— Врач выглядел нервным и раздраженным, как будто что-то знал и чего-то боялся, и отвечал резким голосом на все наши вопросы, стараясь при этом не смотреть нам в глаза, — вспоминают родители погибшей студентки.
В январе 2014 года в одной екатеринбургской семье случилась трагедия. Единственная дочка, 19-летняя Аня (имя изменено по просьбе родителей), попала в аварию, ее сбила машина. Это произошло в Москве, где она училась. Студентку доставили в московскую городскую клиническую больницу № 1, к этому моменту она уже впала в кому. Ее родители, узнав об аварии, сразу вылетели из Екатеринбурга в Москву, в 6:00 следующего дня они были в больнице. Дальше — несколько тяжелых дней посещений, молитвы, надежды на улучшение. Но через пять дней после аварии, 16 января, врачи сообщили родителям Ани о том, что ей стало хуже. А на следующий день почему-то отказались пускать их в палату к дочери без объяснения причин. В этот же день она умерла.
— 18 января 2014 года в 9:00 мать узнала о смерти дочери от похоронного агента. Сначала она не поверила в случившееся, потому что никто из ГКБ № 1 с ней не связался, хотя у врачей были мобильные телефоны обоих родителей, они записаны в историю болезни, — написано в исковом заявлении, которое тогда же было направлено в районный московский суд.
По словам адвоката Антона Буркова, в медицинском заключении не указали причину смерти Ани. Эта графа просто не была заполнена. Через месяц после смерти дочери, уже в феврале, мама Ани изучала материалы уголовного дела, возбужденного в отношении водителя машины, сбившего девушку. Неожиданно для себя она увидела там подробное описание изъятия органов ее дочери. Там было рассказано о трех удаленных органах Ани: сердце и почках. Как утверждают родители девушки, это число не соответствует действительности.
— Внутреннее исследование судебно-медицинским экспертом тела Ани показало, что в ГКБ № 1 также удалили часть аорты, нижнюю полую вену, надпочечники и кусок нижней доли правого легкого — то есть еще четыре органа. Акт об изъятии органов направили судебно-медицинскому эксперту для проверки, но не предоставили родителям. ГКБ № 1 не дала никаких объяснений несоответствию числа изъятых органов количеству зафиксированных в акте, — значится в исковом заявлении.
Стоит ли говорить, что ни Аня, ни ее родители никогда не давали разрешения на трансплантацию органов и не изъявляли желания стать донорами. За все посещения и при многочисленных разговорах с врачами и работниками больницы родителям девушки не сообщили о планируемом изъятии органов, не предоставили возможность выразить свое согласие. Как итог — они обратились в суд с требованием возместить семье моральный ущерб — 500 тысяч рублей маме Ани и по 250 тысяч двум бабушкам. Как утверждается в заявлении, все они получили серьезные психологические травмы после трагедии.
— Факт тайного изъятия в ГКБ № 1 органов Ани значительно подорвал здоровье родственников. Ее бабушка часто плачет, не спит по ночам, принимает успокоительные и сердечные лекарства, не ест в течение нескольких дней, — говорит адвокат Антон Бурков.
Отец Ани после трагедии впал в депрессию и отстранился от семьи. В суде дела у родственников пока не складываются. Оказывается, по закону врачи имеют право использовать органы умершего человека, не спрашивая разрешения у его родственников. Главное, чтобы не было четко выраженного отказа, это называется презумпцией согласия. Если пациент или его родственники не выразили явное несогласие на трансплантацию органов, значит, они на нее согласны. Вот что говорится в ответе Конституционного суда РФ на заявления родителей Ани.
— Презумпция согласия базируется на признании негуманным задавать родственникам практически одновременно с сообщением о смерти близкого человека либо непосредственно перед операцией или иными мероприятиями лечебного характера вопрос об изъятии его органов.
Пройдя все остальные инстанции, семья погибшей девушки в 2016 году обратилась в Европейский суд по правам человека. Они настаивают, что отказ в посещении дочери за несколько часов до ее смерти и последующая трансплантация органов без согласия родных — это нарушение их прав и нанесение морального вреда. Однако кажется, что главная проблема этой истории не в нарушении закона, а в незнании некоторых правовых норм гражданами. Большинство людей просто не знают о том, что, если они не дают согласия на трансплантацию, это не значит, что ее не будет. Недавно наши коллеги из Тюмени рассказывали очень похожую историю о погибшем парне Юрии. Его родные даже пошли штурмовать больницу, в которой, по их мнению, совершено преступление.
Адвокат Юлия Федотова не уверена, что у этого иска есть шансы в Европейском суде по правам человека.
— Весь вопрос в том, что люди не знали, что органы собираются изымать, да и вообще о своих правах в указанной сфере осведомлены не были. То есть это вопрос уже философский: надо ли узнавать свои права самостоятельно, или о них кто-то должен рассказать, — рассуждает Федотова. — Формально я не вижу тут нарушения закона. И не очень понимаю, с чем именно они идут в ЕСПЧ. Какое из прав, гарантированных Конвенцией, нарушено? Момент с недопуском родных в реанимацию. Только в 2019 году были внесены соответствующие изменения в ФЗ, которые это допустили. На момент трагедии такой нормы не существовало, потому — формально опять же — это не нарушение, к сожалению.
При этом очевидно, что трансплантация органов — это не только окончание одной жизни, но и спасение другой. Почитайте, как живет уралец, которому пересадили сердце девушки. Теперь он празднует день рождения дважды в год.
Нужно ли спрашивать у родственников разрешение на трансплантацию органов их умирающих или умерших родных?
Фото: Артём Устюжанин / E1.RU; Ирина Шарова; 74.RU