«В закутке металлические каталки. На них трупы, больше пяти». Уральский режиссер — о потере близких от ковида

Заболеваемость COVID-19 на Урале продолжает расти. Весь октябрь Свердловская область ставила новые антирекорды по заболеваемости и смертности. С начала пандемии в регионе от этой болезни, только по официальным данным, скончались 7884 человека.

В печальную статистику, к несчастью, попали и близкие родственники уральского режиссера Андрея Титова. В своей эмоциональной колонке он рассказал, как ковид подрывает систему здравоохранения.

Об умерших и тех, кто коченеет

1. Звонок из города детства: «Приезжай, мы плохо себя чувствуем, похоже, вирус». Мы — это родная тетя (всегда называл ее няней) и ее брат, за которым она ухаживает после инсульта: он не ходит, не видит, почти не слышит. Оба из той породы, что обратиться сами могут только в крайнем случае. Видимо, он и есть. Выехал. ПЦР-тест сдали еще до моего приезда. Но «сдать» и «узнать» в нашей медицине слова-антонимы.

Два дня в попытке дозвониться. «Ваш номер в очереди 37-й». После часа ожидания звонок срывается. Прописанный арбидол в это время как припарка надежды. Решаю сам поехать в поликлинику и всё выяснить. «Спасибо, что приехали, а то не успеваем ни информировать, ни реагировать». Результат положительный у обоих. Опять выдают арбидол. Тут же оформляем вызов врача на дом.

2. Врач пришла и чуть ли не с порога: «Ковид не мой вопрос, вызываю скорую». Сама дожидаться не стала. Надо сказать, приехали быстро. Время на сборы не дали: «У нас еще четыре вызова на этот час». Я спешно помог спустить дядю на носилках. Тетушка сама. Санитары раздражены, почему так медленно. Объясняю: человеку 85 лет, и он болен. «Сейчас все больные, все старые, потому и надо быстрее».

Ковидная больница. Первое, что удивило: нет антисептиков — никаких и нигде. Далее: очередь на КТ — человек 20. В тесном непроветриваемом помещении. Кто пришел сюда с подозрением на «корону», может уходить с уверенностью. Температурные муж с женой зашлись кашлем, вдруг крик: «Она сознание теряет». Через пару минут подбежала медсестра, помогли нашатыркой. Это цветочки.

3. В приемном «отстойнике» хуже. Тусклый холодный холл: коляски, каталки, «скафандры» мелькают, уворачиваясь от вопросов. Ждать пришлось почти пять часов. Большая часть времени — на заполнение бумаг. У одной бабушки прямо при оформлении у врача случился приступ. Истошный крик дочери: «Она умирает». Суета, беготня, посиневшую больную срочно вывозят на каталке. Ко рту прижимают кислородную маску, ее рука стукается о колесо.

Получасом позже новый эксцесс — скорая привезла по ошибке человека с инсультом. Здесь ему не место, и время потеряно. Ругань родни и врачей. Все смотрят на это смиренно, окаменело. Ждут. У большинства одна мысль: хочется пить. Никто не ожидал, что так всё затянется. Многие пьют из-под крана в туалете... Разместить родных и оформиться удалось ближе к 8 вечера. КТ показала более 70% поражения легких.

4. Настроение болеющих вровень с течением болезни — всё хуже, всё тягостней. Ежедневный созвон. Разговор скатывается к одному: «Забери. Вызови грузовое такси и увози отсюда. Дома легче, даже если дома тяжелее». Пересказываю врачей, что дома точно шансов не будет; что задерживать тут и так не будут, мест нет, люди в коридорах лежат; что из-под кислорода никто не отпустит, это нарушение всех норм и правил. Всё это правда, истинная правда, в которую сам почему-то всё меньше и меньше веришь.

