Екатеринбурженка заразилась COVID-19 и потеряла ребенка на седьмом месяце беременности

Екатеринбурженка Анастасия Гунина, переболев коронавирусом, потеряла ребенка в третьем триместре беременности. Незадолго до этого от COVID-19 умерла ее бабушка.

С апреля Анастасия и ее муж редко выезжали из дома, носили маски, пользовались антисептиками. Но спустя несколько месяцев изоляции решили отпраздновать день рождения в кругу семьи. 83-летняя бабушка Анастасии приехала в гости и почувствовала себя плохо. У нее оказался коронавирус. Через неделю беременная Анастасия легла в больницу с высокой температурой. Ее бабушка скончалась. Еще через неделю у ребенка остановилось сердце. Анастасия рассказала, как она заболела и как восстановилась после такого стресса.

Все пронеслось как ураган. Когда всех посадили на карантин, я была на четвертом месяце беременности, поэтому мы с мужем отнеслись к ситуации максимально серьезно. Ни с кем не контактировали, носили маски и перчатки, использовали антисептик.

И в самый пиковый период, когда в день в Свердловской области выявляли по 200–300 новых случаев коронавируса, у нее постоянно были какие-то дела. То проездной в автобусе истратить, то в больницу съездить. Она вела активный образ жизни и, к сожалению, в итоге заразилась коронавирусом.

У моего мужа Максима 11 июня был день рождения, в выходные мы решили отпраздновать его очень узким кругом. На тот момент мы уже давно ни с кем не виделись, поэтому решили позвать в гости родителей, бабушке мы об этом не сказали. Накануне она спросила: «Родителей вы позвали, может, я тоже приеду?»

Когда она приехала, потянулась обнять-поцеловать, я пыталась увернуться, но не получилось, бабушка все же поцеловала меня в губы. Мы сели за стол праздновать, она хорошо себя чувствовала, смеялась, ела с аппетитом, рассказывала истории.

Мы сразу испугались, поняли, что у бабушки температура, даже отсели. Хотя какой уже в этом смысл. На следующий день, 15 июня, ей стало хуже, температура была 38–39 и не спадала, поэтому мы вызвали скорую.

Каждый день мы звонили в больницу, узнавали, как она там. У нас была сильная связь с бабушкой, я очень ее любила. 20 июня нам сказали, что у нее тотальное поражение легких, врач сказал, что, скорее всего, она не выживет. Я проплакала весь день, хотя понимала, что сильно нервничать мне нельзя. Пыталась справляться как могла.

В ночь с 20 на 21 июня я проснулась от того, что хочу пить. Меня сильно затрясло.

Я до последнего надеялась, что все хорошо и меня просто продуло. Мы долго не могли дозвониться до скорой, а когда взяли трубку и узнали, что мы живем за городом, попросили подождать до утра, потому что вызовов очень много.

Чтобы немного снизить температуру, я пила парацетамол, это единственное, что можно беременным. Утром 21 июня мы собрали вещи и сами поехали в 14-ю больницу, думали, что я там буду недолго. Меня сразу госпитализировали и взяли тест на коронавирус, было плохо, температура не опускалась, не помогал даже парацетамол. Уже ночью сказали, что результат положительный, и перевели в 40-ю больницу. Утром 22 июня ребенка посмотрели на УЗИ и сказали, что все показатели в норме.

Несколько дней я лежала в одиночной палате, температура не спадала ниже 38,4, лечили тем же парацетамолом, но прибавились и новые препараты: гриппферон, фурацилин, цефтриаксон, дексаметазон, клексан, калетра и другие. Как я поняла, этими таблетками лечили всех зараженных. От компьютерной томографии легких я отказалась, потому что при беременности просто нельзя. Но по клиническим показателям мне поставили пневмонию, хотя кашля не было.

Большую часть времени я спала. В среду, 24 июня, я попросила сделать мне УЗИ, на следующий день мне его сделали. Врач осмотрела меня и ушла молча.

В такое вообще невозможно поверить, я просила повторить исследование, но мне ответили, что результат точный. Эта ситуация ранила меня до глубины души. На тот момент это казалось самым страшным, что может быть в жизни. Но оказалось, что может быть гораздо хуже.

Чтобы я смогла еще раз забеременеть и родить потом, нужно было сделать родоразрешение естественным путем. А у меня нарушилась свертываемость крови, поэтому я могла потерять слишком много крови и не выжить. Меня перевели в реанимацию, за мной наблюдал очень опытный гинеколог — Николай Николаевич Потапов. Мне перелили плазму и три дня следили за показателями крови.

Я видела, что все врачи встревожены, эта ситуация была новой для всех. Рука была одним сплошным синяком — кровь брали постоянно, чтобы следить за моим состоянием. Она все-таки нормализовалась, поэтому все сделали естественным путем и сохранили возможность беременеть и рожать.

Я очень благодарна Николаю Николаевичу, кто знает, чем бы все закончилось, если бы не он. У меня взяли тест на коронавирус и перевели в другую палату на реабилитацию. От большой кровопотери у меня была анемия, поэтому я целыми днями спала. По результатам двух отрицательных тестов меня выписали 3 июля. Врачи пока причину случившегося не назвали. Говорят, что причина была не в коронавирусе.

Я наблюдалась у врачей и даже аккуратно занималась спортом. Когда после выписки пришла на прием к гинекологу, сказали, что «причина, конечно, в коронавирусе».

Я никого не виню. Меня лечили как могли. Никто не мог знать, что так получится. Я была уверена, что быстро пролечусь и уйду. А все прошло ураганом. Психологически и физически я восстановилась довольно быстро. Поскольку я знаю, что я могла умереть или остаться без возможности рожать детей в будущем, потеря ребенка кажется меньшим из зол. Я и раньше ценила жизнь, но в этой ситуации увидела, как может все повернуться в один миг.

Ситуация очень тяжелая, но у нас есть крепкий фундамент отношений. Без него я бы не справилась. На связи всегда были родители, я чувствовала, что я не одна. Есть много историй, когда после подобных критических ситуаций семьи распадаются. Но у нас этого не произошло, и я очень благодарна мужу Максиму.

Ранее мы рассказывали историю Марины, которая по утреннему кофе заподозрила у себя коронавирус, и о том, как екатеринбуржец от COVID-19 лечился леденцами Halls.