«За месяц парень просто сгорел». Известный шеф-повар умер в Екатеринбурге после аппендицита

Известный в Екатеринбурге шеф-повар Максим Абсабиров 30 августа 2023 года почувствовал себя плохо — заболел живот. Родные быстро поняли, что это не простое недомогание, и вызвали скорую. Она доставила его в 40-ю больницу. Выйти оттуда Максиму было не суждено.

До этого ничто не предвещало трагического исхода. Максим был успешным шефом, заведовал кухней в «Тихвине», «Джеймсе», ресторане «Пан Сметан», работал в «Паштете» и «Хмели-Сунели». В последние годы он занимался кейтерингом и для души вел кулинарное шоу на YouTube и рубрику на местном телеканале. Вместе с супругой воспитывал маленькую дочку.

Для здоровья занимался спортом — кроссфитом, всегда был в прекрасной физической форме, не злоупотреблял алкоголем и не курил. И для него, и для его родных госпитализация стала полной неожиданностью. Близкие не понимают, как цветущий мужчина скончался после банального приступа аппендицита в 37 лет. Они обратились к следователям, потому что винят в произошедшем врачей. Историю его болезни и борьбы за жизнь нам рассказала сестра Максима Ксения.

Абсабирова привезли в больницу в шестом часу вечера, обследовали и выяснили, что дело в аппендиците. Примерно в 23 часа повара прооперировали в первый раз.

— Операцию провели без разрезов, методом лапароскопии. В четыре утра он прислал нам фото, — рассказала E1.RU Ксения.

Максима перевели в обычную палату, но на следующий день боли в животе вернулись. Он сразу сообщил об этом врачам.

— Медперсонал говорил ему: терпите, списывая боли на послеоперационное восстановление. И кололи ему обезболивающее, но боли не прекращались даже на уколах, — рассказала сестра.

Ему было очень больно — в том же месте, где накануне сделали проколы. Об этом он говорил и жене, и маме, которые приходили его навещать.

— В 11 утра 1 сентября на перевязке медперсонал проигнорировал скопление экссудата в ране. Также утром этого дня был обход, Максим пожаловался на сильные боли, врач сказал, ставьте обезболивающее. Оба дня после первой операции у Максима держалась температура, — продолжила сестра Максима. — Но еще целый день он ждал повторной операции. Как выяснилось, у него [в брюшной полости] разошлись швы после первой лапароскопии. А ведь в таких ситуациях счет идет на минуты. Максим же гулял с этим всем двое суток. Ему сделали операцию в ночь на субботу — опять проколами.

Она считает, что при перитоните Максиму должны были сделать полостную операцию и тщательно прочистить и продезинфицировать внутренние органы в брюшной полости, как это обычно и происходит в случае такого диагноза.

— В субботу мы пришли к нему. У него уже был серый цвет лица, его всего трясло. Как я потом поняла, у Макса уже тогда начался сепсис. На следующий день мама обратила внимание на обширные тёмно-багровые пятна на левом боку, на что врач развёл руками и сказал: так бывает... А 4 сентября нам позвонили и сказали, что случился септический шок, у него почти отказало сердце, печень, почки, — рассказала Ксения, — она настаивала, что операции надо делать как можно скорее, но врачи услышали не сразу.

Врачи стали бороться за жизнь Максима. Его подключили к ИВЛ, ежедневно делали перевязки под наркозом.

— Максиму диагностировали полиорганную недостаточность, он не мог дышать самостоятельно. Через день делали поднаркозные перевязки, чистили эту чудовищную рану размером от подмышки до бедра, убирали некрозы. Сколько же брат вынес настоящего ада, сколько боли и мучений он вытерпел. За месяц парень просто сгорел, — рассказала Ксения.

Он пришел в сознание к середине месяца. Тогда его в последний раз видели живым родные. Но врачи обнадеживали, говорили, что нет ухудшений и выздоровление возможно.

С Максимом занимались психологи, близкие записывали для него аудиосообщения. Попасть в больницу родные не могли из-за карантина по коронавирусу, который ввели с 18 сентября.

Медики были в контакте с родными, рассказывали, что Максим уже работает с реабилитологами, крутит педали на велотренажере.

