«Будет не так тошно помирать». Как уралец, который был брокером и дворником, в 44 года стал биологом

Учиться никогда не поздно, а кардинально менять род деятельности — не страшно. По такому принципу живет екатеринбуржец Валентин Василевский. Он попробовал себя в нескольких совершенно разных профессиях, пока в 42 года не решил поступить в вуз.

Сейчас Валентину 44 года и он работает биологом в Свердловском онкологическом диспансере. Его история продолжает наш проект о людях, которые не побоялись перемен.

— С лета этого года вы работаете в СООД. А что было до этой перемены?

— По первому образованию я бухгалтер-экономист, окончил СИНХ. Потом ушел в армию на два года, а когда вернулся, попал в недвижимость. Работал ипотечным брокером, как риелтор.

Долгое время в том или ином виде я занимался недвижимостью, а потом случился кризис, рынок недвижимости насытился, обороты упали, году в 2011-м стало совсем плохо. До этого рынок был дефицитным, потому что квартир не хватало. За них, бывало, и бились люди. Но когда обороты стали снижаться, мне стало там мало работы. Году в 2014-м я начал искать, где бы себя применить.

Я, конечно, попробовал еще где-то поработать. Даже журнал издавал в Тюмени, но потом журналы умерли, потому что все перешло в электронный формат. После одно время работал в цехе по ремонту тяжелой техники, это тоже интересно было.

Потом работал в «Почте России», расставлял почтоматы. И мне очень повезло там с начальником. Он первый, кто выслушал меня и поддержал, когда я начал говорить о том, что хочу пойти учиться. Люди вообще друг друга мало слушают, а он слушал и своими какими-то идеями делился. И когда я с ним поговорил, я подумал: «Елки-палки, чем мы вообще тут занимаемся? Оно, конечно, нужно, но лучше заниматься тем, что продвигает развитие и познание».

Если бы у меня вообще не было никаких ограничений, я бы в какую-нибудь квантовую физику ломанулся. Но я трезво оценил варианты и понял, что какая там мне уже сейчас квантовая физика. Там ту же математику надо серьезнее изучать, так что я просто не вписываюсь во временные рамки.

Тогда я начал думать. Понял, что примерно знаю биологию, она мне в принципе интересна, к тому же это важно. Поэтому уволился с почты и пошел в биологи. И то меня там зацепила математика. Это для меня жутко было.

— Вам было 42 года, когда вы поступили в магистратуру Химико-технологического института на кафедру иммунохимии. Ваши сокурсники наверняка были и моложе, и в профессиональном плане подготовленнее. Тяжело было?

— Да, они бакалавриат окончили и, конечно, были посильнее меня. Что уж говорить. Я к вступительным около года готовился, зато учился бесплатно, поступил на бюджет.

Было тяжело, нагонял, приходилось многое изучать. Но никаких сверхзнаний ведь там нет, тебе не нужно теорему Пифагора заново доказывать. Тебе объяснили, как она работает, просто запомни и дальше действуй по тому же принципу.

— А в плане коммуникации не было проблем? Окунулись в студенческую жизнь с вечеринками и тусовками?

— Да никак особенно они на меня не реагировали, но проблем никаких не было. Сейчас всем по большому счету все равно. А насчет вечеринок — да вы что! У меня семья, двое детей — они в шестом и восьмом классах сейчас учатся уже.

Вся эта студенческая активность — она под возраст и про интересы. А у меня они уже другие, так что я просто учился.

— Когда вы решили пойти учиться, как отреагировала ваша жена? Не было фраз из серии: «Валентин, у нас семья и дети. Какая еще учеба!»?

— Ольга меня здорово поддержала. Если бы она так сказала, я бы, наверное, и не пошел никуда. Я ей как-то сказал: «Слушай, я тут подумал. Что мы делаем вообще в своей жизни? Зачем это все? Хочу пойти в институт учиться». Она сказала: «Молодец, иди учись». Жена большую роль сыграла, потому что без такой поддержки это все было бы нереально.

— Как давно вы вместе и чем она занимается?

— Мы вместе где-то с 2004 года, познакомились, когда работали в одном агентстве. Она, в отличие от меня, до сих пор работает в сфере недвижимости.

— А по какому графику работаете вы и как это выражается финансово? Ваша супруга зарабатывает больше, чем вы?

— Я работаю на полставки по графику два через два. Хоть и считаюсь бюджетником, но с зарплатами у нас все не так плохо, как кажется. Есть надбавки.

Если судить в общем, то жена, наверное, все-таки и правда зарабатывает больше, но у меня зарплата стабильнее, потому что не зависит от числа сделок. Не могу сказать, сколько конкретно я получаю, но нормально. Жить можно.

— А на что вы жили, пока учились в магистратуре, если ушли с почты перед поступлением?

— Сначала я хотел просто учиться, отдаться этому полностью и больше ничего не делать. У меня были накопления. Так я отучился где-то год, но потом деньги кончились и пришлось пойти работать.

Устроился дворником. И вот эта неквалифицированная работа очень меня спасла во время учебы. Однокурсники, кто совмещал учебу с обычной работой не по специальности, доучивались с большим трудом, а кто-то и не доучился. Когда есть одни задачи на работе, другие на учебе — голова кругом идет. А у меня мозги отдыхали. Физкультура на свежем воздухе, еще и оплачиваемая!

