«Это чудо, которое ты делаешь сам»: екатеринбуржец рассказал, как стал донором костного мозга

Когда мы говорим об операциях, а тем более — о пересадках органов, мы представляем себе очень тяжелую и опасную процедуру, столкнуться с которой не пожелали бы и врагу. Это, должно быть, и больно, и дорого, и очень опасно. Екатеринбуржец Артём Новиков совсем недавно стал донором костного мозга. Точные даты, как и некоторые другие подробности, разглашать мы не можем — по закону и донор, и реципиент (то есть тот, кому жертвуют орган) должны быть анонимны.

В разговоре с E1.RU Артём рассказал, почему решился на операцию, как она прошла и, самое главное, — почему каждый может стать донором и спасти чью-то жизнь, никак не навредив своей.

— Почему в вопросе донорства так важна анонимность?

— Потому что разные бывают исходы, потому что легких пациентов на пересадку не бывает никогда. Были прецеденты, когда родственники возлагали на донора ответственность за произошедшее. И в мире, и в России были такие ситуации. Плюс есть момент коммерческий. Донорство всегда безвозмездно, и момент, когда донор и реципиент не контактируют, снимает все вопросы. То есть здесь полная безвозмездность и анонимность являются требованиями, о которых договариваются на берегу. Это защищает, с одной стороны, донора, с другой стороны — не создает рисков, которые связаны именно с оплатой: вы мне заплатите, а я вам сдам, а иначе откажусь.

— Вы решили пожертвовать кому-то свой костный мозг?

— Я был донором костного мозга, хотя правильно это называется — донором гемопоэтических стволовых клеток. Традиционная пересадка, которая раньше была, когда человека вводили в наркоз или под анестезией, пробивали ему подвздошную кость или грудину и откачивали шприцем костный мозг, — это то, что сейчас не очень часто применяется в отдельных случаях, потому что и материал хуже, и идет нагрузка на донора. Сейчас всё иначе технологически: донор вводит себе в течение недели определенный препарат, в сосудистый кровоток выходят клетки, потом с помощью нескольких часов процедуры эти клетки собираются.

То есть его кровеносная система подключена к внешнему прибору, сепарируется, и получается на выходе пакет с кровью, как они говорят, цвета мясных помоев. И вот именно эти клетки, этот пакет частями переливается реципиенту, у которого на этот момент уже кровеносная система отсутствует. То есть, если у него этого введения не будет, он погибает гарантированно к этому моменту. И потом маленькими порциями или однократно ему пересаживаются эти клетки, которые у него размножаются в костном мозге, и он, соответственно, начинает жить благодаря другому организму.

— Как вы оказались в такой ситуации, что решили стать донором костного мозга?

— Это сугубо личный и яркий момент. У меня фармацевтическое образование, и я работаю в медицине много лет, и эта тема постоянно звучала. Но донором крови надо быть постоянно, чтобы это работало. Хороший донор ходит, самое редкое, раз в полгода. У меня такой возможности зачастую нет. Плюс постоянно следить за здоровьем — это некая ответственность. И в какой-то момент реципиентом крови оказалась моя маленькая младшая дочка. На второй или третий день после рождения ей делали переливание крови.

До этого я работал в одной из фармацевтических компаний, которые занимаются в том числе раком крови. И мне рассказывали там, что такое донорство, как это работает, и, когда все эти моменты совпали, я поискал в интернете и вошел в регистр доноров костного мозга. Это оказалось крайне просто: надо было пройти два квартала до ближайшего офиса «Инвитро». Ты просто приходишь с паспортом, заполняешь анкетку, у тебя берут два флакончика крови: один — на ВИЧ и гепатит, другой — на hla-типирование. Рассматриваются те белки, которые отвечают за иммунную совместимость, за реакцию донор — реципиент, и ты в виде циферок попадаешь в базу данных. Вот так это всё и произошло: я оказался в регистре доноров и в нем ожидал порядка двух лет. Вообще, насколько я знаю, попасть в список доноров можно с 18 до 45 лет. Находишься ты, по-моему, до 55 в этом регистре. То есть тебе в любой момент (через 10, 15, 20 лет) могут позвонить и сказать: «Вы нам подходите».

— Откуда у вас была потребность стать донором?

