«С допроса я бежал спасать женщину с кровотечением»: интервью с гинекологом, обвиненным в наркосбыте

— Я не злюсь на медсестру, которая на меня донесла. Это не от большого ума. Меня больше поражает, что органы, где работают серьезные, умные люди, возбудили дело против меня. Я же весь на виду. Какой я сбытчик? Живу и работаю. Работаю и живу!

Олег Баскаков — врач-гинеколог районной больницы в Новой Ляле. В одночасье он стал героем федеральных новостей: желая облегчить боль пожилой пациентке, поступившей к нему с выпадением матки, распорядился поставить ей сильные обезболивающие препараты. Но принадлежали они не больнице, а лично врачу — остались после смерти мамы, которая недавно умерла от рака. Срок годности еще не прошел, и Олег Баскаков отдал две ампулы медсестре. Она решила сообщить об этом в органы, против врача завели уголовное дело по двум статьям — «Незаконный оборот сильнодействующих веществ в целях сбыта» и «Незаконный сбыт наркотических средств». Ему грозит до восьми лет лишения свободы.

Олег Владимирович — единственный гинеколог в Новой Ляле, работает там уже три года. Приехал из Челябинской области, попав в миасской районной больнице под сокращение. В его рабочей биографии есть почти героические моменты, которые он сам считает вполне будничными. Несколько лет назад, например, он спасал пациентку, у которой подозревали внематочную беременность. Начал операцию — оказалось, разрыв селезенки, три литра крови в животе. И как назло, порвалась перчатка.

— Да что перчатка. Весь костюм, нижнее белье, все было перепачкано кровью, — вспоминает он. — Но в итоге спасли.

Позже выяснилось, что женщина была ВИЧ-инфицирована. Баскаков год стоял на учете в СПИД-центре, сдавал анализы. Недавно, когда уже шло следствие, его сняли с учета. Хоть что-то хорошее случилось у него за последнее время.

Пока за врача заступилась свердловский омбудсмен Татьяна Мерзлякова, сделав на сайте заявление, что «вместо борьбы с реальной наркоторговлей, когда надо действительно потрудиться, наши правоохранители охотятся за честно выполняющими свою работу врачами, за несчастными мамами больных детей, которым государство годами не сертифицирует применяющиеся за рубежом действенные препараты, и они вынуждены самостоятельно искать способы спасти детей и заказывать препараты за рубежом, а потом отправляться под суд за ввоз несертифицированных препаратов».

Сегодня состоится очередное судебное заседание, на котором прокурор должен запросить наказание дляОлега Владимировича. Накануне мы поговорили с врачом.

— Расскажите о пациентке, после которой вы попали под следствие.

— Пожилая женщина, 74 года. К нам поступила с полным выпадением матки. Я памперс отдирал от язв, обрабатывал левомеколем. По ночам она кричала от боли. Тогда отдал медсестре две ампулы. Одна с препаратом трамадол (психотропный анальгетик), чтобы снять боль, вторая с сибазоном (транквилизатор), чтобы поспала, отдохнула. Ампулы она положила к себе в сейф, и уже на суде я узнал, что медсестра сразу позвонила на сотовый оперативнику наркоконтроля. Я не знаю, откуда она взяла номер телефона. После нее на этот же номер оперативника позвонил главврач нашей больницы. Может, медсестра поставила ему ультиматум: или тоже звонишь и доносишь, или за сокрытие пойдешь под статью.

— Женщина, которой вы хотели помочь, поддерживает вас?

— Нет. У нее болезнь Альцгеймера, она никого не узнает. Показания давать не может.

— Вы спрашивали медсестру, которая сообщила про вас в органы, зачем она это сделала?

— Нет. Мы встречаемся каждый день в больнице, но не разговариваем. У нас были не очень хорошие отношения. Мы разные люди, она грубоватая, воспитывалась в детдоме… Да и не в ней дело. Та, которая донесла, — не от большого ума. Меня удивляет, что органы возбудили дело, прокуратура утвердила обвинение, все довели до суда. Я следователю говорю: ампулы остались после лечения мамы, умершей от онкологии. А он пишет: приобрел у неизвестных лиц с целью сбыта. Я говорю: у меня медицинская карта мамы есть, могу предоставить, приобщите к материалам дела. Он мне: не надо... Ну какой я сбытчик? Я ведь весь на виду, живу и работаю, работаю и живу. Прямо в больнице, в здании роддома.

