На Урале врачу ампутировали ногу из-за гангрены: медики занесли ему инфекцию времен Крымской войны

— Случилось невероятное: я за время пребывания в стационаре в XXI веке, при закрытой травме, при операции, которая по идее должна проводиться в абсолютно стерильных условиях, на фоне полного здоровья получил то, от чего умирали солдаты и офицеры во время Крымской войны, — газовую гангрену. Когда кругом были грязные ядра, а земля попадала в открытые раны.

Врач-психиатр Андрей Агафонов 25 лет работал в службе скорой помощи в Екатеринбурге. Так получилось, что из-за ошибки своих же коллег он стал инвалидом. При плановой операции в 36-й больнице ему занесли тяжелую инфекцию. Можно сказать, экзотическую в нынешних условиях. Чтобы спасти жизнь, ему пришлось ампутировать ногу. Во врачебной ошибке будет разбираться суд. Сам Андрей Борисович жертвой ошибки себя не считает — потому что не хочет быть жертвой. Поэтому и собирается бороться — как он сам говорит, «с системой», — чтобы такого больше не было в медицине, которой он посвятил 25 лет своей жизни.

6 апреля, в тот день, который изменил его жизнь, в их загородный дом в поселке под Арамилем приехали гости. Андрей с гордостью показывал им свои постройки: дом, гараж — все это он возводил своими руками. Поднимаясь по лестнице гаража, он оступился и упал. Гости были медиками — коллегами Андрея Борисовича. Они сразу определили, что у него, вероятнее всего, закрытый перелом. Все сделали как надо: обезболили, наложили шину и отвезли в Екатеринбург в 36-ю больницу. Андрей Борисович, работая в скорой, знал специализацию всех больниц и считал, что в 36-й больнице хорошая травматология. В приемном покое его приняли с шутками — врача скорой там хорошо знали.

Перелом оказался хотя и закрытым, но достаточно сложным. Требовалась операция. Чтобы подготовить ногу к операции, Андрея положили на две недели «на вытяжку» (ногу зафиксировали в вытянутом состоянии. — Прим. ред.). Это делалось для того, чтобы спал отек, нога расслабилась и хирурги смогли провести нужные вмешательства. 17 апреля провели плановую операцию — восстановили кости, наложили пластину.

— В первую ночь после операции боли были адские, — вспоминает Андрей Борисович. — Но я понимал, что это обычное дело, на это никто внимания не обращает. На второй день боли усилились. Мне говорили: это нормально, так и должно быть. А нога уже потеряла чувствительность, онемела, позеленела. Но вы понимаете, я врач. Я полностью доверял своим коллегам. И я понимал, что могу помочь им только тем, что не буду мешать им выполнять свою работу. И я не мешал, доверял, когда говорили «все нормально». А боль нарастала. Пошел запах, началось гнойное подтекание.

— Я ведь не хирург, а здесь люди с опытом. Делали рентгеновские снимки. По ним, якобы, тоже все было в порядке.

Позже Андрея Борисовича прооперировали повторно. Предположили, что зажата артерия. Но лучше не становилось. Первой не выдержала жена Андрея Оксана, она тоже медик, работает в реанимационной бригаде скорой. Пришла в ординаторскую возмущенная. После этого ее мужа забрали в гнойную перевязочную. А затем назначили антибиотик широкого спектра действия. Андрей Борисович уже плохо помнит эти последние дни в больнице. У него начался сепсис. Снова взяли в гнойную перевязочную, вскрыли швы. И увидели: нога омертвела. Уже позже, наконец, выяснилось что у Андрея оказалась газовая гангрена.

— Диагноз звучал невероятно, ведь операция должна проводиться в абсолютно стерильных условиях. И вдруг инфекция, которая косила солдат и офицеров во время Крымской войны.

Важное уточнение: газовая гангрена — тяжелое инфекционное осложнение ран, которое вызывается анаэробными (размножающимися без доступа воздуха) бактериями.

— Это нонсенс! И я как врач понимаю это. При закрытых травмах газовая гангрена не развивается, — объясняет Андрей Борисович. — Для ее развития нужна полностью анаэробная среда, без доступа воздуха. И второе условие — чтобы бактерия туда попала. А бактерия живет в земле, в грязи. В мирных условиях занести ее в организм возможно, например, при каких-то сельскохозяйственных травмах, если ногу раздробило гусеницей трактора.

Андрей Борисович говорит, что по правилам при выявлении такой инфекции отделение нужно было немедленно закрывать на чистку, а пациента изолировать в отдельную стерильную палату. Ничего этого сделано не было. Андрея по-тихому перевели в 23-ю больницу.

— Знаете, эта история не только о том, как плохо у нас в медицине, как плохо работают врачи, — говорит Андрей Борисович. — Эта история — и о моем спасении. Врачи 23-й больницы сделали все, положили все силы, чтобы спасти мне жизнь. У этой бактерии мощные токсины, они разлагают кровь, мышечную ткань.

Врача положили в специальную стерильную палату: до потолка плитка, в палате специальный режим, за которым следит эпидемиолог. Организовали «красный коридор» — каждый день специальными аппаратами обрабатывали палату, когда больного на время увозили.

