Всего пять врачей стоят на страже здоровья жителей Екатеринбурга в травмпункте ЦГБ № 2 на Московской улице. Они принимают пациентов с переломами, порезами, ушибами и укусами клещей. Во Всемирный день травматолога, 20 мая, мы поговорили с заведующим травмпунктом Ильей Латышевым. Он рассказал, как отделение справляется с потоком в 200 пациентов за день и почему выгорают медики.
Сотни пациентов за день
— Илья Валерьевич, карантин и самоизоляция сказались на работе вашего травмпункта? Пациентов стало меньше?
— Почти нет. Особенно много пациентов у нас было в начале мая, когда все поехали в сады. Я дежурил 5 мая, и к нам в травмпункт пришло больше сотни пациентов. Были дни, когда их было и за 200. Травмы — привычное дело для начала дачных работ. Один на гвоздь наступил, другой рубил дрова и повредил руку. К слову, покусанных клещами в этом году много.
— Сколько таких уже?
— Около 500. Они начинают идти еще в марте, но особенно много в майские праздники. Причем много пострадавших в садах в черте города, до 80% таких. Мы обслуживаем Верх-Исетский район, но к нам едут и с Широкой Речки, и из Мичуринского. При этом клещи кусают всех. Самому маленькому пациенту, которого к нам принесли родители, было всего несколько месяцев.
— Вот я нашел на себе клеща. Что мне делать?
— Лучше приехать к нам. Когда люди начинают клеща вытаскивать, редко достают его полностью, а потом одну его головку извлечь бывает сложно. Не нужно лить на него масло, не надо его поджигать. Просто приезжайте в город и идите в травмпункт, мы удалим членистоногое.
Дальше — если человек не привит, ставим ему иммуноглобулин. Но перед этим я советую сделать анализ самого клеща, поскольку он может быть переносчиком лайм-боррелиоза. Если анализ покажет наличие боррелиоза, то нужно будет обязательно пропить антибиотики. Но, если покусанный останется на даче, ему никто не назначит лечение.
— Сколько в прошлом году к вам обратились людей с клещевым энцефалитом?
— Трое. Да, это немного. Но всем остальным, несмотря на это, нужно следить за собой: проверять себя на наличие клещей, их может быть несколько, мерить температуру, следить за самочувствием. Один клещ на человеке может быть долго, а другой уже отпадет, и мы его не увидим.
— К вам тоже обращаются с тремя-четырьмя клещами?
— Да, но редко. В этом году у нас уже были пациенты и с тремя, и с четырьмя клещами. Как правило, это те, кто ездил в лес или работал на даче.
— Сейчас к вам приходят екатеринбуржцы старше 65 лет, которым рекомендовали сидеть дома?
— Они и сидят дома. К нам приходили пожилые женщины, которые неделю или две назад упали или поранились. За помощью не обращались: боялись. Но нога или рука болеть не переставали. Или люди просто устали психологически от самоизоляции. Для пожилого человека сломать руку или ногу легко, достаточно один раз упасть дома. Ко мне в последнее дежурство пришла женщина 76 лет. Упала дома, болит рука. На рентгене — перелом костей предплечья. Загипсовали, сейчас она дома, переживает, что временно не сможет работать в саду.
Травматология — опора стационаров
— Ваш травмпункт сравнительно новый. Его открывали к чемпионату мира по футболу?
— Да, нам через два дня будет два года, как мы начали работать. Свой день рождения мы помним.
— Пандемия заставила многих вспомнить о советской системе здравоохранения. И травмпункты появились вместе с ней. В чем их плюсы в сравнении с тем, что есть в Европе?
— Мы принимаем на себя огромный поток амбулаторных пациентов. За границей всем им пришлось бы обращаться в приемные отделения больниц. А это дополнительная нагрузка на врачей стационаров. Если речь идет о коронавирусной инфекции, это еще и дополнительный риск заноса этой заразы в стационар. В то же время мы находимся отдельно. Здесь предусмотрели всё: мытье травмпункта через каждые два часа, рециркуляторы воздуха, защитные средства для врачей, пациентов. И при том мы находимся отдельно от стационара.
