Снос заброшенного аэровокзала на Уктусе снова поднял извечную тему — как защитить исторические здания от ковшей экскаваторов. Не помогают ни пикеты, ни акции в интернете, ни альтернативные проекты.
Екатеринбургская журналистка Ольга Павлова в своей колонке объясняет, почему единственным спасением может стать правильно выстроенное общение с бизнесменами-застройщиками.
В сотый раз все проговорили, как плохо сносить красивые здания. Ну, спасибо: это плохо, очевидно плохо.
Хотя — продолжу без иронии — правда: спасибо всем. Нас стало, кажется, больше. Нас — это тех, кто вообще заметил, что было такое здание. В этот раз удалось даже шагнуть вперед: было сделано несколько развернутых умных проектов, подтянулись видные, обычно не сожалеющие публично о сносах горожане. Нашлись волонтеры, неравнодушные профессионалы, которые pro bono (на бесплатной основе. — Прим. ред.) работали с документами. Но дальше-то что? Здания больше нет, а проблема осталась. Как ее решать?
Я сейчас напишу, что на эту тему думаю, делаю и, вероятно, опять кого-то обижу. Мне жаль, если так. Я не хочу никого обижать, а хочу вот чего: чтобы хозяйственные люди, люди с деньгами научились видеть возможности таких зданий, как снесенный аэровокзал Уктус.
Снос аэровокзала — вопрос не политический. Это вопрос про бизнес, а вернее — про упущенную выгоду. И чем скорее мы все это поймем, тем скорее прекратятся сносы.
Здание аэропорта Уктус не было региональной собственностью. Оно принадлежало Росавиации. Проект демонтажа утверждался городскими властями. А что появляется в сети? Обвинения в адрес губернатора. С одной стороны, почему бы и нет? Он главный. Но почему-то у меня есть четкое ощущение, что происходит подмена понятий. Общественный фокус тут, когда что-то важное происходит там, в темноте, под ковром.
Сама схема, по которой государственное имущество стало негосударственным, непрозрачна. Все проволочки, весь театр абсурда с отказом в защитном статусе, — тоже вызывают вопросы. И, конечно, всё это перекрывает горькая эмоция: ужасно, чудовищно жаль, что не стало здания. Но я хочу зафиксировать для себя то, что точно стоит вынести из этой истории.
Итак. Когда здание утратило свою изначальную функцию — перестало быть аэровокзалом — собственник сдал площади в аренду. Он имел с этого небольшую копеечку, а красивое здание с аллеей деревьев стояло за забором, выключенное из городской жизни. Вокруг рос Ботанический, строились метро и жилые дома. И вот много лет спустя у города для этого огромного участка появилась наконец потенциальная работа — стать площадкой для нового автовокзала.
Вокзал нужен? Да.
Без бизнеса город его осилит? Нет.
Привлекли бизнес. И вот тут произошел первый сбой.
Здесь я хочу задать простой и важный для меня вопрос.
Почему так получилось, что хозяйственные люди, придя на площадку, увидели в стоявшем здесь здании лишь помеху, а не ресурс и ценность, не поняли, что его можно использовать; почему увидели только площади под ним?
Ответы «не дано» и «да куда им» — самые простые и быстрые.
Вопрос в том, где у них, у этих хозяйственных людей, чуйка или обязанность выслушать специалистов, архитекторов, реставраторов, коллег по бизнесу, уже работающих в старых, приспособленных под современное использование объектах?
«Мог новый собственник земли рассмотреть примеры и понять, что "ну, Семен Семеныч, это ж вон оно как, оказывается, бывает?"»
Мог. Но не сам и не по своей доброй воле. Тут примером может быть мировая практика. Открывайте любую историю приспособления в любой стране — добровольцев мало, но есть законы и правила.
Разумеется, застройщик не хочет знать/думать/пытаться. У него не было такой практики — делать наследие доходным, и обязанности такой нет. А без этого — без какой-то перспективы — какой может быть бизнес?
