«Оля, а что мне капают?»: уральский кардиолог умер из-за врачебной ошибки

— Я даже не знаю, с чего начать рассказ, честное слово… Может, с того, что Андрей проработал в этой больнице, где его погубили, 36 лет? Что он чувствовал себя там как дома…

Ольга Николаевна — жена нижнетагильского кардиолога Андрея Карасева, погибшего из-за врачебной ошибки в своей же родной больнице — ЦГБ № 1.

Ту операцию, в январе 2019 года, ему назначили из-за сахарного диабета. При этом заболевании часто страдают сосуды, и из-за этого на пальце ноги началось воспаление, нагноение. Чистки не помогали. Тогда решились на удаление. Операция была несложная, не больше пятнадцати минут.

— В тот день я позвонила ему, он не ответил. Поняла: значит, Андрей уже на операции, — вспоминает Ольга Николаевна. — Тут же поехала в больницу, чтобы его покормить. С утра перед операцией есть нельзя. Доехала минут за десять.

Когда Ольга зашла в палату, муж только-только проснулся после наркоза. Лежал под капельницей. Она стала доставать из сумочки контейнеры с домашней едой, горячим бульоном.

— Я в первые минуты не обратила внимания на капельницу, Андрей меня предупреждал: не пугайся, буду под капельницей, должны поставить физраствор, так положено, — снова вспоминает Ольга Николаевна. — Спросил меня, который час, а потом сразу: «Оля, а что мне капают? Что-то мне нехорошо». После этих слов всё и началось. За секунды он стал меняться в лице. Я поняла, что всё дело в этой капельнице. Выскочила в коридор, закричала: «Помогите!» Подбежала медсестра. Я кричу: «Что вы ему капаете?» Она назвала препарат. Я закричала: «Вытаскивайте капельницу!»

Препаратом, который дали врачу после операции, был антибиотик «Цефуроксим». Антибиотики этой группы были противопоказаны Андрею Александровичу из-за аллергической реакции. Об этом знали все: и Андрей, и все его родные, и лечащий врач. В медицинской карте на первой же странице красной пастой были выделены два препарата, которые ни в коем случае нельзя давать Карасеву. Но ему все-таки дали его с капельницей, когда он был еще под наркозом, сразу после операции.

Медсестра вытащила иглу из вены.

— Но Андрей уже начал уходить, лицо посинело, — продолжает вспоминать женщина. — Медсестра в панике начала бегать, пришел лечащий врач. Прикрикнул на меня, выгнал из палаты. Я ждала в коридоре. Видела этот кошмар. Я, конечно, не медик, многого не понимаю. Но меня поразило то, что я видела: надо было проводить реанимацию, но кислород (аппарат), который подводился в палаты, всё это время был в нерабочем состоянии. Они начали пытаться подвести кислород с поста сестры. Нашли шланг, длины не хватало, стали наращивать трубки, совмещая с другим шлангом, заматывали скотчем. Девочка-медсестра худенькая, ее сил не хватало, держать давление она не могла, трубку срывало.

Приехал сын Александр.

— Я увидела, как бежит по коридору заведующая инфарктным отделением, коллега Андрея, они еще вместе учились в мединституте, знакомы очень давно. Она, когда услышала «Карасеву плохо», тут же сорвалась. Бежали с дефибриллятором. Через несколько минут она вышла и сказала нам с сыном: «Простите меня, мы ничего не смогли сделать».

Позже выяснилось, что никакая реанимация уже не помогла бы, даже если бы ввели антидот, последствия были необратимые. Врач-кардиолог умер в родной больнице от анафилактического шока, аллергической реакции на лекарство из-за того, что оперирующий врач просто забыл посмотреть в медицинскую карту.

На похороны к кардиологу пришли пациенты, коллеги: и со старого места работы — ЦГБ № 1, и с последнего — заводской поликлиники УВЗ. Самый большой в городе траурный зал не вместил сразу всех, кто пришел проститься. Стояли на улице, заходили по очереди.

Андрея Александровича любили и коллеги, и пациенты. Ему было 57 лет. Отработал 36 лет в Центральной городской больнице № 1. Потом ушел работать кардиологом в заводскую поликлинику при УВЗ. Это новый, современный медицинский центр для рабочих. Лечил сердце у заводчан. Не гонялся за должностями, намеренно избегал административных постов, хотя не раз предлагали стать заведующим. Он объяснял, что это не его, так и оставался простым кардиологом.

Один раз спас в самолете женщину. Он с семьей возвращался с отдыха в Турции. Пассажирке стало плохо с сердцем. Карасев реанимировал, провел непрямой массаж сердца. В другой раз в той же Турции спас тонувшего в бассейне мужчину: сделал искусственное дыхание, завел сердце непрямым массажем. На следующий день спасенный разыскал его, сказал спасибо. Андрей Александрович кивнул и вежливо попросил: «Только не пейте так больше, пожалуйста».

