожили вместе девять месяцев. А потом случилась трагедия.

— Пока дочь была жива, я ни разу его не видела, — рассказывает Роза. — Дочь приезжала ко мне каждую неделю. Я просила приехать вместе, познакомить, но Эльвина говорила, что он пока отказывается: говорил, пока не готов к знакомству. Часто дочь приезжала ко мне с вещами. Я понимала, что они поссорились. Но Эльвина не рассказывала подробности, не хотела расстраивать. Лишь отрывками иногда рассказывала. Так я узнала, что он не работает, деньги зарабатывает Эльвина, что он жестко контролирует ее: установил на ее телефоне программу и следит за всеми ее звонками и сообщениями. Потом стал запрещать ей надевать обтягивающие вещи, по фигуре, те же джинсы. Я попыталась осторожно поговорить с ней, что не стоит так переживать. Но я видела, понимала, что дочь его очень любит и не может расстаться. За две недели до ее гибели они поссорились, она приехала ко мне. Потом снова вернулась в Екатеринбург — видимо, помирились.

Первый раз Роза поговорила с Алексеем на следующий день после гибели дочери. Он сам позвонил и со слезами начал объяснять, что они поругались и Эльвина выпрыгнула с балкона. Роза попросила его приехать. Девять дней Алексей жил у нее дома.

— Он рассказал мне, что в тот вечер они выпивали. Он пил водку, она — вино, — говорит Роза. — Потом, слово за слово, случилась ссора. Тогда, по его словам, Эльвина пригрозила, что покончит с собой. Сначала якобы хотела выскочить в подъезд, он запер входную дверь. Тогда она бросилась к балкону. Он снова попытался удержать ее, но она вырвалась. Алексей кинулся за ней, но поскользнулся, упал. Она выбежала на балкон, а дальше случилось непоправимое. А еще за эти дни, что он жил у меня, я услышала от него много чего про свою дочь: оказывается, она и пила, и употребляла наркотики. Я тогда спросила: а что же вас тогда связывало? Он ответил: она меня поддерживала. И все.

Роза рассказывает, что лишь спустя несколько дней после похорон она стала критически осмысливать историю и все сказанное. Ей показалось странным, что здоровый парень, который был гораздо сильнее девушки, не смог силой удержать ее дочь. Она созвонилась и с коллегами. Те говорили об Эльвине только хорошее: светлая голова, была перспектива карьерного роста, отлично работала. Ничего подозрительного в поведении никогда не было. Уверяли: если бы у нее были проблемы с употреблением наркотиков или алкоголя, она просто не смогла бы работать на такой должности — с деньгами и документами. Тех, у кого есть проблемы, выявляют в первые месяцы, на испытательном сроке. А Эльвина работала в конторе больше двух лет.

В крови у Эльвины после гибели нашли небольшое количество алкоголя: чуть меньше одной промилле, это соответствует легкому опьянению. Алексей никаких анализов на алкоголь не сдавал. После проверки следователь отказал в возбуждении уголовного дела, сделав вывод, что это был суицид. Мать обратилась в прокуратуру, дело вернули на доследование. Тогда Роза написала заявление с требованием ознакомиться с материалами дела. Ей дали доступ к делу. И в папке среди подшитых документов, фотографий мертвой дочери с места происшествия она увидела один листок с рапортом полицейского. В том рапорте говорилось, что, оказывается, был свидетель — случайный прохожий, живущий по соседству. И этот прохожий дал объяснение полиции, что вместе с женой видел потасовку на балконе: двух человек. И на их глазах через несколько секунд один человек поднял другого и перекинул через перила балкона.

— Я первый раз узнала про свидетеля! Мне никто ничего не говорил! — говорит мама погибшей. — Начала расспрашивать следователя: где свидетель? Следователь начал говорить, что не могут его найти. Мол, потеряли его контакты. И вообще кто-то сказал следователю, что свидетель неадекватный, состоит на каком-то учете. Кто именно сказал, почему неадекватный, на каком учете — мне так никто и не пояснил.

Тогда Роза сама стала искать свидетеля, зная его имя, отчество и год рождения. Какие-то знакомые помогли ей узнать место его прописки в небольшом поселке на севере Свердловской области. Возможно, бывшей прописки. Тогда Роза вместе с друзьями семьи просто написали в соцсетях жителям этого поселка: если вы знаете этого человека, передайте ему номер телефона. И свидетель нашелся, позвонил сам.

