«Инфаркты случались после COVID»: уральский врач рассказал, что происходит с пациентами в «красной» зоне

Анестезиолог-реаниматолог Алексей Брейник работает в НИИ Охраны материнства и младенчества. В апреле этого года, когда в Екатеринбурге были еще единичные случаи заражения коронавирусом, он поехал на полтора месяца в Москву, чтобы получить опыт работы в «красной» зоне. Опыт оказался кстати: летом НИИ ОММ перепрофилировали под прием беременных женщин с коронавирусом.

— Я увидел объявление о наборе врачей в инфекционную больницу в Москве и подал заявку. Это было только мое решение. Почему я его принял? В первую очередь, из профессионального интереса. Я понимал, что рано или поздно это до нас дойдет, лучше быть готовым и знать, что тебя ждет, — говорит Алексей.

После тестирования и онлайн-собеседования Алексея пригласили приехать в Москву. Он получил разрешение директора НИИ ОММ и заведующего отделением, взял ежегодный отпуск и 19 апреля полетел в Москву в пустом Airbus A321 — на рейсе было только 18 пассажиров. В департаменте здравоохранения Москвы, вспоминает он, приехавших из других регионов врачей и медсестер распределяли по столичным больницам.

Алексея направили в городскую клиническую больницу № 51, которая только-только перепрофилировалась под коронавирусных пациентов. Там создали три реанимационных отделения, Брейника определили в нейрореанимацию.

— Больница была развернута на 650 коек. С 16 часов мы начали принимать пациентов.

В первую ночь больница приняла 120 машин скорой помощи, в некоторых было не по одному пациенту. Скорые стояли в очереди, вспоминает врач.

График работы у анестезиолога-реаниматолога был жестким, работа сутками: 24 часа дежуришь, 12 часов отдыхаешь, затем снова 24-часовое дежурство. За 12 часов между сменами Алексей успевал только доехать на такси до гостиницы, поспать и снова приехать на работу:

— Физически так жить, безусловно, можно, но впоследствии стало тяжело морально, потому что устаешь от количества пациентов, от такого динамичного возвращения к работе. Твое сознание не видит ничего, кроме работы: либо спишь, либо работаешь.

Рекорд Алексея — 22 часа непрерывно в «красной» зоне в защитном костюме:

— Когда надеваешь комбинезон, очки, маску — ощущение, что идешь в Чернобыль какой-то, хотя понимаешь, что здесь лежат такие же люди, простые пациенты. Работать в СИЗ дискомфортно, неудобно, особенно реаниматологам. Несколько перчаток, ограничена видимость, запотевают очки, а надо проводить интенсивную терапию, ставить центральные доступы, инъекции. Но в целом к костюму быстро привыкаешь, хотя находиться в нем слишком долго невозможно — пот бежит ручьем.

В конце апреля и мае Москва проходила пик по заболеваемости COVID-19. В редкие дни в реанимации у Брейника, рассчитанной на 25 пациентов, их находилось меньше.

— Когда я приехал, мне, как и моим коллегам, было непонятно состояние каждого больного. Приезжает вроде бы стабильный пациент, его кладут в отделение, на второй-третий день он ухудшается и попадает в реанимацию. Такого количества пневмонии с дыхательной недостаточностью никто до этого, наверное, не видел. И сердечная недостаточность, к сожалению, стала быстро прогрессировать. Ведущие анестезиологи-реаниматологи Москвы нам не давали однозначных решений — либо пациентов сразу переводить на ИВЛ, либо сначала на вспомогательные методы вентиляции легких. Мы пробовали и так и так, присматривались, как себя чувствуют пациенты, — говорит Алексей.

Тяжелее болели те, у кого были сопутствующие заболевания, рассказывает врач. Но иногда реаниматологи не могли уловить закономерность, по которой у пациентов, которые вроде бы шли на поправку, вдруг случались осложнения — инфаркты, инсульты, тромбозы.

— Мы пытались максимально отсрочить перевод пациентов на ИВЛ, но если рано или поздно это приходилось делать, исход предугадать было нельзя. Вентиляция — это не лечение, это вспомогательный метод обеспечения жизнедеятельности пациента. Аппарат помогает легким обеспечивать организм кислородом, но до определенного момента.

В клинике были пациенты, которые удивляли порой даже врачей. Например, две бабушки 94 и 96 лет. Помимо коронавирусной пневмонии, одна перенесла инсульт, а другая — инфаркт, лечение длилось больше месяца, и в итоге обеих выписали с отрицательными мазками для дальнейшей реабилитации.

