Рэп из палаты смертников: как трагедия на ВИЗе и полтора месяца в коме не сломали 29-летнего парня

— В первый момент после удара почувствовал, что не могу пошевелиться. Сознания не терял. Помню все мысли свои тогда, успел подумать: солнце, вода такая теплая, и в такой хороший, просто замечательный день я всё себе сломал. Решил: не буду выныривать даже, будь что будет. Потом, в следующую секунду, пожалел: столько песен-треков уже написанных, но никем не услышанных. А сколько еще песен можно написать. Не знаю, как я смог, но я вынырнул. Как будто кто-то вытолкнул меня из воды…

Трагедия, сломавшая жизнь 29-летнего парня, случилась летом 2020-го. Была середина июля, выходной. Верх-Исетский пруд. Полный берег отдыхающих. Саша приехал купаться с друзьями. Друг уже окунулся, Саша побежал в воду вслед за ним. Разбежался с берега, нырнул — и ударился головой о большой камень, скрытый под водой.

Сашу вытащили на берег. Вызвали скорую. У него оказались сломаны пятый и шестой шейные позвонки, поврежден спинной мозг. Полтора месяца он был в медикаментозной коме. Когда сознание вернулось, врач сказал ему: «Ты понимаешь всю серьезность ситуации? Скорее всего, ты будешь полностью парализован».

Александр Ярошик рассказывает нам свою историю в палате паллиативного отделения арамильской больницы. До несчастного случая Александр работал монтажником морозильного оборудования. Но было еще дело для души — он увлекался рэпом, писал песни. Сейчас, лежа в палате с тяжелыми паллиативными больными, которые порой умирают у него на глазах, он продолжает записывать свои треки. Трагедия на ВИЗе — это не первое испытание в его жизни. И до этого Саша со всеми трудностями справлялся. Уверен, что справится и сейчас. Его мечта — стать знаменитым и встать на ноги. Публикуем историю молодого рэпера в виде монолога.

— Мамино лицо я совсем не помню. В 3,5 года меня отправили в детский дом. Мы жили в Новой Ляле. За время, пока я там находился, мама приходила ко мне один раз. Иногда, когда отца освобождали из тюрьмы, он забирал меня домой на пару месяцев. Я не хотел к нему идти, сбегал от него, иногда в тот же день. Метелил он меня жестко. Меня возвращали к нему. Сейчас бы, наверное, сто раз подумали, проверили, можно ли отдавать такому, а тогда спокойно отдавали — может, чтобы освободить место, может, думали, что с родным отцом будет лучше. Но мне было плохо там. Потом отца снова сажали, и меня возвращали в приют. В приюте меня иногда навещала бабушка. Но домой не забирала, у бабушки было 11 детей, включая мою маму.

В детском доме тоже было тяжело, но все-таки там мне было лучше. Я пел, занимался вокалом, выступал на концертах и конкурсах. Про меня даже в местной газете в Новой Ляле писали, называли «золотым голосом приюта». Помню, в загородном лагере я спел на концерте песню «Помнишь, девочка, гуляли мы в саду» (песня Александра Новикова. — Прим. ред.). Спел, как мне сказали, хорошо с исполнительской точки зрения. Но призового места не дали, потому что «шансон — это пошло». Обидно было, нормальная песня, никакой пошлости там не было.

В старших классах я играл в школьной рок-группе. Купил гитару на стипендию. У нас в школе тогда можно было получить специальность тракториста-механика. Та гитара была дорогущая изначально. Но из-за трещины цену снизили в пять раз. И я смог ее купить. Учился играть я сам. Тогда я слушал русский рок. Играли Цоя. Слушали и классику рока — Led Zeppelin, например.

