Леониду Черному 23 года. Он давно состоит в екатеринбургской команде уличных художников ПСЛЧ, чьи работы всегда поднимают актуальные проблемы.
В ночь на 18 марта парня задержали за то, что он расклеивал антивоенные стикеры на перекрестке улиц Луначарского и Первомайской. В итоге пять суток он провел в спецприемнике, а сейчас на него завели уголовное дело по статье «Вандализм». После выхода Леонида из спецприемника мы поговорили с ним о том, каково было в первый раз туда попасть и что он теперь думает делать дальше.
— Пять суток ареста тебе дали за отказ сдать тест на наркотики. Как так вышло?
— Это для меня является прямо большим вопросом, с которым мы сейчас разбираемся. На месте тогда мне предложили пройти медосвидетельствование на состояние алкогольного опьянения, я отказался. Позже, когда я получил на руки постановление суда, там было написано, что я отказался от прохождения медицинского освидетельствования на состояние наркотического опьянения и явно был не в себе и буйный, а алкоголем от меня при этом не пахло. Это в целом меня немного пугает, потому что уж кем-кем, а наркоманом я никогда не был. Еще по решению суда меня отправили пройти врача, который скажет, наркоман я все-таки или нет.
— Твои друзья рассказали, что тебя били. Где это произошло?
— В спецприемнике к людям относятся спокойно и мирно — никого не бьют и не трогают, а вот в отделе полиции иначе. Ребята, которые работали с моим делом, торопились. Они не ожидали, что их утро начнется так, потому что задержание произошло ночью. Насколько я понимаю, им настучали сверху по голове, а тут еще я не очень разговорчивый. Они сами не понимают, что происходит, и им от меня нужно очень быстро получить информацию.
«Меня же били не так, чтобы выключить, а чтобы напугать»
Несколько раз ударили, ударили профессионально. Ребро ладони достаточно мягкое, так что ни одного синяка не осталось. Подозреваю, что человек, это делавший, может ударить куда сильнее, если захочет.
— Каково было находиться в спецприемнике все эти пять суток?
— Я первый раз оказался в спецприемнике. Это тяжело, но мы сильные люди. Естественно, это не самое приятное место, но иногда приходится принимать, что с тобой происходит, чтобы просто это перенести. Из хорошего там есть достаточно интересная библиотека, которой можно постоянно пользоваться. Я нашел там Хармса, Брэдбери, Пелевина... Было чем разнообразить свое нахождение там.
Ну и сокамерники у меня были, с которыми можно пообщаться. Надо понимать, что все там — административные осужденные, людоедов-уголовников там нет. Со мной сидели несколько человек за неуплату алиментов, мужчина, который пьяный украл две бутылки водки, и было двое за нетрезвое вождение и нетрезвое вождение без прав. А за стенкой были политические ребята, их сидело четверо: трое за участие в митингах, один — за организацию.
Что касается конкретно расписания в спецприемнике: подъем в районе восьми, потом достаточно мягкая, надо сказать, проверка камеры и тебя на отсутствие запрещенных веществ. Потом завтрак, прогулка по желанию — причем прогулка в месте, которое я бы двором не назвал, это комната размером с камеру, но без крыши. Естественно, тоже по расписанию — в районе получаса-часа.
Еда там не ресторанная, но есть ее можно. Макароны — это из разряда деликатесов. Там пшенка и другие легко готовящиеся крупы.
«Был суп с макаронами, в котором ты если на тарелку три-четыре штуки нашел и они не шевелятся — уже неплохо»
В культуре людей, постоянно бывающих за решеткой, присутствует такая вещь, как поедание лука и чеснока. Я долгое время не понимал почему, не самые вроде бы вкусные вещи. Но тут понял — без них еда абсолютно не имеет вкуса, ты просто жуешь сопли. По расписанию можно звонить, если у тебя есть свой телефон. У меня всё забрали, пришлось просить у сокамерников. Но время на телефонное общение ограничено, и, естественно, все этим временем дорожат. Мне первый раз дали позвонить, чтобы я просто сообщил, где я и как, а второй — чтобы сказать, во сколько я выйду. Всё остальное время люди заботятся о себе и общаются со своими близкими, просят передачки и так далее, это правильный подход.
— Удивительно, что ты вспомнил хоть чей-то номер телефона. Сейчас это редкость.
— Я понял, что выучу их теперь чуть больше. Я звонил маме, потому что именно услышать меня ей было важнее всех. Я понимал, что она сейчас точно волнуется и точно свяжется со всеми остальными, им достаточно будет просто знать, что я есть.
— Как сейчас мама реагирует на всё происходящее?
— Мои родители — это голос разума, всегда и в любой ситуации. Понятно, что, когда всё произошло и им об этом рассказали, они побоялись, попсиховали и так далее. Но когда нужно уже со всем этим разбираться, они очень хладнокровные и собранные. Рад, что они и меня тоже этому научили.
— Ты ведь не первый год занимаешься стрит-артом. Они были морально готовы к тому, что однажды что-то подобное может произойти?
— Да, они, в принципе, понимают. Будем честны, они знают, кто их сын.
— Страшно в 23 года осознавать, что на тебя завели уголовку и могут отправить под арест на три месяца?
— На самом деле, три месяца ареста, наверное, меня не столько пугают. Потому что я всё еще могу надеяться, что, если уж так будет, меня к людоедам не отправят. Здесь вопрос во многом частично закрытых дорог дальше в жизни из-за уголовного дела, чего мне, естественно, не хотелось бы. Не уверен, что я хочу воспользоваться всеми шансами, которые открывает отсутствие уголовного дела в прошлом, но и заранее себя ограничивать не хочется.
— Чего больше всего не хватало в спецприемнике?
— Пять суток можно пережить без еды, без общения и чего угодно. Это не самый большой срок. По поводу того, чего действительно там не хватает, лучше спрашивать у политических ребят, которые сидят там по 30 суток. На момент, когда я туда попал, они там были уже по три недели.
— Пару недель назад спецприемник был переполнен. Как там сейчас?
— Когда я приехал, технически еще были места, но через пару дней довезли людей и, я так понимаю, спецприемник был либо полностью забит, либо близок к этому.
— Когда ты вышел и увидел, как за тебя вступилось сообщество и что даже собрали деньги на адвокатов... Это воодушевляет?
— Для меня прямо сейчас важна даже не справедливость, а то, что на самом деле существует немифическое комьюнити, которое готово поддерживать, которое понимает происходящее и понимает, что так быть не должно. Что людей не должны хватать на улицах, что не должны вот так с ходу осуждать на пять суток и так далее. Вещи, произошедшие со мной, далеко не самые страшные. Тут вопрос в том, что так вышло, что я немного медийный человек. А сколько историй мы не услышали?
И я сейчас вижу, что есть люди, которые хотят в этом участвовать, хотят помогать, хотят, чтобы это закончилось и мы жили мирно и спокойно. Вот это действительно важно. И это действительно поднимает дух и помогает идти дальше.
Мы запросили в пресс-группе УМВД Екатеринбурга комментарий по поводу информации об избиении художника в ОП № 1. Ответ поступил уже после выхода материала.
— Ранее с жалобами о причинении телесных повреждений данный гражданин не обращался. Подобных сообщений от него не было ни в отделе полиции № 1, ни в спецприемнике, где он также был осмотрен. По факту публикации будет проведена проверка, — сообщили в пресс-группе полиции.
Отметим, что ранее в Екатеринбурге также выписали первый штраф по свежей статье КоАП о дискредитации вооруженных сил.