И еще одна тема в разговорах. Поколение, которое привыкло прежде всего заботиться обо всех других и в последнюю очередь о себе. Большинство вопросов тети о своем брате, за которым всё последнее время ухаживала: «Передай ему теплого молочка в термосе. Проверь, как там ему? Надо пойти к врачу и всё выяснить». Не знаю, что ответить. Дяди уже нет в живых...

Подходит врач: «Ну что вы так сразу?! Ничего еще и не произошло. Может, всё наладится». А я знал, что не просто лифт захлопнул двери, а лазейка в детство закрылась. В то время, когда рядом были люди, способные любить тебя только за то, что ты есть. Врачи слукавить могут, сердце — нет...

5. В морге. Просто решил уточнить, откуда получать тело дяди. При входе никого, в ритуальном зале никого. Прохожу дальше. Небольшой закуток у железных дверей, откуда веет холодом. В закутке две металлические каталки встык. На них трупы. Не считал, по-моему, больше пяти. Грудой, друг на друге, в навал. В основном старые грузные женщины. Кто-то одет, кто-то нет. Кто посинел, кто как живой выглядит. У одной глаза открытые. Посмертная очередь. Груда едва ушедшей жизни. Междусмертие.

Выходит санитар. Вымотанный, выжатый, человек-оболочка: «С вечера накопились. Разобрать не успеваем. По выходным работаем и не успеваем. Закурить не найдется?» — голос, которым пустота из вечности вещает.

6. По тете появилась надежда, что справится. Перевели в другой корпус на долечивание. Тем вечером говорили минут десять. На следующий день звонок от нее. Только одно в трубку слабым голосом: «Больно-больно-больно». На все вопросы лишь просительное: «Больно» — не крик, не плач, а измождение на выдохе. Мучительное осознание общей беспомощности. Потом перестала отвечать на звонки... А потом ее потеряли. Просто никто из медперсонала не может ответить, куда ее перевели из корпуса. «Это не моя смена была, звоните в приемный покой, может, там знают», «Не наш вопрос, попытайтесь через справочную», «Соединяю вас с реанимацией», «Такой пока не было. Спросите по последнему месту ее нахождения», «Да вы издеваетесь, что ли? Мы же ответили, что от нас перевели».

Спустя два часа поиска нашли — пост такой-то, палата такая-то. Дозвонился, потребовал врача. Врач уставшим голосом: «Не волнуйтесь, она у нас. Всё хорошо, прогноз неблагоприятный».

7. Вечер. Нахожусь в квартире, в которой уже лет десять никто постоянно не жил. Стук в дверь. Настойчивый. С опаской открываю. Через темноту лестничной площадки спрашивают: здесь ли была прописана моя тетя? Здесь. Выделившись из темноты, долговязый мужик с папкой в руках заученно продолжает: «Мои искренние соболезнования. Мы готовы вам оказать посильную помощь в погребении и проводах родственников...» Долго разъясняет про то, что у них самая дешевая в городе копка могил. Чтобы отвязаться, беру прайс и визитку...

Оказывается, не только мертвые коченеют, живые и здоровые тоже. И это страшнее. Допишу этот текст и снова отправляюсь в город детства, в котором уже никто не ждет, никто не обрадуется. Организация похорон и немощное: «Простите нас, почившие» — всё, что остается. Берегите себя и своих близких, пожалуйста!

P. S. Когда редакция E1.RU обратилась к Андрею Титову с просьбой разрешить публикацию, он написал нам следующее:

— Да, публикуйте. Может, кого-то переубедит, а то не все представляют эту параллельную реальность. Выходишь из каменского морга, минута до остановки, садишься в автобус, а там мужики обсуждают, что весь ковид специально придуман, чтобы их в узде держать. И все без масок.

Ранее вакцинированный екатеринбуржец рассказал, как он пытается вылечиться от COVID-19 и победить проблемы здравоохранения, а врач, лечащий ковидных пациентов, объяснил, почему доктора отговаривают от прививок. Всю информацию о коронавирусе и вакцинации мы собираем в специальном разделе.