Помню, в школе мне попалось стихотворение, меня тогда оно тогда очень впечатлило. Наверно, тогда я почувствовал в первый раз силу искусства, поэзии. Я его до сих пор помню наизусть: «Из-за утеса, как из-за угла, почти в упор ударили в орла. А он спокойно свой покинул камень, не оглянувшись даже на стрелка. И, как всегда, широкими кругами, не торопясь, ушел за облака. Быть может, дробь совсем мелка была — для перепелок, а не для орла? Иль задрожала у стрелка рука и покачнулся ствол дробовика? Нет, ни дробинки не скользнуло мимо, а сердце и орлиное ранимо... Орел упал, но средь далеких скал, чтоб враг не видел, не торжествовал» (поэт Александр Яшин. — Прим. ред.).

Понимаете, это о том, как важно даже перед смертью не показывать свою слабость, уйти победителем.

В шестом классе я сам написал свое первое стихотворение: «Ты стой, одинокое дерево, стой, впивайся корнями во влажную землю, и пусть ветер дует, сегодня он злой…» Ребята-одноклассники решили, что это не мое. Только учитель по литературе сразу поверила, что я написал.

В 15 лет меня забрали из детского дома в приемную семью. Кроме меня у тети Нади, моей приемной мамы, было еще двое родных сыновей. Старший — почти мой одногодок, потом родился младший, сейчас ему 13 лет. Семья хорошая. Младший брат — фанат моего творчества.

Интересно, конечно, как бы сложилась моя жизнь, если бы у меня был другой старт в жизни, родители были бы благополучные. Я мечтал стать археологом, мне была интересна история Древнего мира. Но ехать поступать в университет, в Екатеринбург, чтобы выучиться на историка, у меня не было денег. Сейчас я думаю, что стоило бы попробовать, по истории у меня были пятерки, возможно, набрал бы проходной балл для поступления на бюджет. Но в приемной семье меня отправили учиться в училище на кассира-коммерсанта. Я не доучился, поступил в другое училище на специальность «продавец-кассир». Потом была армия, войска ВВС. После армии выучился на автомеханика. Специальность эта была мне неинтересна, поступил ради стипендии.

Из Новой Ляли я переехал в Екатеринбург. Здесь жил и снимал квартиру. Работал грузчиком, охранником в магазине, монтажником морозильного оборудования. Но работа тогда была не главным, у меня тогда уже появился еще один смысл в жизни — я стал писать песни, рэп.

Первую песню я написал специально для друга. Это история про силу искусства. Друг тогда подсел на наркотики, начал колоться — соли. Я написал и прочитал специально для него: «Не для того тебя рожала, жизнь дала (…) подругам хвасталась — гордиться буду я. Но ты разбил ее мечты…» Там все строчки важные были. На друга это подействовало. Я ведь еще выразительно прочитал, со слезами. Уже несколько лет прошло, сейчас он не колется, у него семья, дети.

Песни я публиковал на своей странице «ВКонтакте». А еще читал прямо на улицах, во дворах. Просто подходил иногда к дворовым компаниям. Спрашивал: «Как к рэпу относитесь?» Так у меня появились первые поклонники. Мой сценический псевдоним Сантьяго мне придумали друзья на работе. Я учил испанский язык, и они посмеивались — Сантьяго.

В апреле прошлого года на меня вышел один человек. Не буду говорить кто. Он предложил заключить со мной контракт на песни. Первый его заказ: нужно написать песню про коронавирус, выдал аванс, снял новую квартиру. По этой песне мы сняли клип. Интересный момент. Помню, еще в 18-м году написал я трек. Там были такие строки: «Карантин, смена, другая квартира, дым на экране, фильм Квентина Тарантино».

А через два года случился коронавирус. К сожалению, просмотров у клипа про коронавирус было мало. Может, не хватило раскрутки и рекламы. Вообще у меня такое часто бывает — когда строчки из песен потом сбываются. В песне «Комета», которую я написал еще до травмы, тоже напророчил: «Упал на исходную, старта дождусь, инстинктом природным восстановлюсь».

