Лечение онкологических заболеваний проходит тяжело — люди проводят в стационарах долгие месяцы, переживая побочные эффекты от химио– и лучевой терапии, восстанавливаясь после операций. Меняется их внешность: выпадают волосы, лицо отекает от гормонов. Пережить такие изменения непросто, а реакция посторонних только добавляет неуверенности в себе. Наша коллега журналист НГС Дарья Януш рассказывает, как это — в один миг остаться без волос и почему лысая женщина оказывается в центре внимания. Публикуем её авторскую колонку.
Полметра практически идеального блонда без секущихся кончиков и намёка на желтизну — вот что было у меня до апреля 2017 года. Последнюю короткую стрижку делала ещё до школы, а тут такая ирония судьбы, что всё старательно отращенное вот-вот отвалится.
Перед тем, как лечь в стационар, я сделала каре. Времени с выбором салона было немного, да и что тут выбирать, когда понятно, что через неделю ничего уже не будет. Пыткой оказалась необходимость объяснить парикмахеру, почему ты этого хочешь. Канцерофобия (страх онкологических заболеваний) настолько сильна, что при встрече с больными люди уходят в отрицание. Я объясняла мастеру, что правда больна, что завтра еду на первый курс химии, а она так растерялась, что с надеждой переспрашивала, не ошибка ли это.
Через пару дней после первой химии в тарелку с завтраком сам по себе упал с головы клок волос. Сбрить решила незамедлительно, потому что терпеть это было невозможно. Так поступают далеко не все больные. Одна девушка бережно собирала пряди в пакет, ей было сложно с ними расстаться. Она могла минут по десять смотреть вглубь пакета.
За меня же, кажется, больше переживали окружающие — многие вообще переносят свои страхи и эмоции на больных, не веря, что ты можешь не переживать по какой-то причине. И это далеко не про волосы.
Тот же салон, тот же мастер.
— А что, прям машинкой под ноль? А точно выпадут? Может, я вам оставлю миллиметров семь? — вопрошала мастер. У неё в руках от лёгкого прикосновения оставался клок за клоком моих волос, но она продолжала задавать эти вопросы. После пяти минут таких разговоров я начала закипать, но сдерживала себя и повторяла раз за разом, что прохожу лечение.
Сбрить волосы — это не просто шаг к смирению, а некий обряд инициации. Да, это случилось с тобой, и ты теперь один из тех лысых в масках.
И тут жизнь начинает меняться. Внезапно меня стали везде досматривать. Я ходила в той же одежде, с теми же сумками, но в шляпе, из-под которой было видно, что короткий ёжик на голове у меня растёт клочками. Меня постоянно останавливали в метро, но забавнее было в ТРЦ. На входе с парковки стоят рамки и охранники. Мы заходим с мужем, идём вместе, разговариваем, у него за плечами рюкзак, у меня в руках небольшая женская сумочка. Внезапно между мной и мужем встаёт охранник и требует показать содержимое сумки. То есть мужик за метр восемьдесят с рюкзаком его вовсе не заинтересовал, а скрывающую лысину молодую женщину с маленькой сумочкой, куда еле влез кошелёк и мобильный, он счёл очень подозрительной и потенциально опасной. Нет, я не обижаюсь, но методичка странная. Как только волосы отросли до полутора сантиметров привычной женской стрижки, ни один охранник или сотрудник метро меня ни разу не остановил. Не находите это забавным?
Я принципиально не носила париков, а вскоре отказалась и от платков. Относительно нормальные парики стоят от семи тысяч рублей, да и то большинство выглядят дешёвой мочалкой не первой свежести. Ещё в них жарко и неудобно — дома их не носят, в них выходят только в люди. А не слишком ли это — заплатить десятку и преть под нейлоном, чтобы кому-то было приятнее на меня смотреть?
С шапками и платками не проще, в них хорошо до середины мая, а дальше жарко, особенно летом. А вот тут уже можно встретить разную реакцию.
Многие люди скрывают свою болезнь не просто так — единичные пациентки решаются выходить без покрытой головы, в палатах постоянно обсуждают, мол, что, если соседи по дому увидят их лысыми. С одной стороны, в обществе восхищаются стойкостью людей с онкологией, им приписывают лучшие качества — храбрость, силу духа, умение идти до последнего, их называют борцами, а ремиссию — победой. Но такое восхищение есть, кажется, только в СМИ и блогах. Стоит только выйти на улицу, как ты уже не герой. Ты на собственной шкуре (точнее, лысине) познаёшь, что такое стигматизация.
В кафе женщина, стоя позади меня, отчитала ребёнка, чтобы тот не приближался ко мне, ведь «ты посмотри на неё, она же какая-нибудь заразная».
В переполненном троллейбусе никто не хотел садиться на соседнее место рядом со мной, потому что я ехала без шапки — конец апреля, в ней жарко. Это даже забавно, когда человек вбегает в салон, видит свободное место, спешит к нему, думая, как же ему повезло, но потом смотрит на меня, мешкается и отходит. В итоге на место плюхнулся мужчина под 50, он был таким уставшим, что сиди рядом с ним хоть инопланетянин — ему всё равно.
Люди, которые якобы всё понимают и хотят сильно угодить, ничем не лучше. В магазине аксессуаров, куда я зашла в поисках платка, девушка сумела замучить меня гипертрофированной услужливостью. Я даже не могла посмотреть товар. Такого внимания точно не будут оказывать человеку с грыжей позвоночника или камнем в почке, так зачем настолько усердно плясать вокруг онкобольного? Он не лишился рассудка, не превратился в неразумное дитя, с ним не нужно сюсюкаться — он такой же человек, как и все, только у него трудный период. Кроме того, возможность делать бытовые вещи, как и раньше (в этом случае — ходить по магазинам), дает ощущение, что ты не сломался, ты тот же человек, а происходящее — временные трудности. Не отбирайте это чувство, будь вы продавец или друг.
Согласны с автором?