"Наши пациенты на Пасху - пожилые женщины, которые добросовестно постились": хирург ГКБ N 1 - о том, как не довести себя до операции

Вот уже два месяца каждая рабочая неделя на E1.RU начинается с "медицинских" интервью: мы разговариваем с врачами, которых признали настоящими профессионалами и благодарные пациенты, и пристрастные коллеги. Говорим обо всём: о сложных больных, о буднях врачей, о состоянии медицины.

Сегодня наш герой – врач-хирург, заместитель главного врача по лечебной работе, кандидат медицинских наук Андрей Макарочкин. Работает в центральной городской клинической больнице № 1.

ЦГКБ № 1 (многие её знают под старым номером 27) с самого начала своей работы была известна как одна из ведущих школ для свердловских хирургов. Она и сейчас является клинической базой для кафедры хирургических болезней лечебно-профилактического факультета УГМУ.

Открывали больницу в начале 60-х годов женщины. Главным врачом была Анна Милицина, женщины также возглавляли отделение общей хирургии и травматологическое отделение. А потом всё изменилось.

– У вас и кафедра всегда была исключительно "мужской", и в коллективе преобладают мужчины-хирурги. Это принципиальная позиция или случайность?

– Да, у нас так на кафедре и в больнице сложилось. Женщин-хирургов наш коллектив не особо принимал. И дело здесь даже не в детях или декретах, или в чём-то другом. Просто, наверное, обучение и первые годы работы у нас здесь всегда были довольно суровыми. И там, где мужчины терпят, женщины просто не выдерживают.

Но есть и исключения. Коллектив у нас действительно преимущественно мужской, но самыми большими хирургическими отделениями заведовали две женщины: Людмила Григорьевна Виноградова, которая и сейчас работает врачом-экспертом, и Алла Моисеевна Волкова, которая 20 лет заведует отделением неотложной хирургии. Именно у неё в отделении я всю хирургическую жизнь и проработал.

А самая известная наша женщина – это Надежда Григорьевна Сорокина, которая много лет проработала сначала заведующей отделением, а затем начмедом по хирургии. Она была участницей войны, почётным гражданином Свердловска, орденоносцем. Поэтому у нас действительно мало женщин в коллективе, но они реально – звёзды.

– По-моему, только у вас в больнице кафедра медуниверситета и сама больница – это фактически одно и то же?

– За всеми хирургическими отделениями у нас всегда были "приставлены" кафедральные сотрудники. И наша кафедра всегда была самой оперирующей. Здесь оперируют всё и постоянно. Студенты у нас сами не оперируют, но ассистируют. И в этом есть большой смысл: желание стать хирургом у человека должно идти "изнутри". Но для этого он должен пройти нашу школу со всеми её издержками. И мы должны увидеть, что человек действительно хочет и будет работать.

– Сегодня вы дежурите. Кто обычно поступает в пятницу вечером? Или, может быть, плановые операции на вечер планируете?

– У нас больница преимущественно неотложной помощи. По прикреплению населения в этом плане мы, наверное, самые большие в городе. Хотя хирургических кроватей, или, как это принято говорить, коек, у нас всего 200. Вот сейчас одну бабушку переведём в реанимацию, кровь перельём и будем решать, как вести её дальше. Одна операция уже была, возможно, потребуется вторая. А так к нам обычно везут все, что изучают наши студенты: холециститы, аппендициты, кишечную непроходимость, грыжи, панкреонекрозы, обострения язвенной болезни. "Пики" у нас – это майские праздники, Новый год. Ну и Пасха, конечно.

– Кого на Пасху ожидаете?

– Наши главные пациентки на Пасху – это пожилые женщины, которые добросовестно постятся, а потом за один раз съедают по 8–9 яиц, и у них начинается обострение желчекаменной болезни с тошнотой, рвотой, болями в правом подреберье. Бывает, что их и оперировать приходится.

– А остальные, кто "вкушает" на Пасху куличи, творожные пасхи и яйца, ещё и запивая это спиртным, – у них всё нормально?

– Так они же и не постятся, как правило! Поэтому у них нет такого контраста.

– Тяжело работать с пожилыми? У них, кроме хирургии, ещё и других болезней хватает?

