«Красная» зона особого назначения: журналист Е1.RU устроился на работу санитаром в ковидную психбольницу

— Близко к себе пациентов не подпускай, многие тянутся обниматься, но им не всегда можно доверять. И главное — никогда не стой к проходам спиной. Лучше ходи по стене и почаще оглядывайся — больной может напасть неожиданно, — совершенно буднично наставляет меня Эрик. Он отработал здесь санитаром всего лишь 10 смен, но, кажется, основные правила безопасности уже четко усвоил: — Двери за собой всегда закрывай, ключ нигде не оставляй. Если порвались перчатки или костюм, обработайся, переоденься и только тогда продолжай работать. Ну и последнее — не спеши. Начнешь торопиться, быстро вспотеешь в костюме.

Эта «красная» зона, пожалуй, самая закрытая из всех коронавирусных отделений. Здесь не устраивают показательных выписок, сюда не водят спонсоров с цветами и пирогами. Это — ковидное отделение свердловской областной психиатрической больницы № 6. Для лечения душевнобольных свердловчан с COVID-19 отдали целый корпус в переулке Кустовом, три этажа инфекционного отделения.

Устроиться сюда на работу мы решили после того, как в нашу редакцию поступило сразу несколько тревожных обращений от сотрудников больницы. Специалисты клиники рассказывали о насмешках, рукоприкладстве и эксплуатации пациентов.

— Если кто-то из пациентов что-то спросит, начинается мат, ор и рукоприкладство. Я много лет работаю в психиатрии, в других больницах такого нет, не дай бог кто-то из персонала повысит голос, — рассказала сотрудница больницы.

По словам другого работника — Галины (имя изменено), в ковидной больнице у медиков за два месяца ни разу не брали мазков на коронавирус, хотя должны были это делать каждые две недели. В отделении холодно, из-за этого врачи часто простужаются. Медики рассказали о проблемах с сизами, неработающих туалетах и дефицита элементарного — туалетной бумаги.

Чтобы понять, что из этого правда, а что нет, мы решили устроиться в больницу, куда везут душевнобольных с коронавирусом со всего региона. Спрос на сотрудников в разгар второй волны был настолько высокий, что руководство готово было взять человека буквально с улицы.

Требования минимальные: стрессоустойчивость, отсутствие хронических заболеваний и желание работать. Словом, устроиться на ставку младшего медперсонала не составило никакого труда: два звонка, одно собеседование, и вот я уже в графике дежурств. При личной встрече задают лишь пару уточняющих вопросов: есть ли у меня хронические заболевания и готова ли я выполнять тяжелую работу с душевнобольными? Перед сменой главная медсестра дает единственное напутствие — не собирать слухи.

Стационар клиники — обшарпанные здания с деревянными окнами. На входе в госпиталь стойкий запах хлорки и сигарет — вахтеры, которые встречают медиков и кормят их после смены, курят прямо в здании, не уходя со своего рабочего места. Моя смена начинается ровно в 16:00. Но приходить нужно заранее: переодеться в защитный костюм — целая процедура и занимает много времени. Небольшая комнатка с бельевыми веревками для сушки полотенец, стулом и парой шкафов служит женской раздевалкой.

Как правильно снаряжаться, мне не показали, старшая медсестра на собеседовании лишь дала напечатанную инструкцию и посоветовала посмотреть видео в интернете. Прошу вахтершу напомнить порядок и выдать средства защиты. Надеваю костюм, бахилы, две пары перчаток, респиратор, шапочку для волос, очки и капюшон. Оборачиваюсь обыкновенным скотчем на стыках, так как костюм должен быть герметичным. Следующие восемь часов я не смогу пить, есть, дышать без респиратора или ходить в туалет. Те медики, которым тяжело терпеть всю смену, надевают подгузник. Говорят, что в них неудобно, но стесняться нечего. Правда, покупать их действительно нужно самим.

Путь к «красной» зоне оказывается недолгим — от нее отделяют только пара полиэтиленовых штор. Со спины вахтерша кричит: «Заберите новенькую!» Меня встречает молодой санитар, Эрик, ведет на второй пост к медсестре. На ближайшие восемь часов он станет и моим главным экскурсоводом, и ангелом-хранителем. Медсестра на посту говорит, что парни им, конечно, нужнее, чем девчонки, ведь работа в основном физическая. Всего на этаже трое сотрудников, включая меня.

— Ладно, лишние руки не помешают. Жди, сейчас осматривать пациентов пойдем, — инструктирует медик.

Вместе с медсестрой отправляемся по палатам на этаже, всего их десять, в каждой от трех до восьми пациентов. В основном пожилые, но есть и 17-летние ребята. Обращаю внимание, что они действительно лежат на грязных матрасах, далеко не у всех есть постельное белье. Измеряем давление, кислород, температуру и пульс, все данные я записываю в бланки. Пока мы осматривали вторую палату, медсестру срочно вызывают — привезли двоих новеньких.

