«Меня бросили родители, но я не сдался»: интервью с курьером без рук и ног, который мечтает об Играх в Токио

Победитель этапа Кубка мира по паратриатлону — 2019 Михаил Асташов, который в начале февраля устроился курьером в сервис доставки еды, дал нам свое первое большое интервью. Мы приехали в комнату общежития Лесотехнического университета, где живет спортсмен, и спросили, почему он пошел работать в «Яндекс.Еду», кто помог ему собрать деньги на соревнования, как он оценивает свои шансы на участие и победу в Паралимпийских играх — 2020 и что думает о родителях, которые отказались от него из-за инвалидности (Михаил появился на свет без рук и ног).

— Зачем профессиональный спортсмен, который готовится к Паралимпийским играм в Токио, идет работать курьером? Чтобы заработать на жизнь? На участие в квалификационных соревнованиях? Или это была пиар-акция сервиса по доставке еды, как предположили пользователи соцсетей?

— Я пошел в курьерскую службу, чтобы побороть свои страхи. Я стесняюсь знакомиться с новыми людьми, а работа курьером как раз предполагает общение. Мне хотелось испытать себя и получить новый опыт. Возможно, познакомиться с кем-то. С другой стороны, мне хотелось побороться с предрассудками людей.

Жить, как и все остальные люди.

— Получилось? Какая реакция была у жителей города?

— Мне кажется, что да, получилось. В основном люди реагировали положительно. Многие улыбались, когда видели меня, интересовались моей жизнью, кто-то удивлялся. Это не была пиар-акция, как вы говорите. Со сбором средств для участия в Паралимпиаде эта работа также не связана. Я думаю, что курьером вообще много не заработаешь, и, когда я туда шел, понимал это.

— Вы ожидали, что случайное видео прославит вас на всю Россию?

— Нет, я не думал, что видео вызовет такой ажиотаж. Сначала меня это смутило, я не знал, как на это реагировать. Поэтому не давал никаких интервью, никому не отвечал. Сейчас, когда ажиотаж немного спал, я решил все объяснить, потому что появилось много неверной информации, выдумок.

— Вы получили много сообщений? Что вам писали?

— Сообщений было так много, что я даже не мог прочесть их все. Чаще всего писали: «Молодец! Продолжай в том же духе!» Предлагали поддержку, в том числе финансовую, потому что прочитали, будто я собираю деньги на участие в Паралимпиаде. Но я хочу еще раз сказать, что это не так. Я об этом никогда не говорил. Это уже все придумали СМИ.

— После этой истории у вас увеличилось количество подписчиков в соцсетях. Только в инстаграме их уже 30 тысяч. Вы даже решили вести видеоблог. Хотите стать профессиональным блогером?

— Я думаю об этом, но не знаю, получится совмещать это со спортом или нет. Ведь в первую очередь я спортсмен. Но если получится параллельно заниматься соцсетями, то, конечно, я буду пытаться это делать. Раз спрос есть, если людям интересно за мной наблюдать, буду пробовать. Получится или нет, пока не знаю.

— Продолжаете работать в службе доставки еды?

— Уже нет. После ажиотажа, который поднялся вокруг меня, я перестал там работать.

— Сколько всего смен отработали?

— Одну смену.

— Сейчас чем-то занимаетесь помимо тренировок?

— Я работаю на кафедре физкультуры Лесотехнического университета и в спортклубе при минспорте. В мои обязанности входят популяризация и развитие инклюзивного спорта, совместных занятий инвалидов и здоровых людей. Я участвую во многих событиях, связанных с инклюзивным спортом. Например, перед Новым годом проводились соревнования по зимнему триатлону среди студентов разных факультетов. Я помогал организовать эти соревнования и судил их.

— Работа не мешает подготовке к соревнованиям?

— Нет, у меня гибкий график. И, если честно, больше времени я все-таки уделяю тренировкам. Благодаря Лестеху у меня есть доступ к тренировочной базе, где я занимаюсь в зимний период, кручу станок, бегаю на эллипсоиде.

— Вы живете в общежитии Лестеха (у Михаила крошечная комната, в которой помещаются только стол и две железные кровати-сетки. — Прим. ред.). Разве вам не положено жилье как сироте?