– Тяжело, когда они терпят годами. Вот "выращивает" такая бабушка свою грыжу. Не хочет её оперировать, боится, у неё давление, внуки, сад. А потом раз – и грыжа ущемляется. Так и то они умудряются терпеть! И приезжают к нам уже с гангреной. И если 20 лет назад, когда эта грыжа только появилась, мы бы убрали её за полчаса, то тут мы делаем операцию, да ещё и не одну, бабушка лежит в реанимации. И не всегда это заканчивается хорошо. У нас же неотложная хирургия, которая без операции, всегда заканчивается смертью. Увы, это так.

– А часто нетрезвых пациентов привозят?

– Знаете, сейчас, по моим наблюдениям, пить стали как-то меньше, особенно молодые. У них зато требования больше, они очень хорошо изучили свои права, но что касается образа жизни – тут молодое поколение можно только уважать. Чаще пьют те, кому за 40–50 лет и старше. Эти – да. Поступают к нам с кровотечениями из язвы желудка, с прободениями, с панкреонекрозами (некроз поджелудочной железы, при котором она погибает под действием собственных ферментов, а затем эти ферменты могут повреждать другие внутренние органы. – Прим. ред.).

– Это сколько нужно выпить, чтобы у человека произошёл панкреонекроз?

– Здесь всё по-разному. Можно и совсем не пить. Когда у нас тут рядом работал оптовый рынок, то при завозе определённой марки пива панкреонекрозами заполнялось всё отделение. Сейчас рынка нет, и "вспышек" таких тоже нет. А рецепт для панкреонекроза прост – это холодная водка и жирная закуска. И в идеале к ним – любой газированный напиток. Если при этом у человека есть ещё и камни в желчных протоках, то риск попадания к хирургам, а потом на несколько недель в реанимацию очень большой. Не зря же у мусульман почти не бывает панкреонекрозов – потому что они жирную пищу запивают горячим чаем. А у нас вот свои традиции… Не так давно мы оперировали совсем молодого мужчину, у которого при некрозе поджелудочной железы ферменты повредили селезёночную артерию. Он потерял много крови, селезёнку ему мы удалили. А потом он съездил к докторам в Германию. И они сказали, что мы всё, оказывается, тогда сделали идеально.

– А есть другие "вредные" советы, как попасть на стол к хирургам?

– Конечно. Например, пить холодную газировку, да ещё и большими объемами. Знаете, что может произойти? Холод спровоцирует спазм нижнего пищеводного сфинктера, он не даст вашей газировке попасть в желудок, и она под давлением может разорвать пищевод.

– И часто такое бывает?

– Не часто, к счастью. Но несколько случаев в год обязательно к нам попадают.

– А молодых часто оперируете? Сейчас, когда мы вместе с вами ходили в операционную, там совсем молодой девушке желчный пузырь удаляли.

– У этой девушки ещё было и воспаление в желчных протоках, а камень перекрыл конечную часть протока – это то место, где желчь попадает в двенадцатиперстную кишку. Пациентке всего 24 года, поступила она с желтухой. Тут, конечно, виновата наследственность. Без неё "вырастить" такие камни она бы не успела.

Хотя "выращивать" камни у нас многие любят. Мы предлагаем операцию, а пациент говорит: "у меня камни ещё маленькие, я подожду". Чего ждать? Как в этом случае, камушек с полсантиметра может перекрыть просвет желчного протока. Не нужно пить аллохол и желчегонные – это просто перевод времени и денег. Не нужно эти камни "дробить" – потому что куда потом всё это попадёт? В те же желчные протоки. И не факт, что не будет закупорки, желтухи и операции. Только неотложной операции, не плановой.

– А чем они отличаются?

– Тяжестью пациента, частотой осложнений, потому что по неотложке пациент может приехать уже с перитонитом. И, конечно, косметикой, которая многих единственная как раз и волнует. Планово мы оперируем лапароскопически или из мини-доступа. А при перитоните шов может оказаться намного больше, и в реанимации придётся полежать, и перевязки поделать.

– Всё-таки – каких случаев в вашей работе бывает больше – печальных или со счастливым финалом?

– Вы знаете, нас тут так учили, что все случаи со счастливым финалом – это норма для работы хирурга. Никто и никогда здесь за это особо не хвалил, и хвастаться мы не умеем. Все случаи осложнений или смерти пациентов для нас значительно более важны, и запоминаем мы в основном только их. Это правильно, так в нашей клинике длится уже десятилетиями, и, наверное, никогда не поменяется.