— На телефонные звонки папа не отвечал. В палату не пускали. Карантин, ковидные ограничения... Один раз нам с сестрой все-таки удалось пробраться к нему. Еще неделю назад он пришел в больницу на своих ногах. А тут мы увидели, что он лежит почти без движения, ноги подогнуты. Помню, я говорила папе хорошие слова, чтобы он скорее поправлялся. Он ответил: «Это всё». Мы начали подбадривать: ну что ты такое говоришь? От остеохондроза еще никто не умирал…
Житель Тавдинского района Валерий Денисенко умер в реанимации Свердловской областной больницы. Его привезли туда слишком поздно, екатеринбургские врачи уже не смогли спасти мужчину. До этого он восемь дней медленно умирал в районной больнице, где его лечили от остеохондроза.
Никто из медиков не тревожился и не переживал, что пациент угасает на глазах, лежит без движения и отказывается от еды. Что показатели крови, которые говорят о воспалительном процессе, у него завышены. Родные уверены, что Валерия можно было спасти, если бы его вовремя отправили в Екатеринбург и там поставили бы правильный диагноз. Трагическую историю нам рассказала Олеся, дочь погибшего.
«Папа лежал с подогнутыми ногами, не шевелился»
В декабре 2020 года Валерий Денисенко готовился к плановой операции на позвоночнике. Ему было 68 лет.
— Папа всю жизнь работал на лесозаготовках, был мастером, механиком лесозаготовительного участка, — рассказывает Олеся. — Он родился в поселке Азанка и всю жизнь прожил там. Стал ветераном труда, работу свою любил. Пока мог, работал и на пенсии, но труд у него был физически тяжелый, из-за этого начались проблемы с позвоночником, остеохондроз спровоцировал межпозвоночную грыжу. Начал ходить с палочкой. Ему предложили сделать операцию в одном из медицинских центров Тюмени.
Ту плановую операцию пришлось перенести. Неожиданно заболела рука. Оказалось, это бурсит — воспаление в области суставов, которое возникает при травме или чрезмерной физической нагрузке. Операция по иссечению считается не очень сложной.
— Прооперировали успешно, всё прочистили. Правда, заживало не очень хорошо, папа несколько раз в неделю сам ездил в Тавду на машине на перевязки, — вспоминает дочь. — Накануне Нового года он в последний раз съездил на прием к хирургу, на перевязку, а на следующий день, 31 декабря, ему стало плохо. Сильно заболела спина.
Через три дня боли стали совсем невыносимыми, вызвали скорую. Валерия Александровича увезли в Тавдинскую больницу, в отделение неврологии. Начали лечить от остеохондроза методами, типичными для таких случаев: обезболивание и капельницы с витаминами, магнием, калием. Из-за карантина родных в палату не пускали.
— Мы с сестрой приехали 6 января из Екатеринбурга в Тавду, и нам всё-таки удалось добиться, чтобы нас пустили в палату, — рассказывает Олеся. — Папа лежал с подогнутыми ногами, не шевелился. Еще несколько дней назад он сам за рулем приезжал в эту больницу на перевязки, готовился к Новому году, беспокоился о каких-то бытовых вещах — например, что из-за холодов не сможет завести машину. А тут совсем другой человек. Взгляд отрешенный, безучастный… Медсестры, санитарки говорили нам: он не хочет двигаться, отказывается от еды, нужно быть активнее, заставлять себя вставать.
Дочери стали уговаривать отца, что надо двигаться, в ответ он пожаловался на боли.
— Сказали ему: «Папа, поправляйся». Он ответил: «Да всё...» Мы ничего не понимали. Начали говорить: «От остеохондроза не умирают, надо восстанавливаться, возвращаться домой, мы приготовили тебе на Новый год подарок, купили новый аккумулятор для машины», — делится дочь Валерия Александровича. — Папа у нас был равнодушен к каким-то праздничным сувенирным подаркам. Но мы знали, что аккумулятору он очень обрадуется, но не говорили заранее. И вот, чтобы подбодрить в больнице, решили порадовать. Тогда он улыбнулся, сказал нам: «Спасибо, родные…»
«Следов алкоголя не было — и быть не могло»
Валерия несколько дней лечили от остеохондроза, но ничего не помогало. С каждым днем ему становилось всё хуже.
— Были новогодние праздники, на смену выходили лишь дежурные врачи. На звонки папа отвечать перестал. Мы звонили в больницу, там объясняли: наверное, у него телефон разрядился. Наконец, 11 января все вышли на работу. Я дозвонилась до лечащего врача, стала расспрашивать про состояние. Она объяснила: «Возможно, идет какой-то воспалительный процесс. Очаг мы не можем установить». Потому что у них в больнице нет ни аппарата КТ, ни МРТ. А потом посоветовала: лучше бы вам забрать его в Екатеринбург и вызвать там скорую, — вспоминает Олеся. — Я в этот момент была в Екатеринбурге, до Тавды 300 километров. Стала просить: отправьте его в другую больницу на скорой, с медицинским сопровождением. Врач ответила: «Нужно подготовить документы, а мы еще не можем определиться с диагнозом. Всё под вопросом». Я предлагала организовать перевозку за деньги. Сказали: если надо — увезем.
Через несколько часов жену Валерия пустили в палату к мужу.
