"В комнате стояла кроватка и гробик": екатеринбурженка наказала врачей роддома N 20 за смерть сына

Сегодня Чкаловский суд поставил точку в деле екатеринбурженки Ольги Ланец и 20-го роддома. Именно в роддоме МБУ ДГБ № 20, расположенном на Дагестанской, 3, родился их с мужем долгожданный первенец Владик. Но малыш прожил чуть более двух месяцев. Почему так случилось, Ольга рассказала по порядку. Она помнит всю свою беременность буквально по дням, хотя прошло уже три года.

Женщина вспоминает хамство больничного персонала (от технички до завотделением), неработающее оборудование и не сделанное вовремя УЗИ.

Как рассказала Е1.RU Ольга Ланец, беременность была одним из самых счастливых периодов её жизни. Муж взял на себя все заботы о будущей маме, а Ольга уволилась с работы и занималась обустройством быта без стрессов и лишних тревог. Проходила вовремя все обследования и наблюдалась в женской консультации. Единственное – в беременность перенесла болезнь почек, но пролечилась, и все анализы стали вновь в норме.

– Рожать я хотела в платной клинике. Но я понимала, что вся нагрузка ляжет на мужа. А мы уже закупились детскими вещами, купили кроватку, коляску. Решила, что все рожают, и я рожу. Тем более, что по всем анализам сынок развивался хорошо. Выбрала 20-й роддом на Дагестанской, 3. Хотя даже врач в женской консультации удивилась моему выбору, – рассказывает Ольга.

Плод был крупным, и ближе к родам у Ольги стали появляться отёки и скакать давление.

Ольга вспоминает, что попросила врача дать направление на госпитализацию в роддом. Она приехала, когда заканчивалась 37-я неделя беременности, но её предупредили, что впереди мартовские праздники, и никто даже капельницу не поставит. Посоветовали приехать 11 марта, она так и сделала. К ней прикрепили врача Татьяну Биюн, которая показалась Ольге очень приятной.

– Врач такая очень приятная, высокая, красивая, ухоженная, всегда улыбается, я ей тоже. Мы как-то с ней подружились, так скажем. Я почему-то была уверена в ней, доверяла. Думаю – вот как мне с ней везёт. Мне всю дорогу везёт, что такое-то?! Переплюнула. В пятницу она ко мне приходит, 14 марта, и говорит: "Оль, у тебя по анализам всё хорошо, хочешь домой на выходные? Погуляешь, с мужем повидаешься, с мамой?". Я: "Конечно, хочу", – вспоминает Оля.

На 38-й неделе её выписывают домой. С выпиской она поехала к своему врачу в ЖК. Это решение коллег врача очень удивило.

– Она говорит: "Оля, 22 набранных килограмма за беременность, как они тебя выписали?" Я говорю: "Ну вот выписка у меня, мне сказали явиться 24-го". Она говорит: "Вот будь я на их месте, я бы тебя прокесарила. Потому что с таким весом куда ещё ходить? Ты наешь, напьёшь, мало ли что?". Я говорю: "Как сказали, так и делаю", – описывает те события Ольга.

25 марта был срок родов. Перед этим будущей маме не сделали УЗИ, хотя в листе назначений было указано, что его сделали. Врач объяснила, что по КТГ (кардиотокография) всё хорошо, зачем лишний раз ребёночка тревожить.

– Ну ладно, что я буду спорить? Ей же видно, она каждый день ходит, слушает живот, и не первый день. Это было первый раз, когда я лежала. Второй раз уже закрались сомнения, потому что я опять вижу этот лист назначения, и снова вижу, что пометили, будто сделали УЗИ. Я спрашиваю у своего врача: "Почему остальным всем делают УЗИ?". 26 марта я начала немного на неё "наезжать". "Сделайте УЗИ, ну сделайте УЗИ!". Она сказала, что аппарат у них находится где-то на нулевом этаже, в подвале, и он практически не рабочий, как она мне объяснила. И, мол, даже если я тебе сделаю УЗИ, мы ничего не увидим. По результатам последнего УЗИ у тебя всё хорошо. Я спрашиваю, зачем тогда других водите? Она сказала, что у них по КТГ не самые хорошие показатели, поэтому мы ходим на УЗИ подстраховаться, сердцебиение прослушать. И говорит: "Я сама делаю УЗИ, и у меня чисто физически времени нет". Мне так её стало жалко, думаю, ну куда разорваться врачу? – признаётся Ольга.