— Официально сиротой я уже не считаюсь. Когда мне исполнилось 16 лет, родители, которые живут в Бурятии, восстановили свои родительские права. То есть рассчитывать на государственное жилье я больше не могу. Я благодарен руководству университета за то, что мне предоставили жилье. Условия, которые здесь есть, вполне удовлетворяют моим нуждам.

«Собрать деньги на соревнования помогли меценаты»

— Вы просили Антона Шипулина помочь вам собрать 350 тысяч рублей на участие в соревнованиях в Австралии и в ОАЭ, которые помогут заработать очки и отобраться на Паралимпийские игры в Токио в 2020 году. Как вам удалось найти эти деньги?

— Антон Шипулин познакомил меня с представителями бизнеса, и они мне помогли. Средства были нужны не только для меня, но и для моего сопровождающего, в котором я нуждаюсь как инвалид первой группы. Также деньги требовались на подготовку к соревнованиям и на то, чтобы попасть на сборы.

— Можете назвать имена меценатов?

— Они не желают раскрывать свои имена, поэтому называть я их не буду.

— Вы встречались с ними лично? Какие вопросы они задавали?

— И лично, и с их представителями. Все было достаточно просто. Мы познакомились, поговорили. Они не спрашивали, на что конкретно пойдут эти деньги. Вопросы были другие. Например, какие у меня цели, для чего я все это делаю. Все прошло на позитивной ноте, и теперь я уезжаю в Москву, чтобы подготовиться к велосегменту. Там я буду ездить на треке. Также в Москве мне должны доделать беговые протезы, то есть я буду набирать форму в вело- и беговом сегменте. После этого из Москвы я поеду на мировую серию в Австралию, а в марте будет этап в Абу-Даби.

— Однажды вы сказали, что в России вам не могут сделать комфортные протезы для бега. Насколько удобны те, что у вас есть, и чем новые будут от них отличаться?

— Да, на длинных дистанциях протезы натирают мне ноги, сдавливают, появляется дискомфорт. Если дистанция от 5 до 10 километров, то все нормально, побегать в таких можно, но если больше, начинаются проблемы. В Москве сейчас мне дорабатывают профессиональные беговые протезы. Им делают другое крепление. Надеюсь, они будут лучше предыдущих, но сказать наверняка не могу. Это будет экспериментальная конструкция.

— Если бы у вас была возможность выбрать любые протезы, что бы это было и какова их примерная стоимость?

— Считается, что лучшие протезы делают за рубежом — в Израиле, в Америке. Сам я точно не знаю, просто слышал. Но и для российских протезов комплектующие заказывают за границей. У нас в стране производят только гильзы. Мне говорят, что ноги у меня нестандартные, «неправильные». Я ведь инвалид с рождения, поэтому ноги у меня не развиты.

Сам я себе беговые протезы позволить не могу. Они покупаются за счет государства. В Фонде социального страхования есть программа, в которой я участвую. Но суммы я не знаю.

— Какая у вас цель сейчас?

— Я хочу попасть на Паралимпиаду в Токио и быть там конкурентоспособным.

— Как вы оцениваете свои шансы?

— Спорт — это такая штука, которая бывает непредсказуемой. Шансы всегда есть, просто иногда больше, иногда меньше. Но, по словам моего тренера, за 2019 год я набрал неплохую форму. Этап Кубка мира показал, что я конкурентоспособен на международной арене. Могу идти и бороться. Например, у меня был отрыв от конкурента — 1 минута 30 секунд. Это много, если учесть, что бежал я после травмы с не до конца залеченной ногой. На Паралимпиаде конкуренция, конечно, будет выше. Паралимпийский год только начался, и попасть туда хотят все и работают для этого в усиленном режиме.

«Про меня говорят: "Смотри, кенгуру бежит!"»

— Когда вы начали заниматься спортом профессионально?

— В профессиональный спорт я пришел в 2012 году. Начал с плавания, пару раз ездил на легкую атлетику, но с ней не получилось. С плавания перешел в триатлон и до сих пор занимаюсь им. До этого тренировался на любительском уровне. Играл в бадминтон, в волейбол, многие виды спорта пробовал. Было тяжело физически, потому что таких нагрузок у меня никогда не было. Но меня поддерживал тренер, и я это преодолел. Нашел в себе силы. Родные меня тоже поддерживали.

— В Екатеринбурге есть условия для занятий паратриатлоном?

