Мы продолжаем публиковать отрывки из новой книги журналиста и писателя Дмитрия Карасюка, в которой он собирает воспоминания о повседневной жизни Свердловска во время Великой Отечественной войны. Причем истории эти — не об оружии и танках, а о людях и жизнях тех, кто эти танки собирал.
Одна из глав новой книги, названия для которой пока нет, посвящена работе в Свердловске легендарного диктора Юрия Левитана. Дмитрий Карасюк изучил огромное количество источников (все они указаны в конце материала), чтобы разобраться, насколько правдива та история, которую мы знаем.
В первой части мы публиковали разоблачение легенды о том, что Гитлер считал Левитана врагом номер один, а в этом материале вы найдете ответ на вопрос, был ли на самом деле Левитан в Свердловске.
Подготовка к приему эвакуированного Всесоюзного радиокомитета (ВРК) началась на Урале еще в июле 1941 года. 21 июля на суженном заседании Свердловского горсовета было принято постановление № 150, приказывающее ЦК профсоюзов металлургов Востока к 21 часу того же дня освободить занимаемые им комнаты по адресу: Пушкинская, 10.
«Помещение… предоставить для частичного размещения Всесоюзного радиокомитета»1. Постановление № 151 касалось выделения 120 комнат в центральных районах Свердловска для размещения сотрудников ВРК [ГАСО, ф. Р286, о. 2, д. 22, л. 244]. Видимо, освобождавшихся полутора сотен квадратных метров офисных площадей солидной столичной организации показалось мало, и уже 22 июля суженное заседание горсовета приняло новое решение: «Передать во временное пользование Всесоюзному радиокомитету помещения бывшей Михайловской церкви и часовни по ул. 8 Марта против Дома Колхозника»2.
Разоренные культовые сооружения годились разве что под склады. Воспользовался ли ВРК этими зданиями — неизвестно.
Всесоюзный комитет по радиофикации и радиовещанию при Совете народных комиссаров СССР являлся крупным учреждением. Первыми перебираться в тыл стали, видимо, не журналисты и дикторы, а ответственные работники. 25 августа все редакции Центрального радио продолжали работать в столице, выдавая в эфир актуальную информацию, а заместитель председателя ВРК Смолин сообщал в Свердловский горсовет, что в столицу Среднего Урала уже прибыло 125 сотрудников комитета и 167 членов их семей3. Эвакуация творческих и технических работников Центрального радио началась лишь в середине осени.
Редактор «Последних известий» Центрального радио Михаил Платов вспоминал: «В середине октября в Куйбышев и Свердловск отбыла значительная часть работников Радиокомитета. Они там должны были образовать филиалы Центрального радиовещания»4.
Осенью уехала на Урал и одна из первых советских дикторов, наставница Левитана Наталия Толстова: «Я попала в свердловскую группу. Поездка была нелегкой. Мы ехали несколько дней. В Свердловске нам дали комнату на окраине города в небольшом доме барачного типа»5.
В «Списке эвакуированного поселения, размещенного в городе Свердловске» появилась запись, что диктор ВРК Толстова Наталия Александровна вместе с сыном, матерью, племянницей и домработницей временно прописана на Радищева, 55. Забавно, что паспортистка, заполнявшая учетную книгу, в графе «Кем работает, должность» сперва по ошибке написала «директор ВРК», а потом зачеркнула слог «ре»6. На соседних страницах той же книги значатся и другие сотрудники Всесоюзного радиокомитета, прибывшие, очевидно, в одном эшелоне с Толстовой: артисты оркестра и дирижер, секретарь-машинистка и радиотехники, начальник снабжения.
10 ноября суженное заседание облсовета приняло постановление № 527. Согласно ему, оркестр ВРК из 46 человек отправили из уже переполненного Свердловска в Камышлов. Руководству областного центра предписывалось расселить еще 45 сотрудников радиокомитета и 35 членов их семей7. Через день горисполком распорядился предоставить этим сотрудникам жилплощадь в Ленинском районе8. 20 ноября уже Молотовскому району Свердловска (теперь это Верх-Исетский район. — Прим. ред.) пришлось искать жилье для 49 музыкантов большого симфонического оркестра Всесоюзного радиокомитета9.
Таким образом, согласно сохранившимся документам, в августе-ноябре 1941 года на Урал прибыли более 260 работников ВРК. Однако это вовсе не означало, что радио перестало вещать из Москвы.