— После истории с Романом Костомаровым я постоянно спрашивала, всё ли хорошо у Максима с руками, ногами. Мне говорили, что да, всё в порядке, некрозы наблюдаются только в ране. Я надеялась, что постепенно он восстановит свое здоровье, — вспоминает Ксения.

Карантин сняли, и 30 сентября супруга Максима Оксана попала к нему в больницу. Он лежал на кушетке в больших повязках, которые закрывали почти всё лицо. Ни о каком велотренажере и речи не было: еще накануне врачи сообщили о резком ухудшении. Сердце стало работать намного хуже, и пациенту назначили сильные препараты. Организм не справился, вернулась полиорганная недостаточность, Максима отправили на гемодиализ, у него подскочила температура выше 41 градуса, и днем 1 октября его не стало.

Хоронили повара в закрытом гробу — ритуальные службы не смогли загримировать покойного.

— У нас нет вопросов к реанимации, — отметила сестра Максима. — Уже 4 сентября, диагностировав Максиму септический шок, реаниматологи нам честно сказали, что шансы выжить у него 50 на 50. Мы считаем, что довели до такого состояния Максима в первые три дня, когда тянули с операциями и не учли риск расхождения швов, не отреагировали вовремя на состояние после первой операции (непроходящие боли, температура), не провели оперативно должных обследований: КТ, УЗИ и так далее.

В справке о смерти указаны причины: септический шок, сепсис, целлюлит туловища и острый аппендицит. Сестра Максима написала обращение в Следственный комитет о ненадлежащем оказании медицинской помощи. В СК от комментариев отказались. Не стали комментировать дело также в 40-й больнице Екатеринбурга и в областном Минздраве, сославшись на закон о врачебной тайне.

Юрист Юлия Федотова неоднократно защищала интересы пациентов в подобных делах. Она напомнила про похожий случай, о котором подробно рассказывал E1.RU. Молодая и здоровая Екатерина Ямщикова скончалась после того, как ей долгое время не могли диагностировать аппендицит.

— Если в данном случае бездействие врачей, дефекты в диагностике и оказании медпомощи состояли в прямой причинно-следственной связи со смертью пациента, то врачи должны нести ответственность по части 2 статьи 109 УК («Причинение смерти по неосторожности ввиду ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей»). Но это может выявить только экспертиза, — пояснила Юлия Федотова.

Максимальное наказание по этой статье — три года лишения свободы с запретом заниматься медицинской деятельностью. По словам эксперта, основная проблема заключается в сроке давности привлечения к ответственности. По этой статье он составляет два года, а экспертиза может занять примерно столько же.

— Опыт говорит о том, что привлечь врача к уголовной ответственности [если он виновен] почти нереально, но возможно будет взыскать средства с больницы в качестве компенсации морального вреда и возмещения расходов. Экспертиза должна установить наличие либо отсутствие дефектов медпомощи. Как правило, основным дефектом становится недооценка степени тяжести состояния здоровья больного, то есть дефект в диагностике. В самом начале недосмотрели, не провели нужные анализы, а дальше проблема нарастала как снежный ком, — сказала Юлия Федотова.

При выяснении обстоятельств проведения операции нужно установить, в какой момент врачи ошиблись и что сделали не так.

— И самое главное — эта ли ошибка привела к смерти. В чем именно была ошибка врачей, — отметила Федотова.

Мы рассказывали печальную историю Екатерины Ямщиковой из Первоуральска. 29-летняя мама двоих детей приехала в больницу на скорой с сильными болями в животе, фельдшер поставил ей предварительный диагноз «аппендицит», но дежурный врач-хирург ошибочно решила, что аппендицита нет. Она не провела исследования, чтобы исключить такой вердикт, и не сделала ей лапароскопию.

Врач отправила пациентку в гинекологию, посчитав, что у нее случились осложнения после родов. В женском отделении Екатерине с каждым днем становилось хуже, операцию ей сделали только на шестой день, когда было уже слишком поздно. Дежурного хирурга Татьяну Барвиюк сняли с должности завотделением, но оставили на работе рядовым врачом. Она отказалась комментировать эту трагедию. Семья умершей выиграла гражданский иск к больнице и отсудила компенсацию в размере 2 100 000 рублей.