«Мы еще не вышли на плато»: инфекционист 40-й больницы — о работе с COVID-19 и своей самоизоляции

Анна Овчинникова — заведующая 6-м инфекционным отделением 40-й больницы. Вот уже три месяца своих близких она видит только по видеосвязи. Анна — одна из героинь проекта «Спасибо, доктор!».

Врач работает в инфекционном отделении больше десяти лет, до пандемии лечила детей, но в марте стала ответственной и за взрослых. Мы поговорили с ней о том, как лечиться от коронавируса, когда Свердловская область выйдет на пик заболеваемости, насколько точны тесты на новую инфекцию, а также о COVID-диссидентах и о поддержке врачей во время пандемии.

— Какие отделения у вас на сегодняшний день задействованы и сколько человек вы лечите?

— В нашем корпусе пять инфекционных отделений и отделение реанимации. Также для лечения пациентов с COVID-19 у нас задействован терапевтический корпус. В каждом корпусе более 250 мест, то есть всего около 500. В настоящий момент есть свободные места, но в целом корпуса заполнены. У нас лежат пациенты с разной степенью тяжести заболевания — в основном со средней и тяжелой, у кого самочувствие улучшается — выписываем. Почти все пациенты с легкой и бессимптомной формой уже выписаны. Насколько мне известно, шесть человек в реанимации находятся на ИВЛ и часть пациентов — в палате интенсивной терапии. А все остальные — «средние» и те, кто идет на поправку.

— У вас лечатся беременные женщины. Как у них протекает болезнь, как это влияет на течение беременности и отличается ли чем-то их лечение?

— Беременных пациенток, к счастью, не так много, всего в больнице сейчас около 40 женщин. На сегодняшний день у всех беременных «среднее» течение болезни и удовлетворительное самочувствие. В основном они хорошо переносят COVID-19. Я не заметила никакого влияния на плод. Беременные ежедневно осматриваются гинекологом, при необходимости проводится ультразвуковое исследование, и, как правило, никаких патологических изменений не выявляется. Все лабораторные исследования, которые нужны по клиническим рекомендациям для беременных, проводятся. В лечении подход индивидуальный. По каждому случаю проводится консилиум с участием реаниматолога, терапевта, гинеколога, заведующего отделением, лечащего врача. И обследования, если нужны. Но беременным не во всех случаях показаны те препараты, которые мы обычно назначаем. В основном это легкие противовирусные препараты, такие как «Гриппферон». Если по показаниям нужно другое лекарство, то это решается на консилиуме.

— Делают ли беременным КТ?

— Для этого должны быть резкие и серьезные показания. Беременным можно сделать рентгенографию органов грудной клетки, это более щадящая методика. Но КТ делается, если есть показания — угроза жизни, какие-то спорные вопросы в диагностике и в лечении. То есть всем беременным подряд компьютерная томография не проводится, потому что есть риск облучения.

— Сколько детей у вас сейчас лечится?

— Детей ежедневно от 20 до 25 только в моем отделении. У нас существует три детских отделения — это отделения № 4, 5 и 6. Всего в больнице сейчас примерно 50 детишек. На лечении находятся дети из семейных очагов. То есть болеют мама, папа и ребенок. Они находятся в общей палате, и мы лечим и взрослого, и ребенка. На сегодня есть дети, у которых коронавирус протекает с пневмонией, но динамика уже положительная.

— Где помогают пациентам с коронавирусом, которым нужна неотложная помощь?

— В хирургическом корпусе 40-й больницы развернуто отделение именно для пациентов, у которых положительный результат на коронавирус и имеется хирургическая патология. Лечение проводится в специализированном отделении. Там отдельный вход с улицы, все огорожено, контакты с другими отделениями исключены.

— Какой возраст у людей, которые оказываются на аппарате ИВЛ?

