Одни во Вселенной

Ларс фон Триер предыдущий свой фильм, «Антихрист», посвятил Андрею Тарковскому, о чем написал в титре. «Меланхолия», без сомнения, создана не без «участия» фильмов Андрея Арсеньевича. Многим зрителям, знакомым с творчеством Тарковского, картина фон Триера напоминает «Жертвоприношение». Это если брать общую тему. Если же вдаваться в частности, нельзя не заметить параллелей с «Солярисом».

Начнем с того, что просто есть в кадре. «Охотники на снегу» Питера Брейгеля. У фон Триера есть и крупный кадр картины, в начале фильма, и кадр в кабинете, где Жюстин открывает книги с репродукциями (первая часть фильма). В «Солярисе» Тарковский еще подробнее по картине Брейгеля проходится на крупном плане и ее же помещает в кабинет, вместе с другими репродукциями художника. Еще одна деталь — в «Меланхолии» пепел летит на фоне «Охотников». Это о визуальной отсылке к «Солярису».

Что же представляет собой экранный мир фон Триера? Мир, который ожидает своего неминуемого конца, о котором заявлено еще в начале картины. Но что это за мир? Планета Земля? Нет, хотя это заявление и претит в некоторой мере космической сцене столкновения, тем не менее, мир фон Триера не выходит за пределы усадьбы, граница его — мостик, который никак не могут пересечь героини ни на лошадях, ни на машине. Мир фон Триера изолирован, речь идет о конкретном мире, ограниченном и пространством, и действующими лицами — его обитателями. Мы просто не наблюдаем другого пространства на экране. Поэтому заявление Жюстин о том, что «мы одни во Вселенной» вовсе не о планете Земля, оно о них — его обитателях, героях картины, о семье. Жюстин и не говорит о планете в этой своей речи.

Что это за планета получается? Особенно, если иметь в виду отсылки к «Солярису», и визуальные, и в плане организации пространства — изоляция. Можно, конечно, еще и посчитать Меланхолию планетой-океаном. Уж больно отчетливы крупные планы. Планета-океан Тарковского отзывалась на человека, работала с его душой. Что же получается, человечество накликало неизбежное столкновение? Пожалуй, что так. Более глобального, наглядного "овеществления" состояния души, именуемой меланхолией, придумать вряд ли было возможно. Триер просто придал меланхолии форму.

Таким образом «Меланхолия» получается не о гибели планеты и не о психических расстройствах. Здесь, скорее, важней задаться вопросом не «о чем?» — режиссер этого не скрывает ни в названии, ни с первых кадров фильма — о меланхолии. Важнее, наверное, задаться вопросом «почему?».

Бунт против ритуалов? Возможно. Эту версию может поддержать героиня матери Жюстин и Клер, в чьи уста вложена фраза «наслаждайтесь, пока все не закончилось» и много протестов и неприязни, касательно общепринятых ритуалов и обычаев. Кроме того, что героиня — мать главной «меланхолички» Жюстин, их связывает еще и визуальный ряд. А точнее, обе они принимают ванну во время свадьбы. И еще одна немаловажная деталь, которая позволяет и героиню матери рассматривать, как некий символ или мотив: фон Триер нам показал как уезжают гости, показал подробно прощание с мужем, объяснил куда делся отец. А мать? Мать в пижаме занималась йогой перед окном, глядя на ночное небо, в усадьбе детей. И это последний раз, когда мы ее видели. О ее судьбе Триер зрителю не рассказал ничего. Интересно вот что: бунтуя против ритуалов «по стопам» своей родительницы, Жюстин все-таки строит «волшебную пещеру» со своим племянником в конце. Чем не ритуал? Их личный вполне себе ритуал. И вот тут-то и ставиться точка. Планета не просто приводит к гибели, планета уничтожает на наших глазах эту самую пещеру. Визуальное воплощение меланхолии, и, как мы тут поняли, бунта, уничтожает визуальное воплощение ритуала.
Поэтому. И об этом.