Роды всё не начинались, а было уже 28 марта. Врачи решили стимулировать их начало, но не сказали будущей маме, как это будет происходить.

– В субботу я лежу, в 11 часов, слушаю музыку, Биюн со спины подходит, по плечу меня хлопает, говорит: "Пойдем, я тебя в кресле посмотрю?". Я в непонятках. Думала, может, хочет поговорить со мной про стимуляцию, обговорить нюансы, выбрать метод… А нет, она спрашивает про самочувствие. Говорю, что всё нормально. Спрашивает: "Есть хоть какие-нибудь позывы-то?" Я говорю: "Ну честно, нет. Мы нормально: он ест, спит, я тоже". Прошу её: "Может, прокесаримся? Я хожу, мне чем дальше, тем сложнее, я боюсь. Мне в 37-ю неделю в ОПЦ ставили 4 кг. Вдруг не рожу? Большой ребёнок. Он там поди уже 4,5". Она говорит: "Да, ребёночек-то у тебя крупный". Как она это поняла – не знаю, УЗИ же она не делала, может, по размеру живота – живот огромный был. Она говорит: "Ребёночек крупный, но зачем тебе, молодой, шрам на животе? Ты не переживай, если что-то пойдёт не так, мы тебя прокесарим". Я думаю, врач же, ну ладно… Пошли смотреться, я залажу на кресло, она рукой туда проникает, и через 2 секунды побежала вода, – вспоминает Оля.

Врач пальцем вскрыла околоплодный пузырь и заверила: "сегодня ты у меня зарожаешь". Не спицей. А в истории родов это событие описано как "преждевременное излитие околоплодных вод". Это была суббота, день, когда учреждение нацелено не на стационар, а больше на тех, кто поступает на машине скорой помощи. Во время родов пациентке стало невыносимо больно. Через капельницу капал гормон окситоцин. По словам пациентки, он бежал прямо струёй. А аппарат КТГ показывал разные значения. Медсестра сменила три аппарата. Схватки шли каждую минуту. Пациентку на это время, по её словам, оставили одну.

– В таком положении я с капельницей иду в коридор. Звала медсестру Жанну, она не подошла. Выхожу в коридор, как бабушка с горбом, стою перед ней. Говорю: "Мне так плохо. Я не могу вообще дышать. Помоги мне, позови врача". Она высокая девушка, а я, согнутая в половину её роста, стою перед ней с огромным животом, с капельницей, и её это не напрягает, она даже не встала. Сидит, спокойно разговаривает со мной, говорит: "Вот, сейчас врач роды принимает. Все родовые заняты. Она освободится и придёт". Я говорю: "Ну ты мне помоги хотя бы до палаты дойти". Она говорит: "Иди." Я говорю: "Так я не могу идти!" Она сидит, в "Молочную ферму играет" на мониторе над столом. Ну всё, думаю, не дождусь. Плюнула. Минут 20 я шла до своей кровати, в этой же позе, – рассказывает Ольга.

Дальше будущая мама вновь попросила врача её прокесарить, но ей поставили вторую капельницу. И сказали, что "вот через час точно родишь". Как развивались события, Ольга помнит смутно.

– Она мне ещё добавила этого окситоцина, я снова встала. В палате стою, и бежит вода. Сильно бежала. Подо мной уже лужа образовалась. Зашла техничка, говорит: "Ты что делаешь?", я говорю: "Так вот, вода бежит". Она мне кинула простынку, говорит: "Затирай". Я опешила, конечно. Говорю: "Я же здесь не работаю, я рожаю. Мне плохо очень". Она сама подтёрла, кинула мне эту простынку на кровать, говорит: "На неё и ляжешь", – говорит Ольга.

По словам Ольги, появиться на свет малышу помогала локтем Татьяна Биюн, давила. Ребёнок родился, но не закричал.

– Помню, длинная такая, толстая пуповина была, а он повис на руке и всё… Без эмоций. Пуповина ещё даже не была перерезана. Они такие хлоп-хлоп, а он ничего, никаких признаков… Ни ручкой, ни ножкой, не закричал. Никаких признаков жизни. Они быстренько пуповину перерезали, положили на детское место, начали его согревать, обтирать, что-то, я слышала, высасывали, отсасывали. А у меня разрывов не было, они меня просто обработали, одеялком накрыли и всё, я никаких травм не получила, ни одного шва не накладывали. Я спрашиваю: "А почему не плачет, не кричит? У других все орут, я наслушалась на весь день". А у меня ситуация, ребёнок без сознания. Они минутки три пытались откачивать сами, ничего не получилось. Биюн вызвала реаниматологов с 1-го этажа, – описывает те события Ольга. – Я реву уже, сначала дикая боль была, я не плакала, а тут уже не больно, но я реву, не понимаю, что случилось. Биюн подошла ко мне, говорит: "Олечка, знаешь, роды – это лотерея. Ну что я могу сказать? Ребёночек тяжёленький". Они выключают свет и уходят. Все! Абсолютно все! Я лежу в тёмной комнатухе, времени почти 9. Какой-то свет горел чуть-чуть… Сказали 2 часа лежать. Все ушли. Никакую бирочку на руку мне не принесли, никто ничего не сказал, никто ничего не объяснил.