— Это абсолютно адекватный тридцатилетний мужчина, бывший сотрудник полиции, — говорит Роза. — Он сказал, что четко видел, как один человек, что побольше, перекинул другого, кто был меньше, через бортик балкона, в распахнутое окно. Тот, кого выкинули, на секунду зацепился за край балкона и потом полетел вниз. Внизу были еще прохожие, но они стояли под балконом и не видели, что происходило наверху. Скорую вызвали именно они. Алексей вниз не спустился. Свидетель также рассказал мне, что, когда через несколько минут подъехали полицейские, он вместе с ними поднялся в квартиру к Алексею. По его словам, тот «был неадекватен» (все это зафиксировано в показаниях, материалы есть в распоряжении редакции. — Прим. ред.). По словам свидетеля, никто из органов с ним не связывался после происшествия. Но он готов сотрудничать со следствием и дать все показания.

Роза передала контакты, которые нашла сама, в следственное управление. Там снова начали проверку. Мужчину вызвали на допрос, он дал подробные показания. С его согласия его проверили на детекторе лжи. Но прибор показал, что свидетель говорит неправду. Алексей, по словам мамы Эльвины, тоже проходил полиграф, и результат теста был в его пользу: показания правдивы. Впрочем, результаты полиграфа не являются прямым доказательством вины или невиновности. Но Роза переживает за объективность расследования.

— Слишком много непонятных моментов в этом деле, — говорит она. — Например, как получилось, что не оказалось контактов свидетеля в деле, которое связано с гибелью человека. Также в материалах дела я нашла характеристику на дочь, якобы взятую 13-м отделом полиции по месту жительства. Там сказано, что ее характеризуют отрицательно: часто видели в состоянии, похожем на наркотическое или алкогольное опьянение.

— Кто именно видел?

— Это в характеристике не поясняется. Я обошла соседей по подъезду, никто ничего подобного не подтвердил, многие, как это часто бывает в многоквартирном доме, дочь не знали. Я подумала, может, полиция сделала запрос по месту ее прописки в Седельниково. Позвонила нашему участковому, он говорит: нет, никто никаких запросов не делал. Откуда тогда взялась эта характеристика? С чьих слов? Коллег и начальство с места работы, например, наоборот, никто не опрашивал. У меня ощущение, что все специально подгоняют под темное пятно в ее биографии, чтобы списать на неадекватность и суицид.

— Зачем?

— Есть информация, что близкие бывшего друга дочери работают в органах. Но утверждать ничего не могу. Но вот скажите, зачем случайному прохожему, который не знал никого в этой истории, выдумывать, врать, сочинять? Наоборот, свидетель сейчас переживает, что теперь его затаскают по допросам и очным ставкам. И еще: я специально приезжала к тому дому, где жила дочь, когда было темно, чтобы понять, видно ли снизу то, что происходит на девятом этаже (напомним, трагедия случилась в ноябре, примерно в 22 часа. — Прим. ред.). На фоне светящихся окон все очень хорошо видно.

Мы пообщались с коллегой и подругой Эльвины. Ирина знакома с погибшей с 2019 года, когда девушка пришла на работу в букмекерскую контору.

— Мы снимали вместе с ней квартиру до ее знакомства с Алексеем, — рассказывает Ирина. — Совершенно точно я могу сказать: никаких наркотиков в ее жизни не было. Даже когда она переехала с нашей съемной квартиры, все равно вся жизнь ее была на виду. Она очень много времени проводила в конторе, график работы — сутки через сутки, сутки через двое. Любая неадекватность сразу бы сказалась на работе. А она работала безупречно. Все коллеги и руководители готовы подтвердить это.

Cозвонились и с молодым человеком Эльвины Алексеем. В этот момент, с его слов, он был за рулем, на работе.

— Я много раз говорил, что я непричастен к этому, — сказал Алексей.

— Просто в деле есть показания свидетеля.

— Значит, свидетель лжет. Не знаю, для чего нужно маме меня обвинять. Мне тяжело сейчас все это снова вспоминать. Мы ругались, выпивали, и из-за одной моей фразы, когда я сказал: давай расстанемся, она сделала такое.

— Родные не понимают, как вы — взрослый, сильный человек — не смогли удержать.

— Я все понимаю, почему так могут думать. Мне самому очень тяжело, тяжело все еще. Понимаю маму, она так считает (подозревает). И я не знаю, как убедить, чем поклясться, что я не делал этого...

В Следственном комитете нам сообщили, что проверка по делу продолжается.

— Следственным отделом по Чкаловскому району Екатеринбурга устанавливаются все обстоятельства произошедшей трагедии, — прокомментировали в СУ СКР по Свердловской области. — Вся вновь поступающая информация, которая может помочь в выяснении деталей случившегося, тщательно проверяется.

Мы рассказывали другую историю, про одиннадцатиклассницу из Тверской области, которая выжила после падения с восьмого этажа. Девушка рассказала, как случайный знакомый столкнул ее с балкона в подъезде, но уголовное дело возбуждать не стали.