— 20 октября Москва была объявлена на осадном положении, — вспоминал Михаил Платов. — К тому времени, после ухода на вооруженную защиту Родины и эвакуации большей части работников, в коллективе Центрального радиовещания, насчитывавшем до войны более 700 человек, оставалось менее ста. Были объединены редакции союзных и московских известий, музыкального и литературно-драматического вещания. В два отдела слились многочисленные редакции вещания на зарубежные страны. И там, где прежде были заняты десятки людей, стали работать (как и в «Последних известиях») единицы10.
А как же Юрий Левитан? Трудился ли он среди оставшихся в Москве немногочисленных коллег или скрывался в свердловской студии?
Сам Юрий Борисович в воспоминаниях описывал октябрьскую столицу, которую видел своими глазами: «Мосты были покрыты надолбами. Витрины магазинов обложены мешками с песком. В небе висели заградительные аэростаты. Движение после 24 часов было разрешено только по специальным пропускам. Улицы погружены в темноту, окна завешены. Курить на улице было запрещено. Вещание было у нас до часу ночи и с шести утра. Но и в этот перерыв мы вели специальные передачи на Восток, учитывая разницу во времени… Невыносимо больно было читать в эти дни сводки. Одно из сообщений гласило: "Объявить Москву на осадном положении". С трудом собираю силы. Включаю микрофон — и боюсь начать… Не дай бог, чтобы дрогнул голос»11.
«Не дай бог, чтобы в нём прозвучала паника, растерянность, смятение. Ведь это будет замечено всеми и вызовет аналогичную реакцию...»
Спустя два с половиной месяца Юрий Левитан вместе с председателем Президиума Верховного совета СССР Михаилом Калининым из студии в Кремле поздравлял советский народ с наступлением Нового, 1942 года.
— Левитан рассказал мне, как Михаил Иванович просил его держать секундомер и хронометрировать речь, чтобы «уложиться во времени» и закончить выступление к бою часов Кремлевской башни, — вспоминала Наталия Толстова12.
Весь 1942 год Юрий Борисович находился в столице. Существуют воспоминания людей, встречавшихся с ним в этот период в коридорах и студиях здания ВРК в Путинковском переулке. В течение 1942 года Левитан озвучил три документальных фильма, работа над которыми велась на Центральной студии кинохроники, находившейся в столичном Лиховом переулке: «69-я параллель», «День войны» и «Черноморцы».
Наталия Толстова встретила Левитана в здании Всесоюзного радиокомитета в ноябре 1942-го: «В конце осени я получила вызов на работу в Москву… В первый день я пошла на радио. Длинный, широкий коридор… Захожу в речевую студию… Отсюда Юрий Левитан передает сводки Совинформбюро. Его голос слушают миллионы… "Наталия Александровна! Наконец-то!" — раздается около меня этот легендарный голос и выводит меня из задумчивости. Юрий Левитан стоит передо мною — совсем не легендарный, а простой, старый товарищ: как будто вчера с ним расстались. Он ведет меня в дикторскую»12.
Спустя месяц, 27 декабря 1942 года, Юрий Левитан в присутствии Наталии Толстовой читал сообщение о прорыве советскими войсками немецкой обороны у реки Волхов12.
Так что же, получается, что Юрий Левитан вообще не был во время войны в Свердловске? Прежде чем ответить на этот вопрос, надо уточнить, что знаменитый диктор в октябре 1941 года, как он сам писал в воспоминаниях, жил не в своей комнате в коммуналке неподалеку от Кремля, а в гостинице «Москва». А ведь в 1938 году Юрий женился на студентке Розалии Сагаловой, которую дома называли Раисой или Раечкой. В 1940-м у них родилась дочь Наташа. Почему же Левитан в дни обороны Москвы променял семейный быт на гостиницу, и где в это время находились его жена и дочь? А находились они в Свердловске, куда были эвакуированы еще в августе вместе с первой партией сотрудников радиокомитета и членов их семей.
В Екатеринбурге в Банковском переулке находится дом № 8, в довоенные времена известный как один из двух стоявших рядом Домов специалистов. Там, в квартире № 28, жила семья преподавателей консерватории, Семена Бендицкого и Берты Маранц. Они были известными в Свердловске людьми, Берта Соломоновна, помимо прочего, была депутатом городского совета. Их старший сын Александр стал композитором и сейчас живет в немецком Ростоке.