— На аппарате ИВЛ могут оказаться не только пациенты в возрасте, но и пациенты с отягощенным фоном: с хронической патологией, с сердечно-сосудистой патологией, с ожирением, с гипертонической болезнью, с сахарным диабетом и другими заболеваниями. Но, как правило, возраст усугубляет течение коронавирусной инфекции. Нет такого, что в 60 лет человек заболел коронавирусом и обязательно будет на аппарате искусственной вентиляции. Если нет хронического фона, то болезнь у него будет протекать в более легкой или среднетяжелой форме.

— После лечения на аппарате ИВЛ легкие восстанавливаются? Человек после этого дышит сам без проблем?

— Мои коллеги-реаниматологи большие молодцы, они спасли многих тяжелых пациентов, которые и дышат самостоятельно, и уже выписаны домой. Но им требуется реабилитация: консультация пульмонолога, проведение дыхательных гимнастик, физиолечение.

Есть кишечные проявления инфекции, в более тяжелых случаях задействован и головной мозг, но в основном это респираторный тракт. Очень интересно понаблюдать за этими пациентами спустя какое-то время — год, два, чтобы посмотреть динамику, проверить легкие.

— Разлучают ли маму с новорожденным, если у матери коронавирус?

— Если у мамы коронавирусная инфекция подтвержденная, то мы должны ее с ребенком разлучить. Но здесь вопрос в том, что мама может категорически отказаться от разлучения. На данный момент у нас нет таких проблем, все решается.

— Как часто коронавирусная инфекция бывает без температуры и почему так происходит? У кого-то температура 37,2, у кого-то вообще нет.

— Это зависит от формы заболевания, от тяжести состояния. Некоторые пациенты переносят заболевание в легкой форме, есть бессимптомные пациенты и вирусовыделители. У «средних» пациентов повышается температура и бывают другие жалобы. Это зависит от множества факторов. От иммунной системы, от дозы возбудителя (какая вирусная нагрузка была при инфицировании). То есть это зависит от восприятия организмом самого вируса. Если у человека есть слабость и кашель, не факт, что это коронавирусная инфекция. Диагноз COVID-19 подтверждается по нескольким критериям, проводится клинико-эпидемиологический анализ.

Должен быть контакт с коронавирусным пациентом или присутствие в очаге, клинические проявления. Это кашель, повышение температуры и другие симптомы. Диагноз подтверждается по результатам ПЦР-диагностики. Если у человека есть подозрение на пневмонию, легкие проверяют на компьютерной томографии. Также проводят анализы на антитела. Иммуноглобулин М говорит о том, что человек болеет сейчас, а иммуноглобулин G показывает, что человек уже переболел.

— Можно ли повторно заболеть коронавирусом?

— У нас пациентов с повторной госпитализацией не было. Вероятность есть, но она минимальная. По данным иностранных коллег, случаев повторного инфицирования не было, по крайней мере с начала марта.

— Чем лечите пациентов с COVID-19?

— Все лечение проводится согласно клиническим рекомендациям. Пациентов со средней степенью тяжести течения болезни лечим в основном «Азитромицином». Есть противовирусные препараты — «Триазавирин». Схему мы можем менять в зависимости от клинической картины, от показаний, от лабораторных исследований. Детям, у которых диагностирована пневмония, назначается препарат «Калетра».

— А можно ли что-то принимать для профилактики?

— Профилактика в первую очередь должна быть общепринятая, не лекарственная. Об этом уже много говорили: это мытье рук, особенно после того, как человек пришел с улицы, применение антисептика в общественных местах, ношение масок и перчаток. Если говорить о препаратах, то и детям, и взрослым хорошо подходит все тот же назальный «Гриппферон». Для профилактики он применяется три раза в день.

— Сколько длится курс лечения «средних» и тяжелых пациентов?

— В среднем курс лечения длится две недели, но в каждом случае получается по-разному. Тяжелые реанимационные пациенты находятся на лечении месяц и более, потому что период лечения и восстановления после искусственной вентиляции легких длительный. И все зависит от того, насколько быстро у нас прекращается вирусовыделение, то есть, если даже пациент клинически здоров, мы должны получить два отрицательных анализа. И только при этом условии мы можем отправить пациента на домашнее наблюдение. Мы берем мазки на десятые и двенадцатые сутки с момента взятия первого анализа.