— Вы прямо в роддоме живете?

— Да, он закрылся несколько лет назад. Жилье ведомственное, которое обещали, так и не дали. Мне особо много не надо. Деньги я почти все сыну пересылаю, он в Москве, только-только закончил училище имени Гнесиных. Музыкант.

— Другие коллеги в больнице вас поддержали?

— Только один готов открыто поддержать. Константин Остриков, раньше у нас в больнице главврачом был, сейчас возглавляет медицину катастроф Северного округа: Краснотурьинск, Серов. Из Москвы приезжали, из общественной организации «Лига защиты врачей», могут на судах поддерживать. Местные коллеги — на словах. Но вот когда попросил гинеколога из соседней Лобвы выступить в защиту, сказать, что пациентке действительно нужны были эти препараты, он отказался. Боится. Опасно сейчас врачом работать: не за одно, так за другое под суд могут отправить.

— А пациенты сочувствуют вам?

— Да. Они могут с лозунгами-плакатами прийти. Но я считаю, это неправильно — давить на суд. Он должен быть независимым. Сначала сам куда только не обращался — к депутатам, на прямую линию с Путиным. Ни ответа, ни привета.

— Вы все это время, пока под следствием, продолжали работать?

— Конечно, находясь под подпиской (о невыезде). Тут работать-то больше некому. А вообще хорошая идея для Скворцовой или Голиковой — как бороться с нехваткой кадров в глубинке. Заманить врача высокими зарплатами, а потом завести уголовное дело против него — и под домашний арест, чтобы никуда не убежал. Как-то, когда был на допросе, звонят из больницы — привезли женщину с кровотечением, отслойка плаценты, 37 недель беременности. А вы знаете, что такое отслойка плаценты? Если срочно не помочь, потеряем и женщину, и ребенка. Я по-быстрому что-то там подписал у следователя — и в больницу бегом.

— Успели?

— Да. Живы и женщина, и ребенок.

Сейчас Олега защищает юрист Георгий Краснов из екатеринбургского бюро адвоката Сергея Колосовского. По его словам, попасть под уголовную статью за сбыт и хранение можно далеким от наркотиков и криминала людям.

— Есть категории лекарственных средств, за которые можно попасть под статью 228 Уголовного кодекса (незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов). Часть препаратов можно хранить, только если есть рецепт. И уж тем более — нельзя отдавать или перепродавать! Списки в свободном доступе.

— А если эти препараты остались после умерших родных?

— Родственники обязаны их сдавать в течение трех дней после смерти больного в медицинскую организацию. Даже если осталась одна ампула, можно попасть под уголовную статью. Уточним: эта строгая мера касается в основном наркотических препаратов. Но есть еще препараты психотропные и сильнодействующие. Как, например, в деле Олега Баскакова. У него были именно такие. Их хранение (в небольшом количестве) абсолютно законно, сдавать их никто не обязывает. Но если захотите продать их как ненужные через интернет, то вам грозит до восьми лет, попадаете под уголовную статью.

— А если передать безвозмездно, отдать знакомым, которые нуждаются?

— Это уже квалифицируют как сбыт. Также попадаете под статью. Но у Баскакова другая ситуация: препарат был передан по медицинским показаниям, он как врач имеет право на это. Да, нарушил ведомственную инструкцию. Нужно было сначала написать лист назначения этих лекарств в медкарту, оформить документы. Он бы это оформил позже, задним числом, так делают. Сам Баскаков объясняет: пошел бы по официальному пути, соблюдая все формальности, — пациентка не получила бы препараты в ту ночь и снова не смогла бы уснуть. Хотел помочь, чтобы отдохнула, поэтому принял такое решение. Но это не преступление, это нарушение ведомственных инструкций, за которое предусмотрены выговор, замечание. И следственных органов это никак не касается. Но его пытаются осудить как торговца наркотой! Следствие даже не пыталось выяснить, насколько пациентка нуждалась в препаратах, ни один врач, кроме обвиняемого, допрошен не был.

Уральские врачи нередко становятся фигурантами уголовных дел. Мы публиковали интервью с юристом, которая защищает медиков в судах, в отличие от Юлии Майоровой, которая встает на сторону пациентов.