«Когда в августе 1941 года я вернулся домой из пионерского лагеря, Раиса с совсем маленькой дочкой уже жили у нас, — рассказывает он. — Вместе с ними приехала их домработница Шура. Мама мне сказала, что это семья одного очень хорошего диктора, которому дают вести самые ответственные передачи. В нашей 4-комнатной квартире Левитаны поселились в отдельной комнате, еще одну заняла другая эвакуированная семья, а мы с родителями и младшим братом жили в оставшихся двух комнатах.
«Рая Левитан пользовалась репутацией самой красивой женщины Свердловска, но мне по малолетству больше нравилась Шура»
Во всех трех семьях, которые жили в нашей квартире, были домработницы. Они постоянно собирались на кухне, и я всегда крутился в этой компании. Они меня никогда не стеснялись и при мне обсуждали своих хозяев. Шура пошаливала, то есть подворовывала у Левитанов, которых снабжали по повышенным нормам. Когда Рая была вечерами в театре или в гостях, Шура нас угощала — шла в свою комнату и приносила мешочек с грецкими орехами.
Такое не выдавали по карточкам, орехи во время войны были очень дефицитным лакомством. Шура хвасталась, что и белье хозяйкино надевает — берет его, когда оно сушится после стирки. Рая Шуру иногда подлавливала и грозилась, что сошлет ее обратно в колхоз, откуда та приехала в Москву. Молодой домработнице это казалось самым страшным наказанием. Мама моя Шуру успокаивала, обещала похлопотать, чтобы ее в колхоз не отправили».
По словам Александра Бендицкого, родителям Раи, часовщику Эйно Сагалову и его жене Фаине, эвакуированным из Киева, дали комнату в соседнем доме: «Помню, мать Раечки варила у себя дома манную кашу и в кастрюльке несла к нам через весь двор, поднималась на 4-й этаж кормить внучку и всё время причитала: "Ой, вэйз мир, трэх майн! Ой, трэх майн, вэйз мир!" — непонятные для нас еврейские слова на идиш, а мы с ребятами хохотали и передразнивали»13.
В квартире в Банковском семью Левитана видела и студентка консерватории Мира Олле, учившаяся у Маранц: «Берта Соломоновна со мной очень подружилась и часто приглашала меня к себе домой супу поесть. В ее квартире я встречала жену Левитана и его тещу, которая заходила к дочери в гости. Видеть я их видела, но сама с ними не общалась — они меня считали человеком другого уровня. Я и сама не навязывались в друзья к таким знаменитостям».
Сам Юрий Левитан, по словам Бендицкого, появился в их квартире «в самые опасные дни, когда немцы уже были на подходе к Москве».
— Я тогда учился во втором классе и дневника не вел, поэтому точной даты назвать не могу. Кажется, это было в конце октября или начале ноября. Я видел Левитана не очень часто, потому что днем он дома почти не бывал. По вечерам они играли в карты с моим отцом и еще каким-то мужчиной. Я предполагаю, что это мог быть кто-то из его охраны. Левитан в 1941 году был человеком еще не очень знаменитым, но охрану имел. Я слышал об этом еще тогда, хотя сам, правда, ее не видел. Мужчина, которого я считал охранником, имел совсем не военный вид. Конечно, он мог быть просто московским знакомым Юрия Борисовича или сотрудником радиокомитета, — пишет Александр в книге.
О том, что Левитан приезжал ненадолго и только для встречи с женой и дочкой, вспоминал и свердловский дирижер Марк Паверман, давно знакомый с диктором по совместной работе в Москве: «Мы сблизились с первых дней моей работы на ВРК, очень быстро перешли на ты… Юрий Борисович приехал в наш город, чтобы повидаться с эвакуированной на Урал семьей»14.
По словам Павермана, столичный диктор находился на Урале до первых чисел декабря. Дирижер вспоминает свой разговор с Левитаном после начала советского контрнаступления под Москвой: «Юра подошел ко мне. На лице — радость, глаза светятся торжеством и... грустью. Вероятно, его настроение заметил далеко не каждый из присутствующих, но я-то знал Левитана не первый год… "Знаешь, Марк, душа переполняется ликованием, что, наконец, наши погнали этих гадов. Наконец-то! Но ведь не я передаю эти сообщения! Если бы я знал... Эх, если бы я знал!" Я прекрасно понимал его. Ведь столько тяжелых сообщений Юрий Борисович передал в эфир за первые месяцы войны. Ему так хотелось принести народу весть о его торжестве»14.
