«Мы потеряли целую неделю»: в Екатеринбурге умер 30-летний мужчина, у которого был COVID-19

В начале сентября в Екатеринбурге в 24-ю больницу поступил 30-летний Тимур Хаснутдинов, и через несколько недель мужчина скончался. У него был сахарный диабет, который дал осложнение на почки. 4 сентября у него была высокая температура, одна почка почти перестала работать.

Тимура должны были принять в Областной больнице, где он лечился уже несколько лет, но там не оказалось места, поэтому пациента увезли в 24-ю больницу. Там Тимур заразился коронавирусом и через несколько недель умер.

Родители и жена Тимура считают, что медики 24-й больницы не оказали ему помощь, они написали заявление в следственный комитет. Прочитайте рассказ матери погибшего Натальи Хаснутдиновой.

— Мой сын Тимур еще в девятом классе заболел сахарным диабетом. Он был очень активным парнем, играл в баскетбол и катался на сноуборде. Ему хотелось жить обычной жизнью, как все мальчишки, но он соблюдал диету и принимал лекарства.

С этим диагнозом мы прожили 15 лет, наблюдались и лечились в Первой областной больнице. Тимур повзрослел, свыкся с особенностями здоровья. Он женился, у него несколько лет назад появился ребенок. Но диабет беспокоил его, появились проблемы со зрением и почками. У него оказались показания к гемодиализу (метод внепочечного очищения крови при острой и хронической почечной недостаточности. — Прим. ред.), но врачи говорили, что проведут его, когда почка откажет. При этом Тимур регулярно ездил на лечение в Областную больницу к офтальмологу.

В Областной больнице есть группа пациентов, которая проходит экспериментальное лечение глаз, в ней всего девять человек, один из них — мой сын. Офтальмолог, который его лечил, хорошо знала Тимура. Но летом у Тимура появилось осложнение на почки, и этот офтальмолог помогла нам разместить сына в нефрологическое отделение. Он пролежал там почти месяц, а потом вернулся к нам домой в Ревду, у него было предписание к гемодиализу. Но, прежде чем попасть на диализ, почка должна перестать работать.

Вот только почка у него продолжала работать, правда, очень плохо, но этого было все еще недостаточно для диализа. Возможно, это из-за того, что мы поддерживали ее работу дорогими лекарствами. 4 сентября Тимуру стало хуже, у него началась рвота. Он сказал: «Мама, у меня сильно болит правая почка». Это был вечер пятницы. Его отец Рустем повез сына в ревдинскую неотложку.

После неотложки его отправили обратно домой. Тимур к тому же недомогал, он немного простыл в конце августа. Сын даже сдавал тест на коронавирус, чтобы успокоить себя. Тест оказался отрицательным, но Тимур продолжал немного кашлять. В ночь на 5 сентября ему стало совсем плохо. К утру температура поднялась до 38,6. Его жена Вероника вызвала скорую, и Тимура повезли в больницу Ревды. В приемном покое сказали, что они не смогут помочь и нужно ехать в Екатеринбург. Сына госпитализировали в 24-ю больницу. С ним была жена Вероника.

То же самое пыталась донести до врачей и фельдшер, которая привезла сына. Но медики 24-й больницы их не услышали. Они сказали, что в любом случае нужно сдать анализы, тест на коронавирус и сделать КТ. Томография показала поражение 10%. Врач сказал, что, предположительно, у сына бактериальная пневмония, так как картина на КТ не похожа на коронавирус. Медсестра успокоила Веронику тем, что Тимура положат в отдельную палату, чтобы не заразить.

Но на деле Тимура положили в палату, в которой были два человека с подтвержденным COVID-19 и еще двое с подозрением на инфекцию. И это несмотря на то, что врачей предупреждали. Вечером Тимур пришел в себя, дежурный врач пошел на обход и сказал ему:

— Ты что здесь делаешь со своим диагнозом?

— А где я?

— Ты с «ковидниками» лежишь.

Как я поняла по рассказу сына, врач схватился за голову, понял, что они натворили, и побежал докладывать начальству. Сын написал мне: «Мам, какого черта я делаю с "ковидниками"?» Обо всем этом я написала врачу из Областной больницы, который нас вел, а он уже связался с начмедом 24-й больницы. Начмед ответила, что он сконтактировал на КТ и сейчас находится в общей палате.

Даже когда они поняли, что он контактировал с больными, медики не поменяли лечение. Болели у него почки, а они продолжали лечить его антибиотиками, которые назначали пациентам с коронавирусом.

Но в Областной больнице потребовали сделать второй тест. И, если бы он оказался отрицательным, они приняли бы его к себе. Поэтому 9 сентября, в среду, снова взяли мазки. Он звонит мне и говорит: «Мама, меня не лечат». Я звонила по всем номерам телефонов в больницу, но трубку не брали, все время сбрасывали.

В ГКБ № 24 указан номер кол-центра, по которому можно узнать о состоянии родных. Нам отвечали, что у него все нормально, температура 36,7, давление 130 на 110. На второй день нам ответили то же самое. А он мне пишет: «Мама, у меня уже третий день 38,6, я подхожу к медсестре, беру градусник, меряю и показываю ей, а они ничего не делают».