— Кто такие вирусовыделители?

— Пациенты, которые клинически уже поправились, но продолжают выделять вирус, это может длиться и месяц, иногда даже больше, но таких случаев немного. Это зависит, скорее всего, от местного иммунитета ротоглотки, от хронических очагов: тонзиллиты, аденоидиты и так далее. Они могут способствовать более длительному выделению вируса.

— Приходилось ли вам лечить людей, которые не верили в существование коронавируса?

— Вначале таких пациентов было больше, чем сейчас. У этих пациентов была легкая форма COVID-19, они категорически отказывались от госпитализации и лечения. Приходилось долго беседовать, рассказывать о последствиях. Были пациенты, которые сказали: «Пока не оказались у вас в стационаре, мы в этот вирус не верили, и только сейчас у нас мнение по этому поводу изменилось». Как правило, эти пациенты переносят вирус среднетяжело с проявлениями пневмонии, и симптоматика заставляет их понять, что не так все просто, как они считали.

— Может ли появиться пневмония после десяти, двенадцати дней лечения от коронавируса, хотя с легкими сначала все было в порядке?

— Пневмонию в самом начале заболевания очень сложно диагностировать. Такое может быть, особенно если у человека долго держится температура. Пневмония проявляется спустя какое-то время после начала заболевания и рентгенологически, и на КТ, хотя в самом начале изменений в легких может не быть.

— Даже сами врачи говорят, что всего 30% тестов на COVID-19 показывают верные результаты. Вы сталкивались с этим?

— Есть пациенты, которые поступают с сомнительными анализами, но при проведении наших обследований и выявлении антител мы, как правило, диагноз подтверждаем. Это зависит от качества тест-системы. Сказать сложно, сколько процентов тестов ложные. Лично я не сталкивалась с этой проблемой. Как правило, если есть клинические проявления и есть подозрение на коронавирусную инфекцию, тесты подтверждают диагноз. Обследования подтверждаются в лаборатории Роспотребнадзора.

— У всех ваших пациентов есть антитела?

— Мы делаем тест на антитела не всем пациентам, только при спорных вопросах и подозрительных случаях. Антитела есть не у всех, но в большинстве случаев они выявляются.

— Как вы относитесь к тому, что больных с легкой и бессимптомной формой COVID-19 сейчас лечат дома?

— Если самочувствие пациента не страдает, болезнь протекает в легкой форме и лечение дает эффект, я отношусь хорошо, потому что психологическая составляющая у пациента тоже имеет большое значение. Пациент в любом случае находится под наблюдением участковых терапевтов.

При госпитализации они переносят стресс, приходится много разговаривать, успокаивать. Нахождение в стационаре больше десяти дней кажется им дискомфортным, непривычным. Если у человека есть возможность самоизоляции, нет осложнений от течения заболевания и нет показаний для госпитализации, тогда нахождение дома идет на пользу.

— А какая терапия показана дома?

— К каждому пациенту мы подходим индивидуально. Нет такого, что все пациенты получают идентичную терапию. При легких формах в основном назначается монотерапия — противовирусный препарат «Триазавирин». Если лечение не дает эффекта, назначают другой препарат.

— Когда мы уже приблизимся к плато, которого все так ждут, и пойдем на снижение?

— В настоящий момент мы еще не достигли плато. Возможно, это будет в ближайшее время, хотелось бы на это надеяться. Выявление большого количества заболевших связано с тем, что проводится обширная диагностика. Начали больше обследовать — отсюда и больше пациентов выявляется с подтвержденным диагнозом.

— Как относитесь к тому, что в регионе хотят разрешить открытие магазинов?

— Сложно об этом говорить, потому что это вопрос больше к сотрудникам Роспотребнадзора. Мы — врачи — принимаем все меры самоизоляции, не контактируем со своими близкими. То есть мы понимаем, что лишний контакт абсолютно не нужен. Поэтому мы призываем жителей города по возможности соблюдать меры самоизоляции.