Вскоре после этого, по словам Александра Бендицкого, столичный диктор уехал в Москву: «Левитан прожил у нас около месяца. Перед отъездом он договорился с женой об условных знаках: когда он будет вести утренние передачи, то, включая микрофон, перед словами "Говорит Москва" пару раз чуть кашлянет. Это будет означать: "Здравствуй, Раечка". Так он ее приветствовал уже из Москвы. В вечерние смены так поступать было нельзя, потому что вечером Сталин слушал радио. Левитан у нас дома рассказывал, как опасно было дикторам допускать оплошности, оговариваться в эфире, как они этого боялись. Реакция Сталина могла быть опасной — он вечером слушал все передачи».
Семья Левитана оставалась в Свердловске еще больше года.
— Вскоре после отъезда Юрия Борисовича мой отец, человек вспыльчивый, здорово повздорил с отцом Раисы, — говорит Александр Бендицкий. — Дело дошло даже до драки. Ее самой я не застал, но когда пришел из школы, увидел, что у нас разбита стеклянная дверь в комнату отца. Папа рассказал, что сначала они с тестем Левитана дружески беседовали, а потом тот вдруг его ударил. Отец схватил его в охапку и вынес из своей комнаты. Кто-то из них рукой разбил стекло. Несколько дней осколки не убирали: ждали тех, кому пожалуется Сагалов. Но никто в этих кухонных ссорах не стал разбираться.
Видимо, семья Левитана покинула Урал не раньше самого конца 1942 года. 11 декабря московский искусствовед Александр Габричевский упомянул в письме жене, что у Бендицких скоро должна освободиться отдельная комната, занимаемая пока семьей диктора Левитана15.
Получается, что Юрий Левитан провел в Свердловске три осенние недели 1941 года. Все ранее известные свидетельства о встречах с ним в тыловом городе вполне могут относиться к этому периоду.
Например, Нелли Ефимова в 1941 году работала ассистентом оператора на Свердловской студии кинохроники: «Я у себя на столе делала подсъемочки, какие-то детали снимала. Вдруг я слышу знакомый голос. Из тон-ателье выходят звукооператор Ирочка Воскресенская, эвакуированная из Москвы, и Рая Левитина из Ленинграда. С ними — очень интересный мужчина: красивый, с огромными черными глазами, чуть-чуть с сединой и с хорошей улыбкой. Я обалдела и говорю: «А я вас по голосу узнала». А он говорит: «А вы что, здесь работаете?» — «Да, я ассистент оператора. Я люблю кино и хочу, чтобы это стало моей профессией». Он что-то нам рассказывал, а я была совершенно обалдевшая»16.
1. [Государственный архив Свердловской области (далее — ГАСО), ф. Р286, о. 2, д. 22, л. 243].
2. [ГАСО, ф. Р286, о. 2, д. 22, л. 245].
3. [ГАСО, ф. Р286, о. 2, д. 30, л. 197].
4. [Платов М., «Враг у порога», в сб. «Строки, опаленные войной: Воспоминания. Очерки. Размышления», М., 1987, с. 42].
5. [Толстова Н., «Внимание, включаю микрофон!», М., 1972, с. 185].
6. [ГАСО, ф. Р2508, о. 1, д. 53, л. 182].
7. [ГАСО, ф. Р286, о. 2, д. 30, л. 285–287].
8. [ГАСО, ф. Р286, о. 2, д. 23, л. 253].
9. [ГАСО, ф. Р286, о. 2, д. 23, л. 272].
10. [Платов М., «Враг у порога», в сб. «Строки, опаленные войной: Воспоминания. Очерки. Размышления», М., 1987, с. 43].
11. [Левитан Ю., «Говорит Москва», «Юность», 1966, № 12, с. 96].
12. [Толстова Н., «Внимание, включаю микрофон!», М., 1972, с. 189–191].
13. [Бендицкий А., «Рассказы об отце», в сб. «О Бендицком», Саратов, 2005, с. 51].
14. [Паверман М., «Войти в музыкальный мир: воспоминания дирижера», Екатеринбург, 1999, с. 94].
15. [Габричевский А., «Биография и культура: Документы, письма, воспоминания», М., 2011, с. 372].
16. [Цитируется по документальному фильму «Говорит Свердловск», режиссер Александр Архипов, Свердловская киностудия, 2008].
Мы также подробно рассказывали историю дома, из которого вещал Левитан. Другие материалы Дмитрия Карасюка на E1.RU читайте по ссылке. Заключительную часть главы о Левитане мы опубликуем 8 мая.