— Я накануне внушала маме: убеди папу, чтобы он двигался, вставал, как советуют врачи. Мама позвонила мне по видеосвязи из палаты. Я увидела папу… Это было страшно. Он лежал, весь как будто высохший, изможденный. Есть такое выражение — «живой труп». В тот момент папа, кажется, не узнавал уже никого, — рассказывает Олеся.
Утром она дозвонилась до областного Минздрава:
— Сказала, что папа умирает. Специалист стала расспрашивать меня, что случилось. Я не могла точно сказать, что происходит, объясняла, что положили в больницу с остеохондрозом. Специалист удивилась: от остеохондроза не умирают. Пообещали связаться с Тавдинской больницей. Через три часа папу повезли в Екатеринбург, в Областную больницу. Везли на обычной скорой, не на реанимобиле. Добрались только через семь часов.
В Областной больнице Валерия тут же отправили в реанимацию. Родственникам объяснили: состояние тяжелое. Сразу сделали все нужные исследования: развернутый анализ крови, биохимию со всеми ее показателями, КТ. Очень быстро поставили правильный диагноз: острый панкреатит, то есть воспаление поджелудочной железы.
При сильном воспалительном процессе клетки органа разрушаются, ферменты и токсины попадают в кровь. Если вовремя не начать лечить, это может вызвать поражение других органов: мозга, легких, сердца, почек, печени. Обычно при этой болезни жалуются на сильную боль в области живота, но так случилось, что у Валерия боль отдавала в спину. Это и смазало клиническую картину.
— В Екатеринбурге папу начали наконец спасать, но было уже поздно. Через два дня он умер в реанимации. Врачи в заключении написали, что причина заболевания — алкогольная этиология, но этого быть не может. Следов алкоголя не было — и не могло быть. Не только потому, что папа почти две недели провел в больницах, а потому что он вообще не употреблял алкоголь. Даже шампанского в Новый год. Сколько я себя помню с детства, так было всегда, — объясняет Олеся.
По ее словам, дело не в противопоказаниях: видимо, отец просто был равнодушен к спиртному, не нравился его вкус.
— Вся деревня, где он прожил 68 лет, знает, что он абсолютно непьющий. Возможно, когда он еще был в сознании, ему поставили диагноз и спросили: пил? А он, уже ничего не понимая, кивнул. Больше я никак не могу это объяснить. Нам было очень обидно и больно читать такое заключение, — рассказывает дочь погибшего.
«В экспертизе всё выглядело очень гладко»
Родные Валерия уверены: человека можно было бы спасти, если бы просто обратили внимание на него и забили тревогу.
— Но были новогодние праздники, да еще карантин. Не было возможности каждый день навещать его, иначе подняли бы шум раньше или сами увезли его, — говорит Олеся.
После трагедии Следственный комитет начал проверку по заявлению родственников. Судмедэкспертиза не нашла прямой связи между действиями врачей и смертью человека, и в возбуждении уголовного дела отказали. Также в экспертизе говорилось о том, что еще 8 января пациенту сделали УЗИ брюшной полости и почек, чтобы исключить остеомиелит, а также рентген локтевого сустава (там, где был бурсит), но никаких тревожных симптомов и изменений якобы не было.
Согласно заключению, биохимия крови была в норме. Правда, такой показатель, как амилаза (именно его превышение говорит о неправильной работе поджелудочной железы) не проверяли. Всё по стандарту: для пациентов с диагнозом «остеохондроз» такого исследования не делают.
— Судя по экспертизе, всё выглядело очень гладко. Провели консилиум и оперативно направили в Екатеринбург — и ни слова о том, как восемь дней никто не обращал внимания, что человек лежит без движения, что за это время у него даже образовались пролежни, что он не мог обслуживать себя, — возмущается дочь Валерия. — А пришел он в больницу на своих ногах, в сознании.
Представители страховой компании были категоричней, они нашли дефекты оказания медицинской помощи. Эксперт отметил, что перевод пациента «в МО более высокого уровня осуществлен с некоторым запозданием». А главное — что «обследование было осуществлено не в полном объеме (…). Это привело к неправильной трактовке клиники заболевания и неадекватному лечению».
— К сожалению, в абсолютно всех моих делах по ятрогенным преступлениям мы сталкиваемся с тем, что первоначальная диагностика при поступлении в больницу была недостаточной, — объясняет екатеринбургский юрист Юлия Федотова. — Врачи списывали симптомы на хронические заболевания, на возраст, на беременность, на перенесенные заболевания, не приложив при этом никаких усилий к диагностике. К сожалению, в этой ситуации человек слишком поздно попадает к нужным врачам, которые уже ставят правильный диагноз. Недооценка тяжести состояния больного — это главная проблема наших медучреждений. Судя по моим делам, это встречается не только в районных больницах, но и в крупных екатеринбургских медицинских центрах.
Редакция E1.RU направила запрос в центральную районную больницу Тавды. Нам пообещали прокомментировать ситуацию и рассказать, как врачи видят эту историю. Мы готовы опубликовать ответ медицинского учреждения, как только его получим.
Не так давно мы рассказывали еще одну трагическую историю — как житель Екатеринбурга попал в больницу с реальным диагнозом «остеохондроз». Его лечили капельницами с витаминами, снимали боль блокадами, а через несколько дней после выписки он умер от сепсиса. Возможный источник инфекции — прокол в том месте, где был катетер для капельниц. Дело направлено на судмедэкспертизу.