Медики просто ждали результата второго теста на коронавирус. Когда диабетикам плохо, у них немного неадекватное поведение, а его еще и коронавирусом заразили. Лечения для почек нет, назначений нет. А они считали, что он просто истеричный мальчик, который требует к себе внимания. Ему отвечали: «У нас своих больных до фига, лежите и ждите». В субботу, 12 сентября, ему стало хуже. Каким-то чудом я дозвонилась до врача, который в этот момент выписывал Тимура из больницы. Он мне говорит:

— Ваш сын истерик, он в сознании и просит, чтобы я его выписал из больницы. Я назначил ему новое лечение с воскресенья, а он отказывается принимать эти таблетки и просит выписать его домой.

— Что вы делаете? Вызывайте реанимацию. Разве вы не видите, что сейчас он не в себе. Ему настолько плохо, что он не знает, куда бежать, даже со мной не может говорить по телефону, не знает, где взять кислород, чтобы подышать, а вы его выписываете. У вас пришел результат второго теста на COVID-19?

— Не пришел.

— На каком основании вы выписываете его домой, как он сейчас доедет, что с ним будет?

— Я не имею права его оставить, потому что это воля самого пациента.

— Вызывайте реанимацию, он диабетик, у него сейчас пошла большая интоксикация, ему нужна помощь реаниматолога.

В итоге врач отправил его домой, Тимур приехал ночью на такси в Ревду в свою квартиру. В этот момент его жена с ребенком были у нас.

Под утро Тимур написал жене, что совсем не может дышать. И в этот момент ей позвонили из больницы, сказали, что пришел результат второго теста Тимура. Конечно, они его заразили. Вероника позвонила в скорую, попросила приехать за Тимуром. Его снова увезли в 24-ю больницу, потому что на тот момент было распоряжение минздрава из Ревды свозить всех больных с коронавирусом в 24-ю. Но в приемном покое его не приняли, потому что он выписался несколько часов назад. Может, они уже понимали, что они не справятся с ним?

Уже 13 сентября скорая увезла его в 40-ю больницу, он был уже без сознания, его сразу положили в реанимацию, сказали, что тяжелейшее состояние из-за почек, плюс поражение легких более 55%. Ему сразу начали проводить гемодиализ. Врач сказал: «Мы потеряли целую неделю». Тимур до 22-го числа лежал в реанимации, но 22-го его ввели в медикаментозный сон и подключили к аппарату ИВЛ. 24 сентября сын умер.

Мы берегли его в период пандемии от всего и вся, знали, что он очень слабый. И получилось, что своими руками отправили его в пекло. Больница, в которой его должны были спасать, его еще и заразила, в этом главный вопрос. Муж написал заявление в следственный комитет, теперь мы ищем адвоката, чтобы разобраться, почему в 24-й больнице не обратили внимания на сына.

В 40-й вместе с телом сына нам отдали папку с документами, но предупредили, что открыть ее можно будет только через две недели, чтобы не заразиться. Когда мы вскрыли эту папку, оказалось, что часть документов просто пропала. Там нет ни единой выписки из 24-й больницы, также утеряны справки о его диагнозе и показание на гемодиализ.

Тимур был очень жизнерадостным и добрым, многие ревдинцы знали его. Он не собирался умирать, у него было много планов на жизнь. Его сыну недавно исполнилось два года, он только устроился на новую работу, и с женой они планировали второго ребенка.

Мы написали заявление председателю Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину. Хочется, чтобы в больницах не было места халатности.

Главный врач 24-й больницы Алексей Малинкин сказал, что прокомментирует ситуацию только после объективной проверки.

— Пусть родственники обращаются в следственный комитет, — сказал главный врач 24-й больницы Алексей Малинкин. — Прокуратура в установленном порядке проверит действия сотрудников вверенного мне лечебного учреждения. Рассказ родственников — это все-таки субъективная информация, а объективную мы сможем узнать только по результатам проверки. И тогда я смогу дать комментарии.

Медицинский юрист Вадим Каратаев считает, что это стечение обстоятельств и врачи ни в чем не виноваты. У мужчины были показания к госпитализации. Специалист сделал этот вывод на основании медицинского свидетельства о смерти.

— Пандемия коронавируса — это объективная реальность, — сказал Вадим Каратаев. — Что значит «врачи его заразили»? Не врачи создали эту обстановку с коронавирусом. А если бы они его не приняли, родственники сказали бы, что медики не оказали помощь. Повод к госпитализации у пациента был. У родственников любое поведение врачей противоправное. Это был форс-мажор, врачи не могли поступить по-иному. Но объективную оценку можно дать только после изучения всех медицинских документов.

Ранее мы рассказывали о том, что коронавирус унес жизнь известного уральского хирурга Юрия Мансурова, мы публиковали воспоминания коллег и пациентов о враче и рассказ его жены о том, как хирурга лечили от коронавируса.

Прочитайте воспоминания о судмедэксперте, у которого был COVID. Также ушел из жизни известный в Екатеринбурге онкоуролог, ему было всего 48 лет.