Это очень полезно для мозгов — разгружаться, заниматься физическим трудом и ни о чем не думать. Почему этого никто не понимает, я не знаю. Я вот понял, и мне было хорошо.

— Расскажите о том, чем вы занимаетесь сейчас. Правильно понимаю, что именно в вашей лаборатории исследуют частицы удаленных во время операций опухолей, чтобы элементарно установить, рак это или нет?

— Если говорить очень по-простому, то да. Я работаю в патологоанатомическом отделе, в лаборатории иммуногистохимического анализа.

Есть маркеры. Мы видим клетку, можем ее под микроскопом рассмотреть, а молекулу увидеть не можем. Иммунохимия базируется на том, что антитела очень специфичны. Используется взаимодействие «антиген — антитело», поэтому если специальные антитела прикрепились к белкам-маркерам, то это позволяет идентифицировать патологию или ее отсутствие.

— Насколько подходит для этого то оборудование, которое у вас есть, и легко ли ошибиться в вашей работе?

— Оборудования достаточно, оно новое и современное. А работы много, так как молекулярные методы очень точны и становятся все более востребованы в медицинской практике. Но для нас это как молекулярная механика. Мы делаем проявку, но диагноз я не ставлю, интерпретацию проводят уже врачи.

Это, конечно, интересная работа, но по сути конвейер, текучка. Думаю о том, как можно использовать такой хороший объем данных в научной работе, чтобы была польза не только для индивидуальных пациентов, но и в более обобщенном виде, возможно в виде исследований.

— Но в целом вы сейчас чувствуете себя больше на своем месте, чем раньше? Думаете, что зарабатывать могли больше, если бы не пошли бюджетником на полставки?

— Думаю, да, я на своем месте. Нет мыслей, что я сделал что-то не то. Жизнь конечна, и пытаться что-то под себя подгрести — зачем? У савана карманов нет.

К тому же в жизни нет ничего стабильного. Ты можешь выбрать профессию, которая будет казаться тебе мегастабильной, но через какое-то время она окажется невостребованной. Выбирать на основе чего-то рационального очень проблематично. Я на себе понял, что лучше всего идти туда, куда хочется.

Одну машину купил, потом другую — пошире, поуже... Ты как белка в колесе крутишься, а ничего не меняется. В какой-то момент я просто понял, что если ты никаких творческих задач не выполняешь, то все это бесполезно. Ты и себя-то даже оценить не можешь.

— А какие творческие задачи в том, что вы сейчас делаете? Вы же сами сказали, что это текучка.

— Если это воспринимать как текучку, то да. А если начать это использовать как материал, который можно обобщить, то можно написать по этому научную работу, кандидатскую защитить и начать развитие какое-то.

Вот посмотрите, автомобили скоро будут водить роботы. Причем и сами автомобили, скорее всего, изменятся. Если не нужен человек, чтобы он водил, то зачем у автомобиля лобовое стекло, например? Или, когда я чинил технику, сначала думал: «Ладно, водителей заменят. Но чинить-то машины будут люди». А потом понял, что это только потому, что она сделана под слесаря-человека. Если ее и изначально спроектируют под то, чтобы ее обслуживал робот в виде специального стенда, то и в сервисе все будет по-другому. Это рутинная работа, и она вся будет уничтожена роботами.

Поэтому заниматься человеком — это сейчас самое интересное, потому что техника отходит на второй план. Техника — это, конечно, интересно, но то, как мы будем улучшать человека в дальнейшем, — гораздо интереснее. В общем-то, мы уже сейчас себя улучшаем. Та же вакцина от COVID-19 — это уже своего рода модификация организма системой из кусочка ДНК в белковом капсиде, как флешка, которую мы засаживаем в себя. Вакцина меняет нашу иммунную систему, делая организм неуязвимым к гадкому вирусу.

— Но это ведь не новая история, люди и раньше прививались от болезней.

— А они откуда появились? От того же желания, грубо говоря, победить смерть. Вспомните историю, когда две девушки заблудились в горах зимой. Они заплутали в десяти километрах от жилья, когда ближайший поселок, цивилизация, теплая батарея были от них всего в двух часах ходьбы. Это говорит о том, насколько тонка грань между нами и смертельной опасностью. Они чуть-чуть отошли от этой границы, в итоге одна умерла, а второй ампутировали ступни.

Получается, что вся деятельность человека как раз таки и сводится к тому, отодвигаем мы эту границу или нет.

— Почему вы не пошли, например, преподавать философию с таким подходом?

— А может, я еще и пойду. Любой человек сейчас может делать все, что он хочет, потому что вокруг бездна информации, в которой можно найти что угодно и применить себя.

Мы уже рассказывали о екатеринбуржцах, которые кардинально поменяли свою жизнь. Прочитайте историю молодого парня, который работал на заводе, а потом начал делать девушкам маникюр, или историю человека, бросившего прибыльную работу, чтобы учить детей футболу.

Если вы или ваши знакомые тоже кардинально изменили свою жизнь, поменяв работу, внешность или переехав в необычную страну, расскажите нам об этом! Пишите на почту julia.zabailovich@gmail.com.