Спустя два часа заглянула санитарка, но телефон Оле подать отказалась, сказав, что "не положено".

– Эта санитарка, которая убиралась, ещё сказала: "Если выживет, так дадут тебе бирочку, а не выживет, так не дадут." И вот через 10 минут она приносит мне эту бирочку на руку. Не Биюн, не кто-то, а санитарка. Она надела мне её, говорит: "Вот! Видишь? Живой! А ты ревёшь". А мне как-то полегче стало. Меня подняли в отделение, – продолжает свой рассказ женщина.

Врач Биюн в тот вечер так и не пришла и не объяснила, как так вышло, что ребёнок в реанимации в крайне тяжёлом состоянии. Врачи сказали маме, что во всём виновата она сама, ведь была внутриутробная инфекция, которая поразила малышу мозг. Ответа на вопрос, откуда она взялась, ведь анализы были хорошие, Ольга не получила. Она сцеживала сыну молоко и кормила через трубочку.

– Днём я пришла к сыну, меня ждал заведующий родовым отделением Шибанов. Он одной рукой путь мне перегораживал, и я между его рук оказалась. В руке он держал мою обменную карту и говорит: "Тебе рассказали, что с ребёнком?" От него воняло перегаром. Я отвечаю, что рассказали, но я не могу понять, откуда я взяла эту инфекцию. Какая инфекция, если парень родился на 3 500 г, крепыш. Они через два дня получили анализы на инфекции, и результат был отрицательным. Они мне об этом не сказали и все 5 дней говорили, что это инфекция, – вспоминает Ольга. – А заведующий родовым отделением говорил, что мы всё равно найдем причину, мол, это я вся больная, и врач тут ни при чём. Я поднялась в палату, у меня была истерика. Потом он бегал и искал меня. Звал из палаты и спрашивал, всё ли я поняла. Он два дня меня пугал, а потом отстал.

Екатеринбурженка до последнего верила, что ребёнок оклемается. 4 апреля маму с сыном перевели в 10-ю больницу. Попросили в роддоме подписать бумагу, что мама заберёт ребёнка из больницы при любом диагнозе. Из "десятки" их перевели в 11-ю больницу, где Влад умер спустя 20 суток.

– После смерти патологоанатом поставил диагноз – пневмония. А в действительности мозг у ребёнка разложился, был некроз. С этим мы будем разбираться дальше. Во всех этих больницах были жёсткие и равнодушные врачи. В 10-ке мне говорили, что вообще бы такого не стали реанимировать. А в 11-й ему клали лёд на голову, потому что температуру 38,8 они ничем не могли сбить. Я не довольна вообще никем, ни 10-й, ни 11-й больницей, – говорит мама.

Врач Биюн, по словам Ольги, даже на суде не смогла объяснить, почему так вышло. А позже эксперты установили, что ребёнок родился с асфиксией тяжёлой степени. Из-за того, что врачи не выявили, что ребёнок задыхается, они и не стали менять тактику родов на кесарево сечение или наложение акушерских щипцов. Вокруг шеи малыша была обвита пуповина, но этого никто не увидел: УЗИ же не сделали.

– И спустя 3 года на суде Биюн сказала, что не знает, почему так получилось. Мне не сделали УЗИ, я просила. Мало того, что есть правовой акт, который заставляет их это делать. КТГ-аппараты, не моя вина, что они сломаны. Я пришла рожать, откуда мне было знать? И когда врач обещает: "Я сделаю тебе кесарево, когда что-то пойдёт не так". Я спрашиваю: "А почему не сделали кесарево?", а она говорит: "Так я не поняла, когда там что-то не так пошло, аппараты сломаны". Судья спрашивает: "Вы могли по этому снимку определить, что ребёнок пострадает?", она говорит: "Честно, нет". Так что за цирк? Надо мной поиздевались просто, – считает Ольга.