— Он всегда со всеми был одинаково вежлив, тактичен, — вспоминает его коллега Валентина Лучко, замглавврача медицинского центра Уралвагонзавода. Она знала его больше 30 лет, работали вместе. — Когда дежурили в приемном покое, нам ведь разных пациентов привозили: и пьяных, и шумных. Никогда он не позволил себе сказать грубое слово даже с такими.

Кажется, Валентина Степановна — единственная из коллег, кто вспоминает об Андрее Александровиче без слез. Начинает рассказывать весело, как будто он по-прежнему в своем кабинете. Рассказывает, как он, уже придя домой с работы, звонил в стационар, чтобы узнать, как там его пациент. И разные мелочи: какой у него был замечательный аккуратный почерк, который за столько лет так и не испортился. «Всё аккуратно, чтобы пациенты понимали, что пишет, важное по линейке подчеркнет». Под конец разговора всё-таки заплакала, признавшись, что до сих пор «не удаляет номер телефона Андрея», рука не поднимается, пусть будет как будто живой.

После смерти кардиолога было возбуждено уголовное дело по статье «Причинение смерти по неосторожности из-за ненадлежащего исполнения служебных обязанностей». Оказалось, что лечащий врач, который должен был оперировать Андрея Александровича и был в курсе его анамнеза, передал операцию своему коллеге — эндоскописту. Вообще-то, эндоскопист — это медик, который с помощью специальных приборов исследует внутренние органы. В общем, не хирург.

— Якобы в больнице у хирургов сильная загруженность, и завотделением — хирург — не стал сам оперировать, — говорит сын кардиолога Александр. — Перенаправил эндоскописту. Тот тоже прошел обучение как хирург, имел право проводить такие операции. Видимо, посчитали, что операция пустяковая, и передали ему.

Врач на суде признал свою вину. Сказал родным: «Извините…» Отказываться не было смысла: судмедэксперты установили прямую причинно-следственную связь между его действиями и смертью человека.

Суд вынес очень гуманный приговор медику за смерть коллеги: виновный даже не получил судимости. Ему назначили 25 тысяч рублей судебного штрафа в пользу государства. Все было по закону: суд учел, что преступление по части 2 статьи 109 считается преступлением средней тяжести, что у обвиняемого не было судимостей и хорошие характеристики. Эндоскопист предоставил справку о средней зарплате в 80 тысяч, сказал, что часть уходит на съем квартиры, часть на помощь родителям. На апелляцию родные подавать не стали. Снова ходить по судебным инстанциям тяжело. Пока они готовят гражданский иск к больнице о компенсации морального вреда.

— Знаете, параллельно с нашим процессом в городе шел другой суд, — говорит Александр. — Женщине назначили 30 тысяч судебного штрафа за то, что она незаконно прописала у себя в квартире семерых мигрантов. За прописанных мигрантов — 30 тысяч, а ошибка, из-за которой погиб человек, стоит дешевле — 25 тысяч.

В больнице после разбора истории виновному в смерти кардиолога объявили выговор. Сейчас тот продолжает работать в ЦГБ № 1 на той же должности.

— Стечение обстоятельств: сейчас у меня в том же отделении в той же самой палате лежит подруга. Я не могу к ней прийти, не могу зайти в эту палату, где потеряла мужа по такой глупой причине, — говорит жена Андрея Александровича.

Ольга Николаевна работает сейчас в школе завучем. До этого была на пенсии, после трагедии специально вернулась на работу, чтобы совсем не уйти в отчаяние и горе. Она говорит нам о том, что ошибки педагога и врача могут быть необратимы. Говорит хорошие слова про мужа, как его сейчас не хватает. Они прожили 26 лет. Сын Александр тоже, как и отец, спасает людей — работает в Службе спасения города.

Суд по делу смерти кардиолога, кстати, проходил примерно в то же время, когда разгорелся скандал связанный с массовым увольнением хирургов в Нижнем Тагиле, в том числе из ЦГБ № 1.

— Я наблюдал за этим скандалом, слушал, что эти врачи говорят, мол, такая нагрузка от следственных органов, что работать некогда! А я про себя думал: «Вы работайте нормально, никто вас не будет таскать по допросам», — говорит сын Александр. — Мы все понимаем, какая у врачей адская работа. Я это сам видел. Отец точно так же работал: шел в больницу после ночных дежурств. За 40 лет он никого не угробил. Хочу, чтобы эта история была уроком, напоминанием для всех врачей. О том, что нельзя работать халатно, бездумно, бездушно.

Недавно мы публиковали интервью с юристом, которая ведет громкие дела о врачебных ошибках. Так случилось, что она сама попала на операцию к врачам, против которых вела судебные дела. Прочитайте ее мнение о том, почему врачебные ошибки нельзя прощать.