А еще мы долечиваем пациентов после сложных травм. Например, после операций по эндопротезированию суставов, по возможности занимаемся реабилитацией. Стационары этим не занимаются. Кроме того, в травматологии могут выявить патологию: человек упал или неудачно пробежал, у него болит колено. Когда он попадет с этим в стационар? А если нужна будет операция — направим на операцию.
— Большие очереди сейчас из-за того, что в больницах оказывают только экстренную помощь?
— Сейчас появились люди, которым приходится ждать, когда откроют стационары для плановой помощи: убрать штифты, сходить на эндопротезирование и другие операции. Это десятки пациентов. Да, они есть. Мы ждем вместе с ними.
— Сколько врачей работает в вашем травмпункте?
— Постоянных шесть и один совместитель. Правда, сейчас всего пять постоянных. Один из наших, Виктор Олегович Мальков, по своему желанию стал врачом инфекционного госпиталя на базе отделения паллиативной помощи.
— Он проходил специальную учебу?
— Конечно, обязательную 36-часовую учебу прошли все наши доктора. Я и еще один наш врач отработали там несколько дней, когда только инфекционный госпиталь открылся.
— Сами так решили или начальство заставило?
— Мы, можно сказать, стали добровольцами. Тогда в госпиталь поступали в основном контактные. Как только у человека подтверждался положительный тест [на COVID-19], его сразу же переводили в 6-ю или 40-ю больницу.
Один наш врач за одну только ночь там принял 25 пациентов. Система в первые недели была такая: 20 пациентов выписывается, на их место поступает 20 других. Сейчас там настоящая «красная зона», но наш доктор держится, и мы все им гордимся.
— Страшно вам было?
— У нас была защита: костюм, очки, маска. У медиков страха там точно нет. Важно понять и запомнить простые правила: куда можно ходить, куда нельзя, что можно делать, а что нет. Уверен, мы все это переживем.
Делать, что должно, и верить в лучшее
— У вас такой сдержанный оптимизм. Это помогает в работе?
— Нужно всегда верить в лучшее. Мы не даем пациентам необоснованных гарантий, но на выздоровление настраиваем их всегда. Пациент должен идти за врачом, а как он за ним пойдет, если врач в негативе? При этом пропускать каждого пациента через себя у нас невозможно. Ты ему помог, посочувствовал, пока он лечится, хорошо. Но если помнить всех, то очень быстро выгоришь и не сможешь просто работать.
— А не возникает ощущения текучки? Одни пациенты уходят, вторые приходят, поток никогда не заканчивается…
— Поток и правда никогда не закончится. Но у нас есть принцип: какой врач принял пациента в первый раз, тот его и долечивает. Еще у нас есть дни повторных приемов. Мы стараемся сопоставить пожелания пациентов по времени приема и график врачей, чтобы медик видел пациента в динамике и ощущения «проходного двора» у нас не было.
— Вы в медицину пришли в 90-е. Изменилось ли отношение к врачам с тех пор?
— Работать травматологом я начинал в 1994 году в Челябинске в областной больнице. А в медицину пришел в 16 лет санитаром, сразу же попал в операционную. 90-е — это были годы криминала и в Екатеринбурге, и в Челябинске.
У нас в отделении была тревожная кнопка, на дежурство нам выдавали электрошокеры. Без инцидентов не проходила ни одна смена.
Но понятие «врач» даже для людей из криминального мира было чем-то святым. Напасть на врача, избить его — это было сверхъестественным.
Сейчас же люди изменились. В моем бывшем отделении в Челябинске избили молодого врача до сотрясения головного мозга, три месяца назад у нас в области избили в травмпункте врача и медсестру. Это ненормально, хотелось бы, чтобы население это понимало.