Конечно, были и другие ситуации, когда, несмотря на все усилия врачей, помочь пациенту не удавалось:

— Каждая реанимация встречала таких пациентов, которые вроде бы улучшаются, а потом проходит несколько дней, и картина переворачивается с ног на голову. Понимаешь, что сделать больше ничего не можешь.

В тяжелом течении в основном преобладала сопутствующая патология. А бывало, человек молодой, кажется перспективным, а у него за несколько дней пневмония с 25% переходит в 75%. Может быть, эти пациенты имели скрытые патологии.

Всё время работы в Москве Алексей Брейник созванивался с коллегами и руководством НИИ ОММ. В начале июня, когда стало понятно, что его родную клинику перепрофилируют под ковид, он решил вернуться в Екатеринбург. Зарплату, которую он получил за работу в «красной» зоне московской больницы, Алексей не называет, но говорит, что в пересчете на ставку (а его график предполагал работу на три ставки) она ненамного превышает екатеринбургскую.

8 июня Алексей Брейник вернулся в Екатеринбург и отправился на двухнедельный карантин, как прилетевший из Москвы. После этого его попросили поработать в городской больнице № 6, которая принимала пациентов с коронавирусом. Еще через полторы недели он вернулся в НИИ ОММ, но почти сразу снова ушел на самоизоляцию — очередной мазок на коронавирус дал положительный результат. На посту остался его коллега, анестезиолог-реаниматолог Руслан Шакиров.

— Болезнь прошла бессимптомно, спустя две недели я получил два отрицательных мазка. Всё это время Руслан Тимурович постоянно находился на работе: в ночь, в день, по вызову, на операциях, на родах. Когда я вышел, мы стали работать вместе, сутки через сутки, — говорит Алексей.

Тяжелых пневмоний у беременных пациенток в НИИ ОММ было немного, отмечает он. Но даже нетяжелую форму лечить гораздо сложнее, чем у других пациентов.

— Беременная женщина с ковидной инфекцией — женщина, которая связала нам руки в лечении, — объясняет анестезиолог-реаниматолог. — Большая часть препаратов противопоказана. А, кроме того, беременные пациентки долго не чувствуют дыхательную недостаточность. Это нас, конечно, удивляло на первых этапах. Почему другой пациент при сатурации 94 уже задыхался и жаловался на нехватку кислорода, а беременная, хоть и отмечала, что с кислородом ей дышится легче, но не концентрировалась на нехватке воздуха? Возможно, это связано с естественной гипервентиляцией, свойственной в третьем триместре.

На ребенке недостаточное насыщение крови кислородом, конечно, сказывалось, и врачи поднимали вопрос о преждевременном родоразрешении.

Больше всего, говорит врач, его поразило, как беременные женщины стойко принимали ситуацию. После родов детей им не показывали, грудничков переводили в другую больницу, и только после двух отрицательных анализов у мамы им разрешали увидеться. Ждать приходилось порой по несколько недель:

— Материнский инстинкт — самый сильный и самый древний. Женщины набирались терпения, довольно стойко переносили разлуку. Мы, конечно, делали фотографии, показывали им видео, чтобы хоть немного облегчить ожидание встречи. Казалось бы, можно плюнуть на всё: «Отдайте ребенка, это же мое!», но каждая женщина относилась с пониманием к ситуации, конфликтов не было. Мы тоже делали всё, чтобы помочь и ей, и ребенку.

В августе НИИ ОММ вернулся к обычной работе. Но Алексей, как и другие врачи, говорит, что готов ко второй волне коронавируса, которая может прийти в Екатеринбург. Тем более что он решил встретиться с коронавирусом раньше многих коллег.

— Смелости без страха не бывает. Не скажу, что боялся, но тревожность и волнение, безусловно, были. Я ехал в неизвестность, для любого человека это выход из зоны комфорта. Но это полезная ситуация для самосовершенствования. В детстве, когда я бегал один купаться на речку, отец не запрещал, но всегда говорил «Утонешь — домой не приходи!»

Посмотрите фоторепортаж о том, как в НИИ ОММ принимали роды у женщин с коронавирусом.

На утро 23 сентября в Свердловской области зарегистрировано 28 043 случая заражения коронавирусом. По официальным данным, от COVID-19 умерли 575 человек. Одна из последних жертв коронавируса — фельдшер скорой помощи Екатеринбурга Александр Осипик.