Екатеринбурженка пережила сильнейший стресс. Выйти из депрессии помогла только новая беременность.

– Когда он умер, я понимала, что нужно готовить гробик, искать место на кладбище. Это ужасно. Представляете, дома стоит заправленная детская кровать и гробик, – вспоминает Ольга. – Через 4 месяца после родов я снова забеременела. Я родила дочку в 40-м роддоме, на 9 баллов по шкале Апгар. У меня родилась девочка на 9 баллов. Сейчас ей 2 года 3 месяца, золотой ребёнок. А куда делась инфекция, я её не лечила? Почему 0 и 9? Да потому, что и тот должен был родиться здоровым. И я, с тех пор когда поняла, что девочка родилась здоровой, начала копить деньги. Я прочитала на E1.RU про Вадима Геннадьевича, и через год мы впервые встретились. В сентябре мы подали иск.

По её словам, роддом предложил всё мирно решить, предложив миллион рублей.

– Вадим Геннадьевич спрашивает: "За что вы даёте эти деньги? Это вы вину свою признаёте?", они отвечают: "Нет, не признаём". Так о чем мы разговариваем? Я говорила, что меня не устроят деньги. Я нормально живу. Я хотела, чтобы официально по всем экспертизам было: виноваты, виноваты, виноваты! А потом уже деньги. Я ему памятник поставлю хороший, самый красивый на всём Нижнеисетском кладбище, – говорит женщина.

Эксперты из Санкт-Петербурга дали ответы на спорные вопросы. Они подтвердили, что были дефекты оказания пациентке медпомощи.

По решению суда больница должна выплатить маме мальчика 1 200 000 рублей компенсации морального вреда, а отцу – 1 000 000 рублей. Также будут возмещены судебные расходы, это около 200 000 рублей (оплата адвоката, проведение видеоконференцсвязи и судмедэкспертиза).

– Знаете, мне стало спокойно, мы всё, что могли, сделали. Спасибо адвокату. Но если бы я сомневалась, что была моя вина в этом, я бы не пошла в суд, – сказала Ольга после заседания.

В Горздраве E1.RU прокомментировали судебное решение, которое вынесли в отношении больницы.

– Судебное решение вынесено, Управление здравоохранения комментировать его не может. В данном случае ЦГБ № 20 должна принять решение, будет ли это решение суда обжаловано больницей, – сказали E1.RU в Горздраве. – Этот родильный дом уже на протяжении трёх лет работает в составе ДГБ № 10, которая сейчас носит название Екатеринбургского клинического перинатального центра. Здесь практически полностью сменился коллектив, поменялись стандарты ведения беременных, изменился сам подход к родовспоможению.

Как пояснил E1.RU юрист семьи Вадим Каратаев, который вёл это дело, загвоздка была в том, что причиной смерти ребёнка патологоанатом написал пневмонию.

– Статья 2 323-ФЗ "Об основах охраны здоровья" разделяет понятия "основное заболевание" и "сопутствующая патология". Основное заболевание – это такое, которое само по себе либо через свои осложнения приводит к смерти. Сопутствующая патология – это та, которая не связана причинными связями с основным заболеванием и не является причиной смерти, – пояснил Вадим Каратаев. – Пока ребёнок был жив, диагноз ППЦНС (перинатальное поражение центральной нервной системы) входил в рубрику "основного заболевания" в структуре клинического (то есть прижизненного диагноза), а после смерти патологоанатом 9-й детской больницы поставила ППЦНС в рубрику "сопутствующая патология", внеся тем самым полную сумятицу в понимание причины смерти и механизма умирания.

Как сказал E1.RU юрист, на суде он просил исключить заключение патологоанатома из дела и оставить диагнозы, которые были поставлены при жизни ребёнка.

– Я неоднократно указывал на то, что единственным событием, не согласующимся со всем остальным событийным рядом, является формулирование патологоанатомического диагноза в 9-й больнице, и что если умозрительно его исключить из цепочки доказывания и оставить прижизненные (клинические) диагнозы из 10-й и 11-й больниц, плюс учесть показания других лиц, участвующих в деле, то получается, что ППЦНС должна быть оставлена в рубрике "основное заболевание", а значит, и является наряду с ИВЛ-ассоциированной пневмонией причиной смерти, – рассказал E1.RU юрист. – Следовательно, мы вправе считать ответ на тот самый заданный экспертам вопрос положительным: то есть да, имеется причинно-следственная связь между дефектами в 20-й больнице в родах и именно смертью ребёнка.