Между тем даже в российской практике есть вполне себе неплохие примеры бизнес-стратегий вокруг наследия. Просто они не на слуху, не в фокусе общественного внимания.
Из этого напрашивается предположение: может быть, на этом первоначальном этапе попробовать апеллировать не к культурному уровню девелопера, как очень многие у нас практикуют, а к финансовой выгоде от приспособления такого объекта? Она ведь и правда есть, хотя и не очевидная.
В какой момент и каким образом можно было изменить судьбу аэровокзала?
Очевидно: когда собственник принимал решение браться за эту территорию и считал, сколько денег и в какие сроки ему это принесет.
На этой стадии должны были быть понятны три обстоятельства:
здание никуда не деть;
у здания есть свои возможности, и в будущем его престижно/выгодно/круто/интересно использовать;
есть красивые примеры похожих адаптаций под бизнес-цели и городские задачи.
Кто должен был это всё рассказать застройщику? Вопрос хороший.
И тут скажу: проекты по приспособлению здания аэровокзала делались и студентами, и другими активистами. При этом ни один проект не развивал задачу, которую перед застройщиком территории нарезал город: автовокзал. Ни один проект не раскрывал возможности окупаемости, рентабельности и прочих факторов, о которых проектировщиков сейчас учат думать на студенческих конференциях и форумах. Это реальность, она такова: прибыль хотя бы в долгосрочной перспективе, окупаемость — в ближайшие годы.
Хорошо, что звучали идеи, учитывающие интересы местных сообществ — изучались мнения и потребности жителей Ботаники. То есть в полемике, в пылу битвы были представлены достаточно красивые проекты, приятные, умные, но не прикладные, не реалистичные. И… появились они уже поздно — после того, как наш застройщик сделал и всем показал свой «Золотой» проект.
«Можно и дальше воротить нос от разговоров о деньгах, а можно попытаться поговорить с инвестором на его языке»
Его язык — выгода. Причем, к сожалению, в краткосрочной перспективе. Мало кто у нас думает о том, что произойдет через десять лет. Вот и у застройщика есть понимание выгоды именно в ближайшие годы. А чего у него нет, так это знания о том, что и такой объект может принести ему прибыль, и такой объект можно сделать конфеткой. И примеры этому есть, и технологии, и специалисты. А какие блага на него посыплются, если он сделает это прекрасное дело (спасет здание), тоже неясно.
Мы вообще не готовы хвалить тех, кто хоть что-то хорошее сделал. Пусть под давлением, пусть по принуждению, пусть при помощи государства. Но этих позитивных историй так мало, что любой, кто на эту территорию зашел — уже редкий человек.
Мы не рассказываем, как сделать наследие прибыльным, зато обсуждаем проблемы и трудности, поэтому у наследия такая сомнительная деловая репутация.
Вы не видели лицо бизнесмена, которому показали две сметы: на строительство нового роскошного особняка и на адаптацию старого. Да, вторая смета будет существенно больше, но их можно сравнивать. Потому наш бизнесмен будет сидеть удивленный — он-то считал наследие тонкими материями с репутацией бездонной прорвы.
«Пока в головах наших бизнесменов не появится понимания, что из этого наследия можно сделать конфетку, которая принесет деньги, сносы продолжатся»
Вся наша общественная возня для девелоперов бессмысленна. Доводы о крыльях и истории — тоже. Это красиво, это трогательно, но, увы, изначально утопично. Нужно показать технологии и расчеты трат на приспособление и эксплуатацию — и вот это, возможно, будет уже разговор.
Да, это не игра на тонких струнах, это не всегда изящно. Но что же делать? Мы чего хотим на самом деле: на фоне «варваров» свои «белые пальто» поправить или здание сохранить?
Согласны с автором?
Аэровокзал Уктус начали сносить ранним утром 26 ноября. Буквально через несколько часов от здания остались только руины. Мы показывали, как выглядит площадка после того, как на ней поработали экскаваторы (один из которых в процессе опрокинулся).
За несколько дней до этого противники сноса исторических зданий провели пикет против действий властей, но безрезультатно.