— Я в Екатеринбурге с 2018 года. У меня тут никого не было, я ехал к тренеру Владимиру Алыпову — и не прогадал. Здесь действительно есть практически все условия. В триатлон входят плавание, велосипедный спорт и бег. Проблемы только с велосипедным сегментом. У нас пока нет уважительного отношения к велосипедистам на дорогах, как на Кипре, куда мы ездим на сборы, или в других европейских странах. В Екатеринбурге доступен только зимний вариант, на байке.

— Как на вас реагируют жители города, когда вы пробегаете мимо них на легкоатлетических протезах?

— Бабушки, которые занимаются скандинавской ходьбой в лесопарке, когда видят меня, кричат друг другу: «Отойди, не видишь — кенгуру бежит?!»

— Вы росли недалеко от Екатеринбурга, в реабилитационном центре в Челябинской области. Какие воспоминания у вас остались от этого времени?

— Первые четыре года я провел в доме малютки, потом меня перевели в реабцентр. Там было весело, интересно. Поэтому воспоминания у меня только положительные. У меня до сих пор остались друзья, с которыми я переписываюсь, потому что встречаться не всегда получается. Помню, что мы хулиганили.

Также у реабилитационного центра был свой автопарк, мы крали ключи и пытались заводить машины, чтобы кататься на них. Пару раз покататься нам удалось.

— Жизнь подростков в таких центрах проходит за закрытыми дверями. Даже волонтеров туда неохотно пускают. Какие условия были в вашем реабцентре?

— Мой реабцентр был отличным. Там делали все, чтобы нам было комфортно — и психологически, и физически. Работали психологи, врачи, воспитатели, которые создавали для нас все условия, решали любые наши проблемы. Многие выпускники пошли по спортивной линии, как я, обзавелись семьей и живут обычной жизнью, растят детей. Все, кого я знаю и за кем слежу, живут как все, никто не опустился.

«Отказаться от меня родителей убедили врачи»

— Вы жили в реабцентре до 16 лет, а потом вернулись в Бурятию, где родились. Почему?

— Я родился перед распадом Советского Союза (сейчас мне 31 год). Это было непростое время, и родители от меня отказались. Сделать это их уговорили врачи. Они сказали, что мама с папой не смогут за мной ухаживать, что я «несамостоятельный», что я все равно «долго не протяну». Родители повелись на это. До 16 лет я считался сиротой. Но из центра на улицу не выбрасывают, подростков должны куда-то пристроить. Воспитатели стали искать моих родителей, попросили, чтобы они приехали, встретились со мной и восстановили родительские права.

— Что вы и родители сказали друг другу, когда увиделись спустя 16 лет?

— Сначала мы познакомились, просто поговорили. Даже не помню, что мы тогда говорили... Встреча прошла, как мне показалось, хорошо, без эмоциональных взрывов. Через какое-то время я поехал к ним в Бурятию.

— Слезы были?

— У родителей были, у меня нет. Все было достойно, нормально. Они согласились забрать меня, и я тоже решил поехать с ними. Так я оказался в Бурятии, где продолжал учебу.

— Была обида из-за того, что они вас оставили?

— Когда маленький был, наверное, обижался. Были моменты, когда к другим детям приезжали, привозили сладости, а ко мне никто не приезжал, ничего не привозил. В эти минуты обида была, а так — нет, не обижался. Я человек не злой, не конфликтный... Оказалось, что у меня большая семья. Это было для меня непривычно, ведь до этого я был сиротой. У меня двое братьев.

— Братья обрадовались, когда узнали о вас?

— Да, у меня с ними хорошие отношения. У меня есть младший и старший брат. Между нами всеми разница два года. Старший работает в нефтедобывающей компании оператором котельного оборудования, младший — помощником машиниста. Они родились полностью здоровыми. Мы перезваниваемся. Они мне помогают, я им. У нас все как у обычных людей. Я могу сказать, что обрел полноценную семью.

— Остальные родственники все эти годы знали о том, что вы есть?

— Не могу сказать. Мы стараемся этой темы не касаться в общении, живем сегодняшним днем, думаем о завтрашнем.

— Родители пожалели, что когда-то отказались от вас?

— Говорят, что пожалели. Но в каком-то смысле я даже благодарен, что так получилось. В реабилитационном центре меня научили самостоятельности и всему, что я умею. Я полностью могу себя сам обслуживать: стирать, кушать, готовить, убираться. Все что угодно — все сам могу. Если бы я жил в родительском доме, я бы этому точно не научился.