В эту «красную» зону поступают пациенты из всех психбольниц области. При этом не у всех официально подтвержден ковид, у некоторых только подозрение, но лежат они все вместе. Маски носят единицы. Коллеги советуют мне близко не подходить к людям с подтвержденным коронавирусом, правда, у кого из них положительные тесты, точно никто не помнит.

Принимаем новичков: записываем их данные, определяем в палату. На этаже теперь 48 человек. Со мной знакомится Андрей. Мужчина среднего роста, около 40 лет, брюнет, с большой татуировкой на руке. Подходит ко мне и спрашивает: «Вы тоже теперь тут работаете?» Киваю в ответ. После он обращается к санитару, чтобы узнать, когда будем разносить еду.

Санитары зовут его помощником, хоть он и пациент. Медики подшучивают над ним, говорят, что у Андрея роман с больной, которую уже выписали.

— Мы встретились в больнице и полюбили друг друга. Как только вылечусь от коронавируса, мы будем вместе. Она обещала меня дождаться, — делится больной.

Время ужина: в коробках жаркое, кисель и вареные яйца. Андрей и еще несколько помощников разносят еду по палатам. Есть четыре лежачие пожилые женщины, которые сами есть не могут. Пациенты помогают друг другу и нам. За это санитары пускают их курить и дают пользоваться телефонами.

Во время кормления одна из пожилых женщин подавилась, ее начало тошнить.

— А ты что стоишь? Вообще-то кормить должны санитарки, это твоя вина, — кричит на меня медсестра.

Раньше мне об этом никто не говорил. Оказывается, многие обязанности за меня исполняют пациенты. После ужина собираем коробки, проверяем, все ли поели. Мой напарник садится к тучной краснолицей женщине на кровать.

— Люба, говорят, ты сегодня подралась. Вы ведь девочки, давай так больше не будем делать. Не обращай на них внимание, — с заботой говорит санитар, объясняя мне позже, что кто-то из пациенток начал дразнить Любу и та не выдержала.

Проверяя, все ли успели покушать, заходим в одну из женских палат. Санитар помогает пациенткам собрать коробки из-под еды, спрашивает, почему они сами не сложили контейнеры, и говорит, что девочки должны быть более аккуратными. Молодая и симпатичная девушка Алиса сидит на постели сонная. Коллега подсаживается к ней, спрашивает, почему она грустит.

— Я уже устала тут лежать. Когда меня выпишут? — спрашивает девушка.

— Скоро уже, до Нового года точно. Тебя наверняка ждет из больницы парень или еще кто-нибудь, — ободряет ее санитар.

— У меня никого нет. Мама живет далеко, я от нее сбегала, а теперь совсем не общаемся. Молодого человека тоже нет, да и друзей. Мне не с кем даже праздновать, — безразлично рассказывает Алиса.

— До конца декабря есть время, успеешь найти кого-нибудь, — заключает медик.

Мусор выносим к выходу и промываем хлорным раствором. Это должно помочь не заразиться тем, кто вывозит отходы.

После продолжаем осмотр. В палатах холодно, чувствую это даже через костюм, облокачиваясь на кафельную стену. Пациенты в тяжелом состоянии, которые не могут ходить, мерзнут даже в двух свитерах под одеялами.

У одной из пациенток высокая температура, она просит лекарство, но выписать его может только врач. До конца моей смены она так и не получила его. Еще одна женщина просит слабительное, плачет и говорит, что четыре дня не ходила в туалет. Но я не могу ей помочь, другие санитары тоже — нет полномочий лечить. Остальной медперсонал просто игнорирует плач женщины. Врачи сидят в отдельном кабинете в холле, за 8 часов моей смены пациентов они ни разу не осматривали. Ночью их также проверять не станут.

Сотовые у пациентов забирают при поступлении. Зарядные тоже хранятся у санитаров. Коллега объясняет, что были случаи, когда больные на них вешались. Если нужно, то устройства заряжаем сами, чтобы хватило на звонок. Напарник говорит, что раздавать телефоны запрещено, спрашиваю, почему тогда мы это делаем.

— Другие смены с пациентами обращаются как с зэками, а они скорее как дети. Они хотят позвонить родным или друзьям, рассказать, что с ними всё хорошо. На нашей смене хорошие люди, больше никто не делает такие поблажки — пускаем на перекур, даем телефоны. А другие санитары иногда даже не кормят. Есть добрые люди и злые, я не знаю, почему так происходит, — рассказывает мой коллега-санитар.