Врачи в 23-ей больнице рассказывали, что до этого пациент с таким редким осложнением был 17 лет назад. Хотя последний случай был в Березовском: женщина с открытой раной умерла за четыре дня, спасти не смогли. Позже врачи признались жене, что тоже были готовы к самому плохому. Чтобы спасти жизнь, ногу пришлось ампутировать. Андрей с женой вспоминают: когда ему стало лучше, посевы на инфекцию стали отрицательными, радовалось все отделение — врачи, санитарки, медсестры.

— Моя реабилитация — это дело не только государства, но и мое, — уверен врач. — Потому что многие люди в такой ситуации неспособны встать с колен. Я как врач изучал статистику — люди, потерявшие ногу и не получившие протез в первые два месяца, так и не возвращаются к своей прежней нормальной жизни. А вот из тех, кто начал реабилитацию в первые два месяца, — 97 процентов возвращаются.

Андрей свои первые шаги сделал еще до выписки. Потом был реабилитационный центр на Московской, 12, о котором он тоже рассказывает с благодарностью. Друзья, коллеги помогли приобрести первые протезы — потому что на ноги надо было вставать как можно быстрее. Говорит, что скоро у него будут новые протезы, более дорогие и совершенные, уже за счет бюджета. Вернувшись домой, Андрей с женой тут же переоборудовали машину, сделали управление под левую ногу. Нужно было, вопреки всему, возвращаться к прежней жизни. Дочка врачей учится в Екатеринбурге, ее нужно каждый день возить в школу. Андрей рассказывает, что из-за ЧП дочке пришлось оставить мечты о фигурном катании, а она была в десятке лучших синхронистов Екатеринбурга, впереди были соревнования, но из-за пропущенных сборов и тренировок — возить было некому — дочка не попала туда, «конец мечтам».

На прежнюю работу в скорую Андрей Борисович вернуться больше уже не сможет. Условия врача-психиатра скорой порой экстремальные. Пациенты там особенные, иногда приходится бороться с ними. Но без любимой работы его обещают не оставлять. Начальство пошло навстречу, предложили работать врачом-экспертом. Да, работа кабинетная, не с людьми, но все равно в медицине.

После ЧП Андрей с женой обратились в страховую компанию, написали досудебную претензию в больницу.

— При встрече со мной первый вопрос у руководства: вы что хотите? — вспоминает жена Андрея Оксана. — Я сказала — хочу, чтобы нога выросла. Но руководство больницы дало понять, что виновными там себя не считают.

Страховая компания сделала заключение о грубых дефектах оказания медицинской помощи. Но в больнице не согласились с выводами, потребовали провести еще одну экспертизу. Заключение второй было еще жестче. Руководство больницы снова не согласилось с ней. Но и третья экспертиза подтвердила выводы первых двух: помощь была оказана с грубыми нарушениями.

Интересное совпадение: юрист Алла Латаш, которая будет защищать интересы пострадавшего врача, когда-то работала юристом в той же 36-й больнице.

— Да, я выступала на судах с другой стороны, я защищала интересы больницы от исков пациентов. Какие-то процессы я выигрывала. Но я видела системность нарушений, они носили постоянный характер. И пришло решение, что, имея опыт в травматологии, я должна встать на сторону пациентов. В этой ситуации, судя по всему, произошло следующее: перетянув при операции кровоснабжающие сосуды, при наложении жгута, нейтрализовали кровоснабжение конечностей. То есть создали условия, когда нет кислорода, — условия, чтобы анаэробная инфекция могла размножаться.

— Но откуда могла взяться инфекция?

— Единственный ответ: она туда попала при проведении операции 17 апреля. Не были проведены определенные асептические меры, не была соблюдена стерильность: это и белье, и очищенный воздух, возможно, не были стерильны металлофиксаторы. Кстати, очаг инфекции нашли именно под пластиной. В заключении страховой говорится, что уже на рентгеновских снимках можно увидеть наличие газа, характерное для газовой гангрены, но рентгенолог это не описала. Гнилостный запах — это тоже симптом, на который врач-хирург обязан был обратить внимание.

Сейчас семья обратилась с иском в Октябрьский районный суд. Пострадавшие хотят взыскать с больницы три миллиона рублей. Плюс расходы на лекарства, компенсацию утраченного заработка, ежемесячные бессрочные выплаты...

— Мы всегда строили свою судьбу сами, — говорит Андрей Борисович. — Чтобы дочка могла заниматься конным спортом — она очень любит лошадей, — мы десять лет назад продали городскую квартиру и переехали за город. Сам десять лет строил этот дом из коробки. И, получается, у моей семьи пытались украсть меня, поставить на грань выживания жену. Сейчас даже не могу гулять с собакой, удерживать ее на поводке.

Красавец-богатырь породы акита-ину, впущенный в дом со двора, ласкается к хозяевам. Андрей Борисович треплет пса и продолжает:

— Если я выжил после такого, я выживу дальше. Но таких случаев, как мой, больше быть не должно, я хочу этого добиться. Это тоже часть нашей реабилитации: если для себя не поставим точки — будем жертвами. Нарушения в 36-й больнице носили не индивидуальный, а системный характер. И эта система может ударить по всем. Я не хочу, чтобы был наказан какой-то отдельный врач, я не сторонник чистки рядов. Охота за врачом-вредителем — это не мое. Один конкретный врач не виноват. Ошибка может быть у любого. Но ошибка одного врача не приведет к таким грозным осложнениям, потому что правильная система оказания помощи просто не даст им развиться.