— Это культура медика. Медики понимают, что кровь нужна, и в этом нет ничего страшного, ты можешь буквально по щелчку пальца спасти жизнь другому человеку. Это оказалось крайне просто, без каких-либо сложных, негативных моментов. Потому что, когда человек, например, жертвует свою почку, он реально влияет на свое здоровье. Допустим, бывают доноры кожи, и это серьезно влияет на качество жизни. Тут у тебя не убывает ничего, а кому-то на этом прибывает — это жизнь для человека.

В один день мне просто позвонили из держателей регистра. Они сказали: «Требуется донор, вы совпали, надо пересдавать анализы». Сначала они спрашивают, точно ли ты не передумал, потому что для них это ответственность. И финансовая, потому что анализы стоят недешево, и психологическая. Ты — надежда для семьи реципиента. Они думают, что донор найден, а оказывается, что нет. Ты еще клетки не сдал, а реципиенту костный мозг уже убили. Он в стерильном боксе. Любая бактерия, любой вирус его убивает, так как происходит полный иммунодефицит. Были случаи, когда экстренно находили другого донора из-за того, что первый отказался, но даже в этой ситуации процедура активации донора не очень дешевая и не очень быстрая.

— Что было после того, как вам позвонили?

— Меня попросили, чтобы я полностью пересдал анализы на совместимость. Причем тебя проверяют более широко, чем в первый раз. Я сдал 19 пробирок. Там, помимо всего прочего, как бесплатный бонус ты получаешь полный check-up своего здоровья: биохимия, ферменты и всё остальное. Потому что донор не должен потерять здоровье. Все анализы делаются за счет фонда, после чего ты ждешь результаты. Тебе говорят: «Да, окей, ты подошел», и тебя ставят в план. У нас это, условно, было назначено через шесть месяцев после того, как мы созвонились в первый раз. В какой-то момент то ли бокс освободился, то ли что, либо пациент затяжелел. Причем тебе на этом этапе не говорят ни пол, ни возраст пациента, ничего. Ты ничего не знаешь. Наверное, потому что детям, как я понимаю, жертвуют свои клетки легко, а старшему возрасту труднее. Я сдал анализы, возникли вопросы, которые потребовали серьезного обследования. За счет фонда опять же я эти обследования прошел.

Они написали мне на работу очень серьезное письмо для моего работодателя и оплатили билеты на самолет, такси, отель. Я практически на две недели переехал в другой город (мне оплатили проживание + суточные). Насколько я знаю, людям, которые в этом нуждаются, им еще и компенсируют потери, связанные с работой. В этой ситуации фонд полностью снимает с донора какие-либо расходы. Когда я приехал, была еще пара анализов на старте, меня обучили технике постановки инъекций, выдали пачку шприцов, предзаряженных лекарствами, каждый день я себе их вводил, сидя в отеле. Предупреждали о том, что могут появиться какие-то гриппозные состояния. Под конец было ощущение, будто заболеваешь гриппом.

— Вы можете называть город, в котором всё это происходило?

— Это был Санкт-Петербург. Но в Екатеринбурге такое тоже проводится на базе нашей областной детской больницы. Но обычно донор едет к реципиенту.

— Сама по себе процедура безболезненна?

— Знаете, отзывы разные. Я бы не назвал ее ни болезненной, ни пугающей, ни сколько-нибудь унизительной (о чем писали первые доноры, кто сдавал). Многие отмечали, что, чтобы не вставать с процедуры, приходилось пользоваться подгузником. Меня заранее предупредили, что, если что, без проблем отключим. Это два катетера, это легче, чем инъекция или игла, с помощью которой берут кровь. Это мягкая трубочка, которая заводится тебе в обе руки.

Ситуация следующая: меньше необходимого количества ты сдать не можешь. Потому что, если реципиенту не хватит, — ему не хватит этого на жизнь. Если чистых клеток недостаточно, надо будет вернуться на этот же прибор на следующий день. Время от времени твое состояние контролируют, ты теряешь электролиты, тебе их подкалывают.

— Что-то можно делать во время процедуры? Включают ли, например, телевизор?