— Такая доброта сотрудников может обернуться трагедией для больницы. Ведь в клинике содержат и убийц, и насильников. С телефоном они запросто могут устроить сговор и организовать побег, — рассуждает Галина, медик клиники. — А перекуры, учитывая нестабильную психику больных, могут закончиться поджогом.

Пока все медики разбрелись по делам, я остаюсь ненадолго одна с пациентами. Зову немного поболтать молодого парня. На вопрос, всегда ли вас кормят вовремя, он отвечает, что нет. При этом замечает, что их не обижают. Нашу беседу прерывает медсестра, требует, чтобы парень отошел от меня.

Воду кипятим в ведре с надписью «Отходы» и заливаем в бак с питьевой водой для пациентов. Санитары говорят, что это нарушение, воду обязательно кипятить в чайниках, но здесь их нет. Бак под замком, как и всё здесь.

Идем разносить лекарства в маленьких стаканчиках. Обязательно надо проверить: все ли выпили, пациент открывает рот и показывает язык. Спрашиваю у санитара, что будет с больным, если не принимать таблетки. Он объясняет, что так их успокаивают: первые три дня, когда люди только поступают, бывают буйными, а с таблетками становятся спокойными.

— Их жалко, но иначе они могут навредить себе или другим, — замечает санитар.

К вечеру некоторые пациенты становятся агрессивными. Одна кричит на меня матом: «Ты мне объясни, зачем мне витамины, они что, мое поражение легких вылечат? Что за ерунда?! Эти врачи вообще как лечат, идиоты». Провожаю ее в палату, она дергается, но проходит.

Звонок из холла: к нам поступил новый пациент. Личные вещи — на склад, а его определяем в палату. У мужчины подтвержденный ковид. За сутки, по словам коллег, таких может приехать и 30 человек.

Санитар проводит для меня экскурсию по отделению, раз мы пока свободны. Начинаем с нашего второго этажа. Пост медсестры и комната санитаров, бутыль с водой, десять палат, пять туалетов и четыре душевых. Комнаты, где располагаются санузлы, общие, и перегородок там нет. Плитка разбита, сантехника покрыта ржавчиной и грязью. Спрашиваю, нормально ли это.

— Нет, это нарушение, но ты ведь в России, здесь всем на людей насрать, — доходчиво объясняет коллега.

Проходим в фойе — здесь комната врачей и холл, где принимают новых пациентов. На третьем этаже ординаторская и палаты, тут сейчас спят около 50 пациентов, часть из них проходит принудительное лечение по решению суда.

— Жуткое место, — говорит санитар. — Представляешь, здесь ведь и маньяки, и убийцы. У нас-то спокойнее, многие сами пришли из-за депрессии, слышат что-то, а у кого-то просто деменция. Видела, как дедушка постоянно свою палату теряет? Вот он, например, вообще же спокойный. Кстати, в следующий раз врач будет на смене, даст тебе почитать истории болезни. Смотришь на некоторых, люди как люди, как будто соседа по лестничной площадке встретил, а в голове у них полный треш.

На первом этаже когда-то были платные палаты. Но неделю назад весь корпус переоборудовали под ковид, слишком большой поток пациентов. Здесь чистые душевые и туалеты. Даже есть диван, где могут посидеть врачи или пациенты. Санитар знакомит меня с коллегами, все рады, что появляются свободные руки, берут обещание, что буду помогать.

Чтобы промыть мусор и наши костюмы, готовим хлорный раствор. Также им нужно промыть переход между шлюзами.

— Вот дверь, это мужская раздевалка. Всё, что отделяет нас от вируса, — кусок полиэтилена. Я каждый день на панике, когда выхожу, лишь бы не заразиться и не притащить вирус домой. Никто раньше не промывал шлюз хлоркой, это мы придумали и начали делать. Хоть как-то успокаивает, потому что везде щели. Видишь, как хлорка залилась в «белую» зону? Так же ведь и вирус. Защиты никакой, — жалуется напарник.

До конца смены остается помыть пол и сменить памперсы лежачим пациентам. В блоке, куда мы зашли с ведрами и тряпками, уже ходят больные. Они ориентируются по часам в коридоре, когда настает время поработать за санитаров. В психиатрии, по словам медиков, иногда назначают трудотерапию, но когда у пациента коронавирус, рекомендован покой.

Закончив мыть пол, помощники напоминают санитарам, что пора менять подгузники. Медик дает памперсы пациентам, а те отправляются по палатам к лежачим больным. Обтянутые кожей тощие старушки, которые даже свое имя не могут выговорить, пугаются, когда их трогают, и начинают кричать. У некоторых пациенток, пока их очищают, видны пролежни. Одну бабушку санитары на прошлой смене плохо подтерли, теперь приходится с болью смывать присохшие остатки.

В мой респиратор уже впитался запах мочи и хлорки моющих средств. Буду чувствовать его даже спустя сутки.