«Может, он еще побежит»

А летом со мной случилась эта беда, из-за которой я пока не могу встать. Помню, я очнулся, когда меня повезли из реанимации в палату. У меня стояла трахеостома, сам дышать я не мог. В желудке стояла гастростома. Оказалось, мне делали операцию: из части бедренной кости ставили пластину на место перелома позвонков, чтобы зафиксировать шею. Как мне объяснили, та пластина у меня не прижилась, слетевшие болты каким-то образом повредили пищевод. Сам я есть не мог. Кормили меня через эту самую гастростому едой, перемешанной в блендере. Как я тогда скучал по нормальной еде, мечтал снова почувствовать во рту вкус обычных огурцов, каши, даже майонеза! В такие моменты ценишь то, что в обычной жизни принимаешь как должное.

Через три месяца в больнице мне объявили, что меня выписывают. Я испугался. Куда мне идти? С трубками на съемную квартиру? Тогда меня отправили на первую реабилитацию в Берёзовский, в институт мозга. Благодаря этой беде я познакомился со своей родной тетей. До этого она ни разу в жизни меня не видела. Даже не знала, что я жил в приюте. Тетя, в отличие от родителей, была совсем из другой жизни: нормальной и благополучной.

Ей позвонила моя дальняя родственница, единственная, с кем я общался из родни еще с детства. Тетя, узнав про меня, плакала, говорила, что поможет, поддержит. Сейчас это самый мой близкий человек. Она живет в Новоуральске, но почти каждую неделю приезжает навестить меня.

Я успокаивал ее, когда врачи сказали, что я навсегда буду полностью парализован. Я попросил медсестру, чтобы мне закрыли трахеостому (сам это сделать не мог, руки не работали, а с открытым отверстием говорить нельзя), и сказал тогда тете по телефону: «Не слушай никого, шанс есть всегда». И, кстати, позже мой врач засомневался в своих прогнозах. Тетя начала его расспрашивать, как оформить пенсию по инвалидности. А он обнадеживающе сказал: «Да подождите, может, он еще у вас побежит».

Сейчас я прошел уже две реабилитации в Березовском, в институте мозга. На второй реабилитации занимались моим верхним плечевым поясом. Я научился подтягивать тело, укрепил спину. Чувствительность рук почти восстановилась, могу писать, работать на компьютере. Там, на реабилитации, вообще было здорово. Медсестры, молодые ребята — инструкторы по ЛФК — все разговаривают, шутят, поддерживают. Пациенты стараются, работают на тренажерах, верят в восстановление. Здесь, в паллиативном отделении, куда меня временно поместили, пока мне некуда идти.

Думаешь: еще ведь недавно разговаривал с этим парнем, моим ровесником, у которого была тяжелая онкология. А сегодня выносят его. Это же паллиативное отделение, понимаете…

Помню, когда сюда привезли, у меня оказался положительный тест на коронавирус. Слегка болело легкое. Думаю — этого еще не хватало! Ну точно кто-то или что-то меня хочет добить. Но я выздоровел, даже температуры не было, хоть в этом повезло (улыбается).

Сейчас я держусь. Здесь, в палате, я пишу песни, очень много. Одну песню написал для друга детдомовского. Тот начал скатываться — алкоголь. Здесь, в палате, я прочитал ему трек: «Приходит время, и слабый становится сильным, даже тот, кто избегал себя среди людей, с рождения хромого ни в одну стаю не примут, но ты выжил в этом мире зверей». Надеюсь, подействовало. Друзья насобирали денег и купили мне коляску (бесплатно коляска и дальнейшая реабилитация могут предоставляться только при оформлении инвалидности, Александр пока не оформил ее, нет возможности: оформляют группу только по месту прописки, а он прописан в Новой Ляле. — Прим. ред.). Ребята, кому нравится мое творчество, собираются снять мне квартиру, чтобы там я мог записывать свои песни. Я мечтаю прославиться, выступать в коляске. Но потом все-таки встать на ноги. Представляете, сколько бы я людей вдохновил своим примером. Сейчас у меня начались сильные боли в ногах. Но я радуюсь этим болям: прочитал, что это признак восстановления…

А вот еще история про сильного человека: в 19 лет Данил упал в 20-метровую шахту в заброшенной больнице Екатеринбурга. Травма — перелом позвоночника —, изменила его жизнь, он пересел в инвалидную коляску, но продолжил учебу в институте, работает, строит планы на жизнь.