— Почему заболеваемость все-таки растет?

— Скорее всего, это связано с тем, что люди общаются. Были жаркие дни, прогулки, больше контактов, выездов куда-то. Я хочу пожелать жителям региона беречь себя, своих близких, соблюдать режим самоизоляции по возможности, обязательно носить средства индивидуальной защиты. Я понимаю, что в жаркую погоду ношение масок и перчаток — это очень сложно, но мы тоже работаем в таких условиях и в целом понимаем, что это тяжело. Все эти меры приняты только во благо людей.

— Вы уже десять лет работаете с инфекционными заболеваниями и переживали многие вспышки, а тут появился неизученный коронавирус. Было страшно?

— Даже не буду скрывать, было страшно, когда появился первый пациент. Мы в тот момент стояли уже наготове, в средствах индивидуальной защиты, психологически настраивались. Но когда пациент поступил — страх исчез, мы начали работать по алгоритму. Сейчас это для нас уже рутина, все отработано, все мои коллеги настроены позитивно.

— Как вы с коллегами поддерживаете друг друга?

— Утро начинается с планерки, на которой обсуждаем все важные вопросы, проблемы. Большое значение имеют средства индивидуальной защиты. Мы оснащены ими от и до, это тоже способствует моральному спокойствию. У нас нет проблем с препаратами. Любая проблема, которая возникает, подхватывается и на уровне руководства решается. Поэтому, я считаю, нам очень повезло.

Большую часть времени мы проводим на работе, то дежурим, то задерживаемся по вечерам. Ездим домой на личном транспорте, соблюдаем самоизоляцию. У нас нет контактов с близкими, на данный момент я живу в квартире одна. С детьми не виделась почти три месяца, общаемся только по скайпу. Мой муж — хирург, с ним тоже не могу общаться, поэтому пока в полном одиночестве.

Но мы с коллегами друг друга поддерживаем, переписываемся в общем чате в любое время. Даже вечером, когда приезжаю домой, постоянно с ними на связи. Мы помогаем друг другу в любом вопросе и проблеме, обсуждаем пациентов. Нет такого, что пациент «чей-то», он общий. Наталья Александровна, наш начмед, тоже постоянно на связи, ей можно позвонить хоть в час ночи, в три часа ночи на дежурстве. Она возьмет трубку, ответит и поможет. Мы стали большой семьей, у нас очень дружный коллектив. Не перестаю это говорить. Какие бы трудности ни были впереди, никто из нашего коллектива не оставит эту работу, не скажет, что выходит из строя. Мы все гордимся тем, что здесь работаем.

— А как близкие относятся к тому, что вы не видитесь?

— Вся семья меня поддерживает, они с ситуацией смирились. Даже была такая фраза: «Сколько нужно, столько и работай, а мы будем стараться все это вместе выдержать». Даже если я плачу по скайпу, потому что скучаю по детям, они говорят, что это временно, что это надо пережить, это во благо других, которых нужно лечить, спасать.

Это вдохновляет, стимулирует, и благодаря поддержке со стороны близких, детей мы понимаем, что должны сейчас держаться. У меня две дочки, одной одиннадцать лет, второй шесть. Младшая, конечно, скучает. Она не совсем понимает, почему мама не может приехать. А старшая пишет в поддержку эсэмэски, что гордится мной, что видела меня по телевизору, в журнале. Недавно заявила, что обязательно будет доктором, я даже не ожидала.

Портал E1.RU запустил проект «Спасибо, доктор!». Мы познакомим вас с 17 медиками, которые ежедневно борются с COVID-19. Также на нашем сайте стартовал онлайн, в котором мы будем публиковать ваши теплые слова в адрес тех, кто помог вам сохранить здоровье. Вовсе не обязательно, чтобы ваши истории были связаны с коронавирусом. Пишите нам во всех мессенджерах: +7 909 704 57 70.

Один из 17 медиков — уральский эпидемиолог, который вместе с коллегами проводит расследования по каждому случаю COVID-19. Прочтите интервью.