До конца смены около часа. Возвращаемся в отделение к больным. На лавке сидит женщина, просит дать ей памперс, потому что начались месячные. Открываем шкаф, там все пачки памперсов подписаны, если у пациента с собой нет, их не выдадут. Медсестра говорит, что пациентке надо было думать и брать с собой прокладки в больницу. Женщина кричит, что кровотечение из-за лекарств, она не знала, что они понадобятся. Санитар советуется, что будем делать. Указываю на упаковку с самым большим количеством подгузников, говорю, что этот больной может и поделиться. Решено — отдаем женщине памперс, она уходит.

Пока мне нечем заняться, медсестра просит покатать шарики из ваты, их потом смачивают спиртом, чтобы приложить после уколов. За этим нехитрым делом болтаем с санитарами о семьях, жизни, целях.

— Я мечтаю построить дом. У меня королева и принцесса, сама понимаешь, какие запросы. Я поэтому сюда и пошел работать. Тебе уже говорили, какая зарплата? — спрашивает коллега.

Говорю, что на собеседовании сказали, что оклад около 11 тысяч рублей, а с выплатами за ковид все 60 тысяч получу.

Медсестра с первого этажа подходит и спрашивает, помыли ли мы фойе. Пока набираю в раковине туалета воду, в метре от меня испражняется мужчина. Подходит женщина, жалуется, что туалет не смывает, помогаем ей залить ведром. Оказывается, мое железное ведро дырявое. Меняем на другое, добавляем в воду хлорку. Моем коридор и кабинет врачей.

Обходим палаты. Санитары шутят, что ждут окончания смены, чтобы посмотреть, как я выгляжу, без костюма люди представляются совсем иначе. В 23:50 на смену заступают новые медики. Коллеги здороваются, рассказывают, как прошел вечер.

Идем в сторону выхода. Промываем пульверизатором с хлорным раствором костюмы. Медики заходят, и здесь перемешиваются те, кто в защите и без. В узком помещении сбилось пять человек: кто-то уже без респираторов и костюмов, кто-то только вышел из зараженной зоны. Жалуемся на то, что мало места.

В спортзале, переделанном в столовую, накрыт горячий ужин от фонда святой Екатерины. Я отказалась и поехала домой. Больше заставить себя вернуться в психбольницу я не смогла.

Источники Е1.RU сообщили, что в ноябре в больнице проходила проверка областной прокуратурой. В ведомстве отказались подтвердить или опровергнуть информацию об этом, заявив, что комментарии могут навредить расследованию, если оно проводится в данный момент.

С главным врачом психиатрической больницы № 6 корреспонденту Е1.RU связаться не удалось. Мы побеседовали с его заместителями. Елена Дунаева, ответственная за работу больницы на Кустовом, отказалась от комментариев. Еще один заместитель — Игорь Канарский — заявил, что видел письмо от Минздрава с вопросами нашей редакции, однако считает обвинения несостоятельными.

— Избиение — это ЧП огромных масштабов. Несколько лет назад санитар просто жестко зафиксировал больного, после этого были разбирательства на уровне Минздрава.

Нигде нет запрета на ограждение «красной» зоны полиэтиленом или нет запрета на то, чтобы душ был общий для женщин и мужчин, это никого не ущемляет, — пояснил Канарский.

Редакция направила в свердловское Министерство здравоохранения вопросы о издевательствах над пациентами с просьбой провести проверку условий содержания больных и соблюдения их законных прав. В Минздраве заявили, что жалоб на ненадлежащее обращение с пациентами не поступало. Заместитель министра здравоохранения Сергей Турков отметил, что нарушений этики — ограничений в питании, насмешек, избиений — в отношении больных не установлено. Турков утверждает, что в ковидном отделении лежат только пациенты с подтвержденным диагнозом. По мнению чиновника, психиатрическая больница полностью обеспечена памперсами, а для персонала организовано два входа в инфекционное отделение.

Кроме того, замминистра заявил, что в отделении пациенты разделены на этажах по половому принципу.

— На первом этаже — инфекционное (ковидное) отделение для мужчин. На втором этаже — инфекционное (ковидное) отделение для женщин. Разделение пациентов по полу связано с психиатрической специализацией стационара, — заявил Турков. — Гигиенические процедуры пациентами осуществляются под надзором либо при помощи младшего медицинского персонала, с учетом специфики лечебного учреждения.

Вопрос об эксплуатации пациентов заместитель министра проигнорировал.

Ранее мы сообщали о результатах проверки Минздрава РФ в свердловских больницах. Специалисты из Москвы нашли десятки нарушений в областном здравоохранении, в том числе в одной из больниц пациенты вынуждены дышать кислородной смесью по часам, по очереди, а данные по коечному фонду в регионе оказались занижены.