— Ты лежишь в отдельной палате, где не бывает пациентов. С тобой постоянно находится врач. Ты лежишь на кровати, потому что процедура длится долго, напротив тебя телевизор, но мне это было неинтересно. Наушники и аудиокниги читать не получится, потому что руки должны быть разогнуты. Люди, которые впервые сталкиваются с кровью, бывает, пугаются, и первые 15–30 минут с ними стараются разговаривать. Мне это было неактуально, но как забота всё равно приятно. Со всех сторон пытаются создать комфорт. После этого тебя подключают к прибору, и ты просто лежишь, особо ничего не чувствуя. У тебя начинают болеть кости после ввода препарата. Те, кто перенес ковид, представляют сейчас, что такое мышечная или костная боль. Это очень сходные ощущения. Потом эти ощущения уходят. Тебе становится даже лучше, чем было. Тебя отключают, ты ждешь результатов анализов, тебя информируют, нужен ли ты на следующий день, и ты улетаешь (фонд всё оплачивает).

— Фонд государственный?

— Фонд частный, существует на пожертвованиях, и у него свой регистр. Одна из проблем нашей страны — у нас есть несколько регистров, и обсуждается вопрос об объединении этих регистров в один, под государством.

— Когда вам все-таки рассказали про реципиента?

— Сопровождающий врач после того, как выяснилось, что всё в порядке, может что-то рассказать. У меня получилось так, что мой реципиент — девочка, того же возраста, как и моя дочка, с которой и началась моя донорская история.

Через два года с донором могут связаться. Обычно это происходит, если всё прошло удачно. Далеко не всегда эти процедуры проходят успешно, иногда надо приходить повторно. Рассказывают только через два года, так как берегут психику донора, который потратил много сил и времени и ему важно знать, что всё прошло хорошо.

— Есть ли какие-то ограничения после процедуры?

— На тот момент, испытывая чувство ответственности, я полностью отказался от алкоголя. За неделю это проговаривалось. Рекомендовали в ближайшее время отказаться от тяжелых нагрузок. Но на здоровье донора это никак не влияет. Буквально через месяц у меня картина крови вернулась к исходной, то есть для здоровья нет никакого риска. Всё оборудование стерильно, все препараты индивидуальны. Сложно представить какой-то риск. Бывают, конечно, отводы и у донора, и у реципиента. Из рекомендаций: мне выдали препарат «Лейкостим», чтобы клетки выходили, упаковку парацетамола, чтобы снимать симптомы, и сказали пить больше воды.

— Вы наверняка общались с врачами в Питере. Успели оценить ситуацию, насколько обстоит проблема с донорами в России?

— У меня заранее создалось ощущение запланированной катастрофы.

У нас, в соответствии с потребностями, наличие регистров несоизмеримо.

— У нас в стране есть острейшая необходимость в донорах?

— Я бы так сказал, в мире необходимость острейшая, а у нас — катастрофическая.

— Вы сможете еще когда-нибудь это повторить?

— В регистре ты остаешься всегда. Ты остаешься потенциальным донором, если реципиент выжил и ему потребовалась повторная пересадка. Твои клетки могут использовать повторно еще 2–3 раза. Когда тебе говорят, что ты пригодился, ощущение, будто ты выиграл в лотерею. Просто шанс совпасть — один на миллион.

— Я правильно понимаю, что всё в стране для донорства есть, но дело уже в людях?

— Мне кажется, это должна быть мода. Мы можем взять любого человека, который в этом зале есть, и спросить, что он об этом знает и куда ему обратиться. Понимаете, получилось так, что у меня офис «Инвитро» находится в двух кварталах от дома, и я посмотрел, пришел туда и сказал, что хочу быть донором. Они, ничего об этом не зная, спросили, какие анализы мне надо сдавать. Даже компания, которая активно в этом участвует. Потом мне предложили за них заплатить. Они ошиблись, безусловно. Всё, разобрались, взяли анализы.

— На выходе тебе что-то дают, вроде грамоты или хотя бы витаминок?

— Плед, термокружку. По нашему законодательству это должно быть заведомо безвозмездно, так как ты не можешь оценить человеческую жизнь. Фонд ограничен и этикой, и государством, чтобы как-то поощрять доноров. Мне была дана выписка с подписью главного врача больницы, которая является официальным документом. Если в какой-то момент будет принято решение о сверхсоциальной поддержке доноров со стороны государства (это сейчас обсуждается), документ будет иметь некую силу.

Почитайте историю екатеринбурженки, которая уже полгода ждет пересадку легких. Мы также рассказывали о том, как врачи от одного донора пересадили органы четырем людям, среди которых четырехмесячный малыш. А по этой ссылке — история екатеринбуржца, который уже несколько лет живет с чужим сердцем.

А бывают и другие истории — например, женщины, которая решила продать почку ради денег.